Дело об обнаженной натуре и цветочном горшке - Ирина Иви

Холод. Темнота. Нет, не беспросветный мрак, но источник света слишком мал или недостаточно близок, чтобы хорошо осветить окружающее пространство. К тому же я не могу сфокусироваться – нечеткий, размытый мир плывет и кружится вокруг меня.

Сырость. Она пробирает до костей, заставляя дрожать и подтягивать колени к груди. Где-то капает вода, разбивая давящую тишину. Затхлый, застоявшийся воздух застревает в легких, не давая свободно дышать.

Онемевшее от долгой неподвижности и застывшее от холода тело отказывается повиноваться. Я лежу на твердой, шершавой поверхности среди чего-то непонятного, мягкого, слегка шуршащего, а местами и острого, болезненно утыкающегося мне в руки, ноги, плечи. Ветки с листвой? А лежу я тогда на земле? В саду пансиона? А источник света – это фонарь с главной аллеи?

Нет! Быть того не может! Не мог этот мерзавец вот так запросто бросить меня в месте, где любой может обнаружить меня, откуда я сама могу уйти! Но тогда… где же я?

Я предпринимаю очередную попытку сесть и на этот раз мне это удается… и тут же на голову падает что-то большое и тяжелое, а после с грохотом летит на пол! С глухим стоном я откидываюсь на свое неудобное и непонятное ложе. От боли в голове проясняется, глаза собираются в кучку, но то, что они видят, меня совсем не радует.

Склеп! Определенно, это склеп, но какой-то другой, не тот, в котором мы недавно побывали с Максимилианом!

Я снова сажусь, медленно и осторожно, чтобы не спровоцировать падение еще чего-нибудь на свою многострадальную голову – ей уже достаточно досталось. Оглядываюсь и в ужасе замираю.

Вокруг – глухие стены с табличками, на которых написаны имена усопших, в одной из стен небольшая ниша, в которой горит лампада – от нее-то и исходит тот слабый, трепещущий свет, который я поначалу приняла за свет садового фонаря. А посередине небольшого помещения стоит открытый гроб, усыпанный белыми гвоздиками, в гробу сижу я в чем мать родила, а неподалеку валяется крышка гроба, которой так славно приложило меня по голове.

Еще несколько томительных мгновений провела я на своем жутком ложе, от шока не в силах даже шевельнуться, а потом как ошпаренная выскочила из гроба и снова застыла на месте, беспомощно озираясь по сторонам – бежать было некуда, ничего, хотя бы отдаленно напоминающее дверь, здесь не имелось.

Каменный пол холодил босые ступни, и я поджала пальцы, а потом медленно, неуверенно двинулась вдоль стен, ощупывая и простукивая каждую. На пятом или шестом круге подступающая паника не давала мне вдохнуть полной грудью, а из глаз струились обильные слезы. Я оказалась в смертельной ловушке, из которой не было выхода. Или он был так искусно замаскирован, что обнаружить его не представлялось возможным. По крайней мере, не в том состоянии крайнего испуга, в котором я находилась.

Ходьба разогнала кровь в жилах, и я немного согрелась, но что с того? Я не могу двигаться вечно, не могу жить без воды и еды, не могу найти выход, а если здесь нет какой-нибудь скрытой вентиляции, то скоро закончится кислород. В любом случае, этот склеп станет местом моего упокоения, а этот гроб примет мое остывающее тело.

О да, преступник все рассчитал! Ему даже не придется прятать труп – кому придет в голову искать меня на кладбище в чьем-то семейном склепе? Даже Максимилиан не догадается! Он наверняка проверит тот, другой склеп, в котором мы были, ведь его использовал преступник. Но сюда он не придет. Никто не придет. Никто не узнает, что стало с Флер Лирьен, цветочным магом-недоучкой и полной неудачницей!

Но ведь остальных воспитанниц преступник не убивал! Почему же сейчас все изменилось? Потому что мы с Максимилианом подобрались к нему слишком близко… Убьет ли он и Максимилиана? А может, уже убил…

Сердце сжалось при одной этой мысли, и я зарыдала еще безутешнее, еще безудержнее.

Ноги отказывались меня держать, и я опустилась в гроб – единственное мало-мальски пригодное для сидения место в этой пустой комнате. Подтянув коленки к груди, я обхватила их руками и уткнулась носом в гвоздику, которую положила на колени. Хоть что-то живое среди мертвого камня и мертвых людей, замурованных в нем! Слезы иссякли, зато тело охватила крупная дрожь, с которой я не могла совладать. Да и не пыталась, к чему? Так я и тряслась, уткнувшись носом в цветок, зубы клацали друг о друга, а руки, сцепленные в замок, то и дело разъезжались и приходилось сцеплять их заново, чтобы они хоть как-то поддерживали тело в этом положении, немного удерживающим тепло и прикрывающим мою наготу. Хотя от кого ее здесь было прятать?!

Фитилек лампады затрещал, и я вскинула голову. Должно быть масло подходило к концу. По стенам и потолку метались тени, фитилек корчился в своем предсмертном танце. Вот пламя мигнуло последний раз и погасло, а меня окутала непроглядная темнота.

Стало еще страшнее. Сжавшись в комок, я сидела в гробу и, изо всех сил напрягая зрение, всматривалась во тьму. Не было видно ни-че-го! Но какой простор для богатого воображения! Из одного угла вдруг глянуло на меня чудище с горящими красными глазами, а из другого вылетел призрак, жалобно подвывая на высокой ноте. От ужаса я тихонько заскулила сама и уткнулась лицом в колени – не хочу ничего видеть, это лишь плод моего воображения, ничего этого нет!

Вдруг что-то зашуршало, заскрипело, да так громко и натуралистично, что принять это за игру воображения было уже трудно. Я подняла голову и замерла, от ужаса забывая дышать. Шорох и шуршание не смолкали, а вскоре я увидела тонкую полоску света. Она все расширялась и расширялась.

Я поняла! За мной пришел преступник! Вот она, дверь. Вот он, путь на свободу, если я конечно совладаю с этим человеком. Что ж, сейчас самое время! Пока фонарь не осветил помещение, пока меня не видно…

Тихонько поднявшись на ноги, я кинулась к открывшемуся проходу и с громким воплем бросилась на человека, держащего фонарь.

Это случилось снова.

Уже во второй раз.

Когда Мари не явилась в столовую на завтрак, Жюльет, встревоженная ее отсутствием, решила подняться к ней в спальню – на случай, если Мари