— Шаггитеррианка осталась дома. Я ничего ей не сделал.
Она, кажется, вскочила и закричала, испытывая страшную боль. Асхелека за все десять лет, что помнила себя на Горре, ни разу не усомнилась в смерти матери. Она свято верила, что отец лишь поэтому забрал её. В её голову не приходило даже мысли, что он мог вот так их разлучить, что ему до такой степени не было важно, что чувствует его дочь и мать его дочери. Боль от его равнодушия, от осознания, что все эти годы мама ждала её — где-то там, что все эти годы они могли быть вместе, оказалась слишком сильной, и её психика нырнула в спасительную черноту.
Вновь перевернувшись на спину, Асхелека тихо всхлипнула и вытерла слёзы локтем. Если бы только она могла найти маму. Но искать её на этой планете — это даже не вытаскивать иголку из стога сена. Сено можно перебрать и найти иглу. А как найти её мать, если она такая же, как другие шаггитеррианки, такое же сено? Она не узнает её, с прерывистым вздохом подумала Асхелека, сглатывая новые слёзы.
Под утро, безумно уставшая плакать и вспоминать, поневоле успокаиваясь, она спохватилась, что непростительно расслабилась. В посёлке уже светало. А она до сих пор не придумала, как обеспечить свою безопасность. Ей надо хоть чем-нибудь вооружиться. Ей нужен хотя бы нож.
Рывком перекатившись на своём колком, жестковатом импровизированном ложе, она села. Обе дикарки ещё спали, развалившись на спине и громко посапывая в своём безмятежном сне. Окинув их утлое жилище быстрым взглядом, она убедилась, что не только ножей, но и ничего другого, что можно было бы использовать как оружие, внутри нет. Лишь ворох одежды в углу, пара мисок с ложками — вот и вся утварь.
Вооружаться деревянной ложкой Асхелека не стала — остановить ею шаггитеррианца можно было бы лишь в том случае, если бы дикарь попался голодный — и то, если бы ложку удалось наполнить чем-то вкусным. Но даже в этом случае эффект продлился бы недолго, рассудила она и, вздохнув, вылезла наружу. Если всё ещё спят, то есть время осмотреть посёлок и найти какой-нибудь нож, подумалось ей.
Прохладный по-утреннему воздух вмиг заставил её покрыться мурашками и начать трястись мелкой дрожью, как трясутся голенькие птенцы, выпавшие из гнезда — Асхелека однажды таких видела в лесу. Почувствовав себя так, она поневоле начала резко крутить головой, словно действительно была крошечной замерзшей птицей. Ряды аккуратных здешних домиков представляли собой гораздо более приятное глазу зрелище, чем в том селении, где она была с Тхорном.
Здесь всё казалось каким-то гладким, более цивилизованным, что ли. Аккуратно расчищенная улочка, разбросанные детские игрушки, вырезанные из дерева, убранные кострища, посуда, сложенная под навесом возле одной из хижин. А вот и ножи. С колотящимся сердцем схватив первый попавшийся, Асхелека вынырнула из-под навеса, надеясь успеть вернуться в свою хижину, но почти нос к носу столкнулась с молодым парнем.
Тихонько вскрикнув и отпрянув, она крепче сжала нож. Но её рука замерла, вытянутая вдоль тела. Оказалось, что поднять оружие и пригрозить им человеку не так-то просто. Меряя незнакомого дикаря недоверчивым взглядом снова и снова, она отступила на шаг. Шаггитеррианец выглядел даже юным. Обычная внешность для местного: спутанные вьющиеся волосы до плеч, кое-как обрезанные ножом, кривоватый, явно сломанный в драке нос, крепкое жилистое тело, загорелые руки, мускулистые, покрытые сеткой мелких шрамов вперемешку с рисунками.
Сердце Асхелеки застучало вдвое быстрее обычного, но страх оказался неоправданным: её никто не атаковал. Молодой человек, стоящий перед ней, не выказывал ни малейших признаков агрессии. Он улыбнулся, широкое, загорелое лицо стало по-детски открытым, и протянул вперёд обе руки ладонями вверх. И прежде чем Асхелека успела подумать, как реагировать на это, её руки всё сделали правильно. Нож оказался за поясом, а ладони — в руках шаггитеррианца, который сразу начал их трясти вверх-вниз. Простое знакомство. С её губ сорвалось какое-то слово, смысла которого она не помнила… но лишь до тех пор, пока не произнесла:
— Привет.
— Приве-ет, — расплылся её новый знакомый, и с удвоенной силой затряс её руки. «Не опасен», — осознали её измученные бессонной ночью мозги, воспринимая знакомые эмоциональные сигналы. Стоявший перед ней молодой парень явно не был полноценным — она не воспринимала его телепатически. Но она понимала его — детским, исконным чутьем шаггитеррианки. Сглотнув и улыбнувшись, Асхелека осторожно забрала у парня свои ладони и, приложив руку к груди, назвала своё имя.
— Ас-кан, — медленно и чётко выговорил шаггитеррианец и ещё три раза повторил, внимательно глядя на то, как она кивала, убеждаясь в том, что новая знакомая поняла и запомнила его имя. Что от неё требовалось, Асхелека в свою очередь поняла не сразу, но когда поняла — поспешила повторить за ним шаггитеррианское имя вслух. Тогда в неё ткнули пальцем, и пришлось по многу раз называть себя, снова и снова, пока Аскан не просиял, наконец, победно выговаривая её имя.
Где-то поблизости послышались голоса, в другой стороне — какое-то шуршание, очевидно, от соломенных стен, которые просыпающиеся шаггитеррианцы раздвигали изнутри, чтобы выбраться наружу. Посёлок пробуждался для нового дня. Асхелека вдруг осознала, что стоит в самом что ни на есть центре, и очень скоро все местные соберутся здесь, чтобы обнаружить её.
— Извини, — сказала она по-гориански молодому дикарю, бросаясь назад, к той хижине, в которой спала. К той, в которой точно нет мужчин, и потому — безопасно.
Но шаггитеррианец, секунду назад выглядевший так мило и дружелюбно, вдруг схватил её за руку, дёргая назад и что-то яростно бормоча, и крепко обхватил руками. Слишком сильным захватом он причинил ей боль, и на глазах Асхелеки даже выступили слёзы. Но боль волновала её меньше, чем желание узнать, что шаггитеррианец собирался делать. Если он сейчас втащит её в свою хижину — ей никак не отбиться от насилия.
По сравнению с Тхорном дикарь выглядел дохляком — всего на голову выше её и далеко не такой сильный. Но чтобы сломить её сопротивление, и этого будет достаточно, с возрастающей паникой размышляла Асхелека, безуспешно пытаясь вырваться, пуская в ход локти и удары коленями. Но шаггитеррианца всё это, казалось, совершенно не волновало. Он безропотно принимал её болезненные удары и потихоньку начинал подтаскивать её к своей хижине, что ясно показало: опасения девушки по поводу возможного сексуального насилия не беспочвенны.
Но в тот самый момент, когда она, было, уже совсем отчаялась, резкий окрик заставил парня замереть. Кажется, это было его имя, дошло до Асхелеки.
