Натали Р
Брак по-тиквийски 6. Жизнь после смерти
Теперь все будет не так
Адский дождь лил всю ночь. Небеса словно разверзлись, и с них колотили молнии и хлестали холодные струи, сливающиеся в водопад. В такую погоду не то что хозяин питомца на улицу не выпустит… Ни один разумный человек не выйдет под такой ливень и порывы ветра, даже если кажется, что положено. Тильгримский патруль спрятался в придорожное кафе и грелся чаем. А смысл вылезать и куда-то ехать? За стеной дождя не видно машину, стоящую под окнами; что в таком разе патруль сможет углядеть на дороге? Несерьезно. Все равно преступники в такую лютую непогоду под крышами сидят, они ж тоже люди.
Только под утро начало утихать. Потоки воды превратились в струи, те распались на капли — пока еще тяжелые и откровенно ледяные, но все же не море, льющееся сверху. Младший командир Рикер осторожно приоткрыл дверь кафе и высунул голову за порог. По макушке зашлепали капли, стекая на лицо. Патрульный джип, чисто вымытый естественным образом, стоял в огромной луже. Рикер вздохнул и обернулся к подчиненным, стирая воду с лица пятерней:
— Поехали. И так уж засиделись, начальство по головке не погладит.
Охая и стеная, безопасники поднялись из-за стола, застегивая форменные куртки и проверяя оружие. Рикер подошел к стойке, протянул расчетную карточку. Сонный толстяк поднес считыватель, поблагодарил.
Завести джип поручили самому невезучему — выбранному жребием. С жалобным видом парень, загребая воду ботинками, добрался до транспортного средства, открыл его и подогнал к ожидающим на крыльце товарищам, не желающим мочить ноги. Все загрузились, машина тронулась, расплескивая лужи. Трасса была пустой от горизонта до горизонта, лишь серое небо сверху да темный асфальт под колесами. Тучи понемногу светлели, но расходиться не спешили. Рикер задремал на заднем сиденье под шум дождя и шин.
Из полусна его выдрал возглас младшего коллеги Пинта:
— Зохен! Там дым!
Рикер протер глаза. Какой дым, откуда? Возгорание в такую-то мокроту? Он посмотрел, куда показывал Пинт. И впрямь, из низины за резким поворотом дороги валил жирный черный дым, какой бывает, когда горят покрышки. Рикер опустил стекло, в салон ворвался влажный воздух, несший с собой характерный запах резиновой гари.
— Вот же зохен, — пробурчал он. — Выходим.
Выходить никому не хотелось, но надо. Ясно ведь, что ЧП. Для собственного удовольствия никто не будет жечь резину под мерзким дождем.
В этом месте трасса шла по насыпи. Что слева, что справа — крутой склон. Рикер подошел к краю насыпи, ежась от промозглости и морщась от резиновой вони. Так и есть, внизу догорала разбитая машина. Ну, как догорала — дождь залил очаг, не дал разгореться пожару в полную силу. Скелет автомобиля уцелел, было похоже, что и внутренность частично сохранилась. Только стекла полопались, да покрышки дымили нещадно. Рикер пригляделся: кажется, внедорожник, чуть ли не такой же, на котором приехали патрульные.
Пинт, спустившийся вниз, чтобы осмотреть автомобиль, крикнул:
— Номер виден! С20-Х48.
— Пробейте, — поручил Рикер другому сотруднику.
И снова вздохнул. Хочешь — не хочешь, нужно лезть вниз по мокрой горке. А потом, что еще печальнее, предстоит взбираться по ней же обратно.
— Тачка не из городских гаражей, — доложил сотрудник. — Номер службы охраны безопасности Ноккэма.
Неспроста силуэт авто показался знакомым.
— Звоните им.
Скользя, Рикер преодолел путь к останкам машины. Пинт, фотографируя ее со всех сторон, кивнул старшему коллеге на искореженную кабину:
— Там труп застрял. Только не знаю, как добраться. — Рядом с пожарищем все еще было горячо, разлились дымящие резиновые лужи.
— Точно труп? Не живой?
Едва вымолвив, Рикер и сам понял, что вопрос дурацкий. Конечно, труп. Кабина всмятку, да еще огонь поработал. Никаких шансов.
— Звоните пожарным, — распорядился младший командир. — Я вызываю следаков.
Следственная группа прибыла к полудню: путь из Тильгрима неблизкий. Ее лишь ненамного опередили пожарные, они еще не успели уехать. На обочине стало многолюдно: патрульный джип, фургон следователей и пожарная машина; пожарные сматывали шланги, нецензурно удивляясь, как что-то могло загореться в такой ливень. Сейчас дождь совсем утих, перейдя в висящую в воздухе мелкую морось, но было очень мокро.
Старший командир Ортнер внимательно осмотрел дорогу. Вираж тот еще. Наверняка водитель не смог вырулить. Ночью плохая видимость, в дождь еще хуже, хоть дюжину фар включай — не поможет. А сцепление с мокрым асфальтом никакое. И чего несчастному вздумалось в этакую непогоду куда-то ехать? К сожалению, все возможные следы смыло: на трассе — дождем, внизу — пожарной пеной. Точную траекторию не установить — на какой скорости ехал автомобиль, где начал тормозить, в каком месте его снесло с дороги, как на грех, не огороженной. Остаются лишь предположения.
— Господин Ортнер! — позвал снизу эксперт Гьюл.
Что-то в его голосе показалось настораживающим. Ортнер посмотрел на Гьюла с обочины. Непроницаемое лицо опытного безопасника. Но Ортнер, не менее опытный, умел читать и по таким. Гьюл обнаружил нечто. Нечто очень нехорошее.
С сожалением скинув мешающий плащ, Ортнер стал спускаться, опираясь на руку патрульного, не успевшего сделать вид, что он занят чем-то другим.
— Господин Ортнер, — прошептал стажер, указывая на кабину. Глаза большие-большие, а в них шок. — Там женщина. Три-четыре дюжины весен, — продемонстрировал он профессионализм, невзирая на подавленное состояние. — Точнее не определить: труп обгорел.
Сердце сжалось. Гибель мужчины вызывает грусть, но гибель женщины — двенадцатикратную печаль. Или во сколько там раз их меньше? Господин Ильтен упоминал однажды, но Ортнер забыл. Лучше и не знать, чтоб не расстраиваться. Три-четыре дюжины весен — значит, могла бы еще нескольких детей родить до климакса, а теперь — всё.
Пожарные возились с резаком — необходимо было разрезать кабину, чтобы вытащить тело. Гьюл, стоящий рядом с ними, посмотрел на начальника, и в его взгляде Ортнер прочел: дурные новости не закончились. Он деликатно отстранил плечистого пожарного и заглянул внутрь.
— Зохен!
— По-моему, она непохожа на зохена, — буркнул пожарный. — Красивая баба была, не глядите, что лицо попорчено.
Глубокая царапина от виска и через весь лоб, запекшаяся черная кровь, сморщившаяся от пламени кожа на левой щеке…
— Вы тоже узнали, да? — почти неслышно спросил Гьюл.
Ортнер вздохнул и молча кивнул. Не есть нам больше варенья, подумалось почему-то. Вот я кретин, выругал он сам себя, неужели мне больше не о чем жалеть? Деревяха стоеросовая, как она сказала бы. Но нет, это просто защитная реакция нервной системы. Думать о несущественном, крутить в мозгу глупости, чтобы сердце не отказало от перегрузки.
— Что мы ее мужу скажем? — проговорил Гьюл. Эксперт, кажется, тоже в эмоциональном ступоре.
Ортнер взял себя в руки. Он же не впечатлительный родственник, он — руководитель следственной группы. Его задача — установить, почему и как случилось то, что случилось, и сообщить свои выводы в подходящих формулировках.
— Скажем, что не справилась с управлением.
Чтобы она да с управлением не справилась? Зохенский бред. Поверит ли муж? Он ее хорошо знает, но в достаточной ли степени, чтобы адекватно оценивать ее мастерство вождения? Ортнер-то помнил, что она творила в лесу, лавируя между деревьями и оврагами, когда ловили неудачника, укравшего ребенка в Тильгриме. Он, Ортнер, вообще не предполагал, что автомобиль может там ехать. И этот урод не ожидал. Думал, что на велосипеде легко уйдет от пеших преследователей, а вот как бы не так.
Он напишет в заключении, что она не сумела удержать машину на дороге. А потом не смогла выбраться. Тоже бред. Кто другой, может, и усомнится, но экспертам ясно, что труп не зажат. Она непременно выбралась бы: заклинила дверь — разбила бы окно, застряла одежда — разорвала бы ее к зохенам. Потеряла голову от страха? Нет, не про нее.
