Ваше Сиятельство #5 - Эрли Моури

В этот раз свечение было почти красным. Цвет его часто указывает на эмоциональное состояние бога или богини. В этом я убеждался в прошлых жизнях и в жизни этой, на примере Геры. И если бы сейчас я не был абсолютно уверен в появлении Артемиды, то мог бы подумать, что передо мной вот-вот явится разгневанная супруга Громовержца.

Когда свечение разгорелось ярче, оттенок его сместился к бледно-оранжевому, а потом оно и вовсе стало перламутровым. Обычно таким оно бывает при появлении Небесной Охотницы. Свет уплотнился, принимая форму миндального зерна. В нем проступил силуэт богини, и в следующий миг Артемида предстала в земном теле. Ее серебряные глаза сердито смотрели на меня.

— Радуйся, Прекраснейшая из прекрасных! — приветствовал я богиню по древнему обычаю, принятому на Олимпе и перенятому эллинами. Правда на их языке это приветствие звучало как «Хайре!».

— Нет причин к радости, — ответила дочь Лето, и я понял, что она в скверном настроении. Настолько скверном, каком я не знал ее никогда, даже тысячи лет назад.

Мысль подойти и обнять ее тут же отлетела сама собой.

— Полагаю, причина твоего недовольства — я? — в этот миг мне показалось, что мы здесь не одни.

Очень смутно я чувствовал присутствие еще кого-то из богов, возможно даже ни одного. Подобное ощущение я испытывал в ритуальном зале, когда вопреки стараниям Геры уничтожил поклонников Морены и «Стальных Волков». Да, да тональность этого ощущения и сейчас была очень похожа. Когда бог не проявлен, то даже самому высокому магу не всегда удается его почувствовать, тем более определить, кто именно из богов поблизости. Но сейчас я был уверен, что где-то рядом Величайшая. Возможно, она присутствовала здесь раньше, а я, занятый миссис Барнс, даже не подозревал о ее опасном соседстве. И теперь мне было как-то не слишком ясно: если сюда явилась Артемида для неприятного разговора, то каким образом здесь же прячется враждебная ей Гера? Ведь Небесная Охотница должна распознать ее раньше меня.

— Ты меня унизил, Астерий, — свечение вокруг Артемиды снова приобрело оранжевый оттенок.

— Дорогая, что случилось? Давай поговорим спокойно. Пожалуйста, уйми свой гнев, — я шагнул к ней.

— Не смей ко мне приближаться! — она выставила вперед ладонь. — И спокойно теперь не получится.

— Может ты объяснишь причину своего недовольства? — я сделал еще пару шагов и остановился.

— Ты и сам все прекрасно знаешь. Я думала, что значу для тебя больше, чем… — она замялась не в силах подобрать слова или не желая произносить их. — Я думала о тебе… А ты после нашего расставания даже не вспоминал о моем существовании. Свое истинное отношение ко мне ты проявил сейчас вот здесь, — она кивнула на диван. — Видимо, еще проявишь завтра при встрече со своей возлюбленной актрисой. Какое у тебя широкое сердце, Астерий! Любой бог позавидует! Оно вмещает всех едва приглянувшихся женщин, но в нем нет меня! Помню, как ты называл меня своей возлюбленной богиней и целовал. И знаешь, когда ты это говорил, я старалась не слышать слово «богиня», — так мне твоя речь казалась теплее, сближала бы нас. Какова же цена тех твоих слов⁈

— Цена их не стала ниже. Я могу сто раз повторить, что люблю тебя и это будет от чистого сердца. Ты была и есть моя единственная возлюбленная богиня. На Небесах для меня больше нет никого. Ты знаешь, что я ради тебя я отверг Геру, я ни разу не взывал ни к Афине, ни к Афродите, хотя обе они всегда были благосклонны ко мне и между нами прежде водилась дружба. Среди богов для меня имеешь значение только ты, и я честен с тобой Арти. А то, что было здесь, это не имеет к любви никакого отношения. Ты это так же хорошо знаешь. Если я сейчас за ужином выпил несколько глотков кипрского вина, то это не значит, что это вино я люблю больше тебя. Разве не ты мне говорила, что боги не ревнуют к смертным? Какова тогда цена твоих слов? — наверное я зря повернул сейчас вопрос так — ее нельзя было упрекать. Мне и в голову не могло прийти, что Артемида будет страдать. И, собственно, из-за чего? Не из-за моей любви к Ольге, не из-за отношений с Ленской — Охотница это приняла. А из-за какого-то грубого, животного секса с англичанкой, которая уж точно не занимает ни одной частицы моего сердца. Что произошло с моей возлюбленной богиней? С чего она вдруг начала смешивать мои земные похождения с небесными отношениями?

— Да, боги не должны… — она отвернулась, потом резко повернулась ко мне. — Но всему есть предел. Ты меня жестоко обидел, Астерий. Никогда и никто из смертных не обижал меня так!

— Ты говорила сейчас с Герой? — именно такая догадка поразила меня, хотя еще недавно подобный разговор между Охотницей и Величайшей мне казался невозможным.

— Я говорила с братом! Какое это имеет значение? — в эту минуту, если бы не свечение вокруг нее, то богиня была бы похожа на обычную земную женщину. Вернее, необычную: очень красивую и очень рассерженную.

— Твой брат под влиянием Геры — ты это должна понимать лучше меня. Все, что он говорит, выгодно супруге Перуна и направлено против Лето, тебя и меня. Что с тобой случилось, дорогая моя? Что они тебе про меня наговорили? — я почувствовал энергетические волнения на тонком плане. Слишком сильные, чтобы они могли исходить лишь от одного бога.

— Без посторонних слов я сама уже все поняла: ты вспоминаешь обо мне, лишь когда я тебе нужна. Мне хочется пронзить тебя стрелой, Астерий! Хочется, чтобы десять стрел пробили тебя насквозь! Хочется, чтобы ты тоже почувствовал хоть что-то кроме своих неуемных желаний! — ее серебряные глаза стали влажными.

— Дорогая моя, я представить не мог, что Гера может повлиять даже на тебя. Иди ко мне, — я протянул к ней руки. — Ведь ты всегда отделяла земное от небесного. Зачем же сейчас ты все смешиваешь воедино?

— Не приближайся ко мне! — Охотница выставила руки перед собой. — Теперь даже не думай, что ко мне можно прикоснуться!

— Мне очень бы не хотелось, чтобы наши отношения испортились. Но если ты решишь так, то я буду вынужден принять. А что касается памяти… — я не хотел обмениваться упреками, но если она начала, то и я не буду держать переживания в себе: — С тех пор, как ты попросила меня прийти в этот мир, чтобы я играл в игру, выгодную тебе и Лето, я вспоминал о тебе каждый день. Вспоминал много раз в день. Взывал как к богине, но ты далеко не всегда отвечала мне. Нет, даже не так, ты отвечала очень редко. Да, конечно, ты высокая богиня и не обязана отзываться на каждое обращение смертного, даже если этот смертный — Астерий. Неважно, что здесь он по твоей просьбе. И неважно, что он старается для тебя и искреннее тебя любит. Указывая на этот диван, ты хотела упрекнуть меня в нечестности или предательстве? Но я обещал лишь одно… Обещал, что в этом мире у меня не будет сердечных отношений ни с одной богиней, кроме тебя. И тебя это обещание устроило. Ты мудрая богиня и понимаешь, вернее, понимала, что я не могу прожить жизнь земную, отвергнув все земное и думая лишь о тебе. Ты знаешь, что я не поддался чарам Геры. Я чист перед тобой. Чист, честен и полностью открыт. В то время как ты держишь в тайне от меня нечто важное, не первый раз намекая на это. Ты многое недоговариваешь или даже играешь мной. Конечно, в твоих глазах я — смертный, а ты — великая богиня. Пусть будет так. Я пойду своей дорогой, а ты — своей. Радости тебе, Охотница!

— Астерий! Не смей со мной так говорить! — вспыхнула она. — Ты забываешь, кто я!

— Разве? Я это как раз ясно обозначил. Я подчеркнул разницу между нами: ты великая богиня с Олимпа, а я всего лишь человек, скиталец в бесчисленных мирах. Наслаждайся этой разницей вечно, я же как-нибудь обойдусь земным. С этой минуты мне игры богов интересны лишь в том случае, если они нравятся лично мне, — эти слова было тяжело произносить, но в них имелось правды куда