Кристина Уоррен
Неуправляемая
Гаргульи — 5
Начало
Давным-давно, когда мир был молод и в нем жила магия, между Светом и Тьмой существовало непрочное равновесие. Свет созидал, а Тьма разрушала. Свет освещал, а Тьма заслоняла. Свет дарил, а Тьма отнимала.
Но при этом Тьма проявляла недовольство. Она послала своих слуг к жителям Земли, чтобы склонить человечество на свою сторону. Она собирала силу, но чем больше ее становилось, тем больше росло желание обладать.
Она приняла форму Семи Демонов — проявление чистого зла, существовавшее только для того, чтобы питаться душами людей. Насытившись силой, они объединялись и пожирали сам Свет.
Человечество содрогнулось. Против сил Тьмы у большинства не было защиты. Лишь наделенные магией могли воздействовать на Тьму и ее слуг.
Эти немногие стали Хранителями, образовав Академию, чтобы противостоять злу, но даже им не хватало сил для победы. Требовалось оружие огромной силы, которое мог дать только сам Свет. Объединив свою магию, они произнесли заклинание вызова и призвали Стражей.
На призыв откликнулись семь воинов, созданных Светом для того, чтобы стать его воинами. Огромные бессмертные фигуры, крылатые и могучие, спустились с небес. Каждый из них держал в руках оружие, но также обладал клыками и когтями, чтобы разрывать врагов на части. Они стали Стражами человечества и вели долгую и кровопролитную войну с демонами Тьмы.
Пролилось много крови, содрогнулась земля, но, в конце концов, Стражи одержали победу. Они разорвали Семь Демонов на части и изгнали их из земного мира в тюрьмы, подготовленные Хранителями. Выполнив свой долг, они встали среди людей как воины, нечеловеческие, чужие и могущественные.
Хранители посчитали, что Стражам не место на земле, и с помощью своей магии погрузили бессмертных воинов в сон. Закованные в камень, они спали на протяжении многих веков, пока Тьма вновь не вырвалась на свободу в мир людей.
Стражи вновь выполнили свою задачу по избавлению мира людей от угрозы, исходящей от демонов, и вновь были отправлены Хранителями в сон. Они бодрствовали, сражались и спали. И так раз за разом.
В конце концов, первые Стражи потеряли интерес к защите человечества. Они не имели связи с людьми, которых защищали, не проводили с ними времени, мало знали их характеры и обычаи. Через некоторое время Хранители призвали Стражей, чтобы те защитили их от новой угрозы, но Стражи не проснулись. Они не смогли откликнуться на зов людей, и, казалось, что мир смертных падет под натиском Тьмы.
Академия была в отчаянии. Пока однажды не появилась властная женщина… обладающая собственной магией… которая проигнорировала попытки Хранителей отстранить ее от дел. Она знала, что опасность, грозящая человечеству, велика и что Стражи — единственная надежда ее народа на выживание.
Тогда она опустилась на колени у ног статуи Стража и стала молиться, чтобы он пробудился и защитил ее. Хранители насмехались и ругали ее, но мольбы подействовали. Страж откликнулся на ее призыв и пробудился ото сна. Он назвал эту женщину своей парой и вновь поднял оружие против Тьмы.
Одна за другой появлялись женщины, наделенные силой, и пробуждали Стражей, становясь их парами. Сверхъестественные воины победили Тьму, но после того, как угроза была ликвидирована, они отказались вернуться в сон и расстаться со своими парами. Они остались среди людей, отказавшись от бессмертия, чтобы дожить свои дни вместе с супругами.
Были призваны новые Стражи, и в легендах было записано, что любой, кто придет после, сохраняет право найти себе человеческую пару и пожертвовать своим положением, чтобы остаться рядом с ней.
Глава 1
Майкл Драммонд был человеком, благословленным сестрами, хотя бывали времена… например, как сейчас… когда он хотел бы, чтобы его родители, возможно, меньше благословляли и больше грешили. С профилактической точки зрения.
Но как добропорядочные ирландские католики, Маделайн и Стивен Драммонд произвели на свет пятерых здоровых детей… четырех красивых, независимых девочек и одного мальчика, к сожалению, оказавшегося в меньшинстве, застрявшего посередине и не имеющего никакой надежды на спасение.
Кто еще, как не сестра, могла заставить Драма стоять на улице в сырую, холодную сентябрьскую ночь с заледеневшей задницей, в то время как весь респектабельный Дублин уютно лежал в своих постелях?
«Никто, черт возьми», — признал он, засовывая руки поглубже в карманы своей потрепанной кожаной куртки. Никто, кроме сестры и настойчивого покалывания в затылке, которое мучило его, словно зуд.
Покалывание началось почти полгода назад, когда запланированные мероприятия, посвященные столетию Пасхального восстания [1], отклонились от намеченного курса и превратились в хаотичный кошмар с осколками бомб и окровавленными лицами. Правительство назвало это терроризмом, и Драм не мог с этим не согласиться, но он также не мог избавиться от назойливой уверенности в том, что это нападение стало сигналом к чему-то большему.
Драм не мог объяснить, что он имел в виду. Даже не мог указать в каком направлении, но с тех пор, как начались Пасхальные беспорядки, воздух в его родном Дублине стал казаться другим, более острым и тонким, как острие ножа, вечно приставленного к горлу.
Он даже представить не мог, что будет нести подобную чушь, не имея ни малейшего реального доказательства, на которое можно было бы указать и сказать: «Смотри. Видишь, как все изменилось?» Нет, Драм достаточно вырос, чтобы понимать, что это работает не так как у сестры, у которой было гораздо больше шансов увидеть надвигающуюся катастрофу, чем у него.
Они оба знали, что не стоит кричать о том, что падают небеса, пока у них не появилось чертовски веских доказательств, подтверждающих их заявления. Даже сентиментальные суеверные ирландцы четким росчерком пера проводили грань между интуицией и безумием. Драм держал рот на замке.
Он также не терял бдительности, хотя бы для того, чтобы не видеть сны. Игнорирование своих чувств приводило лишь к беспокойному сну и постоянным видениям о том, о чем он не хотел говорить и не хотел бы вспоминать.
Поэтому принял меры и изложил их с точки зрения современной преступности и роста мирового терроризма. Он старался донести до членов своей семьи, что в современном мире никто не должен глупо рисковать, что семья должна держаться вместе и прикрывать друг друга.
Поэтому он сам был виноват в том, что младшая из его сестер вытащила его в такой час в неприятную сырость. Разумеется, он предпочел бы сидеть за стойкой бара в «Кожа да кости» в районе Либерти.
Но бродить по улицам в одиночку в темноте до полуночи было одним из тех занятий, которые он просил своих сестер не делать, и поэтому, уступив одной из них, он оказался чуть ближе к скалистым берегам лицемерия, чем ему хотелось бы. Еще год назад он бы и не задумался о таком графике, но за этот год в Дублине многое изменилось.
Однако Мэйв, сестра, о которой идет речь, и самая младшая в их стае, опаздывала. Как обычно. Она вытащила его из «Костей» менее чем за час до закрытия, как раз когда пиво лилось рекой, а музыка заставляла притоптывать ногой за стойкой. При таких обстоятельствах она могла бы хотя бы немного поторопиться.
Но спешка была не в характере Мэйв, по крайней мере, в той мере, в какой это имело смысл для остального мира. Время от времени она спешила куда-то, чаще всего оставляя за собой запах пролитого чая с молоком и роняя клочки бумаги направо и налево.
Причина этому всегда была книга, которая внезапно понадобилась, но была заброшена несколькими часами ранее в гостиной, потому что она перенесла свое гнездышко для писанины на стол возле кухни, где освещение лучше. А может быть, это был Интернет на компьютере, которым она пользовалась не чаще, чем того требовала необходимость, и с большой неохотой, потому что электронные устройства никогда не нравились Мэйв Драммонд.
