Служебный роман для богини любви 2 - Катерина Заблоцкая

Все вокруг стихло. Не звенели стрелы, не было слышно воинственных криков Матильды. Себастьян выпустил меня из кольца своих рук, будто понимая то, что осознать я сама была не способна, и я рванулась вперед, к брату.

— Ты ему не поможешь! — только и успел выкрикнуть Себастьян, но я и так уже это понимала.

Рене пожертвовал собой. Его и Верховную пронизывали насквозь острые, смертоносные стрелы. Эти последние объятия, в которые он заключил Матильду, стали для неё приговором. Ведь стрелы, выбирая кратчайший путь, пронзили её насквозь, прошивая и Рене. На его рубашке расцветали кровавые розы, а сам он стоял, как будто ещё не до конца понимая, что произошло.

— Прости, — прошептал он на ухо живой ещё Матильде. — Я как черная метка.

— Оно того стоило, — она с трудом растянула губы в улыбке. — Такие, как ты, встречаются один на миллион… Мне жаль, Рене.

Она потянулась к нему, будто и не было стрел, сшивающих их между собой, и поцеловала, отдавая свои последние жизненные силы. Крепко обнимала его, игнорируя жуткую боль от ран. Рене, как будто прощаясь с жизнью, ответил на поцелуй.

Я рванулась к ним, но Себастьян крепко держал меня. Слишком крепко, чтобы я хоть попыталась помочь.

— Эдита, — услышала я его шепот. — Эдита, прошу тебя! Ты не сможешь его спасти! Даже царапина, полученная этой стрелой, смертельна!

— Но он ещё жив!

— Потому что его держит бессмертная! — Себастьян рывком притянул меня к себе. — Отвернись, прошу тебя. Эдита…

Я не могла.

…Из ран Матильды текла не кровь. Она не выдергивала стрелы, будто боялась потерять ту последнюю связь с Рене. Нам надо было бежать, пока она ещё не восстановилась, я понимала это, но не могла сойти с места. Наблюдала, как завороженная, за тем, как растворяются в воздухе стрелы.

А потом Матильду и Рене окутало золотое свечение. На них было больно смотреть, и я невольно зажмурилась. Перед глазами все плыло от неконтролируемых слез. Мой брат, человек, который был ко мне достаточно добр, чтобы простить даже этот обмен между мирами, умер ради нас с Себастьяном. Умер, бросившись наперерез стрелам, и принял смерть от руки той, которую действительно любил.

Любила ли она его?

— Святые небеса, — выдохнул Себастьян.

Рене и Матильду окутало золотое свечение. Стрел больше не было, и заколдованные лучники смотрели на свою Верховную, не решаясь повторить залп без приказа.

Подул ветер, и я увидела, как рассыпаются золотом волосы Матильды.

…Я видела такое на картинках. Истинные боги, такие, как Матильда, не погибали подобно людям. Для них не существовало посмертья. Они рассыпались золотым песком, отдавая свою силу следующему избранному, обязанному занять их место.

И теперь Матильда умирала.

Я была уверена в том, что даже заколдованные стрелы не могли причинить ей ни малейшего вреда. Но она осыпалась в руках Рене золотым песком, а он пошатнулся и рухнул на колени, истекая кровью. Но не упал, только склонил голову пред своей богиней… Пред любимой женщиной, пытавшейся отобрать и его, и наши жизни, а сейчас…

Последним упал кулон с песочными часами, который всегда носила Матильда. Вихрь золотого песка окутал Рене, и я с трудом могла рассмотреть его в этом вихре. Плечи Рене подрагивали, магия била его, будто нанесенных стрелами ран было мало…

Золотого песка с каждым ударом становилось все меньше и меньше. Вокруг Рене всё сияло, и он запрокинул голову назад, будто впитывая в себя колдовство Матильды. От неё не осталось уже и следа, а Рене…

На его рубашке всё ещё цвели вытканные кровью розы. Но он сам, казалось, не чувствовал боли от ран, а медленно поднялся на ноги.

Рене был всё так же божественно красив. Сверкали синевой его глаза, подрагивали, будто выбирая между гримасой и улыбкой, губы. Он расправил плечи и смотрел вперед.

На шее у мужчины сверкал кулон Верховной.

Или теперь уже Верховного.

Черты его лица ещё больше заострились, и теперь казалось, будто Рене какой-то… Ненастоящий. Что он не с нами. В его глазах появилось нечто потустороннее, то, что пыталось появиться во взгляде уже много дней подряд, но никак не могло прорваться сквозь привычное выражение.

Лучники опустили оружие и опустились на одно колено, отдавая присягу своему новому Верховному. Рене оглянулся на них, и его губы тронула такая знакомая, родная мне улыбка.

Люди, которые так улыбаются, точно не умирают.

— Она спасла его? — выдохнула я.

— Нет, — покачал головой Себастьян. — Она прокляла его своим бессмертием.

Он не договорил, но я и так всё поняла. Потому что у Рене теперь не было иного выбора, кроме как уничтожить нас.

— Бежим! — выдохнул Себастьян, как будто наконец-то приходя в себя. — Скорее, Эдита.

— Но…

— Он больше не твой брат. Он Верховный. И его долг — уничтожить тебя. Эдита, бежим, — Себастьян потянул меня за руку. — Скорее!

Рене растерянно оглянулся. Он вскинул руку, и вокруг его пальцев образовался золотистый ореол. Он потянулся к груди и застыл. Теперь кулон в виде песочных часов висел уже на его шее. Рене стал новым Верховным, новым Хранителем Времени, но еще толком не понимал, что с ним произошло. Длинные, тонкие пальцы скользнули по поверхности кулона, очерчивая его форму, и Рене вздрогнул.

— Этого не может быть, — прошептал он.

Его рука, словно принадлежащая не самому Рене, а какому-то другому человеку, спустилась вниз, к груди, там, где должны были остаться раны от стрел. Сами стрелы превратились в золотой песок, такой же, как и Матильда.

— Приказывайте, Верховный, — проронил один из Истинных. — Убить их?

— Бежим!

Последнее восклицание принадлежало уже Себастьяну. Он рванул меня за собой, увлекая к своей повозке.

— Эдита, прежде чем он пришел в себя!

Мне очень хотелось сейчас броситься к Рене, обнять его, все ему объяснить. Но я не знала, был ли это тот самый человек, бог красоты и искусств, что так удивлял меня собственной мудростью последние несколько недель…

Или вместо него оказался чужой жестокий бог. Верховный, способный лишить жизни ни в чем не повинных людей.

Ведь теперь он — само Время. Хранит его. И должен держать весь мир в балансе.

Я не услышала, что Рене сказал Истинным. Одна из стрел взмыла в воздух за мгновение до того, как мы с Себастьяном все-таки заскочили в повозку, и бог смерти выкрикнул какую-то