Рейн шагнул ближе и положил руки на мои плечи.
– Эрла, я рассчитывал, что ты отправишься в Нианору со мной. На неделю-две.
– Зачем?
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – Рейн отпустил меня и вытащил из кармана лист бумаги. – Это письмо, которое я получил от знакомого в ответ на запрос о твоих родителях.
– Ты делал запрос о моих родителях?
– Сразу же, как узнал о твоей истории. Есть новая и весьма удивительная информация. Мой друг отыскал ее в архиве.
– Что? – прошептала я пересохшими губами. Голова легко закружилась. Какие еще новости, какие еще испытания Рейн мне приготовил?
Я боялась услышать то, что он скажет, и меня пугало новое выражение на его лице – напряженное, задумчивое, озадаченное...
– Полгода назад на берег близ Мерстада вынесло бутылку. Толстого афарского стекла, с выгравированными символами, значение которых никто не смог истолковать. Внутри была записка. Бумага пострадала от воды и соли. Лист необычный. По-видимому, вырван из старинной книги на неизвестном языке. На чистом участке чернилами написано несколько слов от руки. Кое-что удалось разобрать.
– Что же?!
Рейн поднес письмо к глазам и негромко прочитал:
– Всего четыре слова. Вот. «Коралловая пирамида... Вернемся...» и... – он поднял на меня глаза и произнес последнее слово:
– «Эрла». В записке можно разобрать твое имя. Оно редкое, не так ли?
Я молчала и часто дышала. Неужели я только что получила оборванный, неясный привет из прошлого от моих родителей?
– Бутылка болталась в море много лет, обросла ракушками и проделала долгий путь.
– Что такое Коралловая пирамида?
– Остров у западного берега Афара. О нем мало что известно, но ходит много мрачных легенд. Говорят, нога мореплавателя не ступала на остров уж лет двести. До него сложно добраться. Остров необитаем и мал. В центре возвышается пирамида, возведенная неизвестно кем и неизвестно когда. Вот и все, что я знаю.
– Там мои родители? Они не могут выбраться оттуда?
– Не хочу тебя обнадеживать, Эрла. Это маловероятно. Но это послание требует расследования. Тебе стоит поехать в столицу и глянуть на него. Оно хранится в архиве забытых дел. Возможно, ты узнаешь руку, что написала эти слова. У тебя же есть образцы почерка твоих родителей? Остались письма, дневники?
– Да, да... конечно! – я прижала пальцы к вискам, пытаясь уложить в голове ошеломляющие сведения.
– Потом мы вернемся в Ферробург вместе.
– Вместе? Зачем тебе возвращаться в Ферробург, Рейн?
– Эрла, я собираюсь написать прошение о постоянном переводе в ваш город.
Я вскинула на него глаза. Рейн смотрел на меня серьезно.
– Почему ты решил остаться, Рейн? Ты же не любишь Ферробург.
– Тут ужасный бардак, но я приложу все силы, чтобы его искоренить.
– А как же поиски твоей дочери? Ведь их удобнее вести из столицы.
– Отсюда тоже справлюсь. Главная причина моего возвращения – ты. Ты не захочешь покидать Ферробург навсегда, не так ли Эрла? Хотя я считаю, что тебе было бы лучше в столице. Ты и там могла бы открыть чайную.
– Конечно, я не хочу покидать Ферробург! Но ты, Рейн...
– Давай не будем говорить «ты» или «я». Пусть отныне будет «мы».
У меня перехватило дыхание. Рейн осторожно взял меня за локти, притянул к себе. Его шляпа упала в снег, но он не обратил на это внимания.
Мои ладони легли на его грудь, и я слышала глухие, тяжелые толчки его сердца. Подняла голову и увидела как на щеке Рейна, ниже шрама, дрогнула мышца. От взгляда его светлых глаз по телу пробежала волна жара.
– Продолжим эту историю вместе, Эрла, – тихо сказал Рейн. – И начнем новую – нашу. Попробуем?
– И как же все будет в этой истории?
Я опустила голову и ждала ответ. Уставилась на лацкан его форменного пальто, на серебряную пуговицу, от смущения обхватила ее пальцами и принялась крутить. Снежинки опускались на ткань грубой шерсти и оставляли сверкающие капли.
Рейн накрыл мою руку своей – и вовремя сделал, иначе я бы оторвала пуговицу.
– В ней будет все, что захочешь. Ты откроешь чайную. Мне будет куда возвращаться после долгого дежурства.
– Возвращаться? Не приходить, не навещать, а потом уходить?
– Ну, я бы предпочел именно «возвращаться». Каждый день. К тебе.
– И к Занте... – растерянно сказала я.
– Само собой. Но мы не будем прятаться за стенами твоей новой чудесной чайной. Нас ждут много дел, Эрла. Нам придется путешествовать, искать, исследовать. Менять мир. Но вместе это делать куда интереснее. Ты согласна?
Я кивнула. Еще бы я была не согласна!
– Что ж... тогда вперед?
Нужно было сказать что-то еще, но в голове не осталось ни одной мысли, потому в этот момент Рейн обнял меня, его руки тяжело легли на мою талию, и он прижал меня к себе еще ближе.
Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня, но мы стояли посреди улицы, а комиссары полиции не целуются с девушками у прохожих на виду.
И тогда я сказала то, что обычно говорю в минуты растерянности:
– По-моему, пора выпить чаю. Хочешь?
– С лимонным печеньем, – строго попросил Рейн.
Наклонился и поцеловал меня – сначала легко и нежно, потом как будто дразня и исследуя, а потом глубоко и жарко. Я крепко вцепилась в его плечи – голова нещадно закружилась, я боялась упасть. И еще потому, что мне хотелось быть ближе к нему, хотя и так распласталась на его твердой груди.
Но Рейну все же пришлось отпустить меня, потому что к нам подошел доктор Штраус.
– Вот я вас и догнал, – глупо улыбнулся он. – Простите. кажется, я помешал.
– Еще как, – невежливо заметил Рейн.
Доктор виновато глянул на нас и припустил дальше по улице, глупо улыбаясь.
– Ну, идем? – Рейн взял меня под руку. – Сначала чай, а потом все остальное. Хотя нет... лучше наоборот.
– Или одновременно, – улыбнулась я.
Мы двинулись вперед. Первый снег хрустел под нашими ногами – белоснежный и блестящий, как чистый лист для новой главы жизни.
И конечно, история на нем будет написана чудесная!
