Можете представить себе заинтригованных детей? Мы едва могли дождаться, когда выпишут наших больных из лазарета, чтобы отправиться на кладбище и найти ту самую могилу, возле которой пропала девушка. Лучше бы мы туда вовсе не ходили…
Очень примерно мы знали, где находится старая часть кладбища. Уже несколько столетий туда никто не ходил, она заросла лесом.
Собственно, я почти все и рассказала. Никто толком ничего и не понял, что там произошло. В какой-то момент, пока мы все были заняты поисками прохода в заброшенную часть кладбища, трое из нас таинственным образом исчезли, испарились. Каждый помнит, что видел их, а уже в следующий момент их просто не стало. Я до сих пор не могу поверить, что произошло это на самом деле. Это были семилетняя Танюшка, цыганенок Мишка десяти лет и Кирилл, которому тогда было четырнадцать. Одно могу добавить, но сразу предупреждаю, что это лично мое мнение, некоторые с ним могут не согласиться: думаю тот факт, что пропали именно они, является случайным. На их месте мог оказаться любой из нас. Просто они были рядом друг с дружкой, когда вдруг исчезли.
В заключение хочу сказать, что нас долго допрашивали, когда об исчезновении стало известно всем. Но что мы могли рассказать? Ничего. Случилось это ровно пятнадцать лет назад. Практически сразу после этого нас расселили по разным приютам. Короче, жизнь наша круто изменилась.
В тот день, когда из детдома уезжал Андрей, Иван, в самый последний момент, назначил встречу всем нам ровно через пятнадцать лет. Этот день наступил. Сегодня мы собрались возле кладбищенской часовни, чтобы попытаться еще раз разыскать наших друзей. Почему именно Иван, спросите вы? У него есть дар предвидения, и это не шутка. О самом даре мы вам расскажем позже. В тот момент его осенило, когда и что должно произойти. Собственно говоря, как и сегодня… Ивана тоже осенило, что без вас мы не справимся.
Алина замолчала, вглядываясь в серьезное лицо Паны.
— А как звали ту кастеляншу? — через какое-то время спросила та.
— Звали ее баба Марфа, — ответил Иван, не совсем понимая, что может значить для Паны имя незнакомой старушки.
— Тогда, вам, наверное, на самом деле, нужна именно я, — кивнув своим мыслям, произнесла она.
Четверо друзей уставились на нее во все глаза, не совсем понимая, к чему она клонит. Пана побледнела от такого пристального внимания и от серьезности момента в целом.
— Дело в том, что я прихожусь правнучкой той самой бабе Марфе, — прерывающимся от волнения голосом пояснила она. — Когда вы только начали свой рассказ, я уже догадалась, что это она. Очень давно, когда я была еще совсем малышкой, баба Марфа строго настрого запретила мне даже приближаться к тому городу, где жила и работала сама. Она ничего не объясняла, просто запретила и все. Потом, со временем, мысль, что нельзя, стала для меня настолько привычной, что я уже и не думала об этом. Нельзя и нельзя. А после смерти бабы Марфы, я и вовсе забыла, что есть такой город, куда мне нельзя приезжать. Забыла… до сегодняшнего дня…
— Удивительное дело! — Иван обращался ни к кому и ко всем сразу. Он смотрел в пространство своими голубыми глазами, будто видел там что-то. — Она нам рассказала историю, а тебе запретила даже появляться там… Все пятнадцать лет меня мучает один вопрос: зачем она тогда завела речь именно об этом? И разгадка, скорее всего, таится в тебе. — Он перевел взгляд на Пану.
— Но я… я ничего не знала об этом, — пролепетала она, борясь со слезами обиды и страха. — Я даже не была там никогда… Баба Марфа навещала меня всего пару раз, еще в раннем детстве. Я ее боялась очень, считала страшной, как злая колдунья. А когда подросла, и она умерла, постепенно страх начал превращаться в жалость. Ведь кроме меня у нее никого не было родных в целом мире. Когда-то, давным-давно у нее была дочка, моя бабушка, но она умерла вскоре после рождения моей матери. Тогда баба Марфа забрала маму на воспитание к себе. А когда мама вышла замуж за папу, они сразу же переехали в Москву. С тех самых пор они вообще не общались, до тех пор… до тех пор… — Из глаз Паны полились слезы. Алина укоризненно посмотрела на Ивана. Он с досадой закатил глаза, мол, я-то тут причем?
— Успокойся. — Алина обняла Пану за плечи. — Не говори больше ничего, если не хочешь. Ты неправильно поняла Ивана. Тебя никто ни в чем не обвиняет, просто в такие моменты, когда на Ивана снисходит озарение, выглядит он, мягко говоря, не совсем обычно. Со временем, когда лучше его узнаешь, ты привыкнешь. Вот возьми и успокойся, — она протянула девушке чистый носовой платок, который та поспешно прижала к глазам, пытаясь унять всхлипы.
— Не хочется прерывать эту мокрую идиллию, — с заметным раздражением в голосе произнес Виктор. — Но, может, мы все-таки двинемся уже дальше. Время приближается к десяти, и последняя электричка вот-вот уйдет. Иначе, всем придется до утра куковать в Москве, на вокзале.
— Не ерничай, Витек. Все успеем, — миролюбиво произнес Иван, приняв свой обычный по-детски добродушный вид. — Сейчас определимся…
— Пана, ты поможешь нам? — обратилась Алина к девушке.
— Честно говоря, не знаю, чем смогу быть вам полезна, но постараюсь сделать все зависящее от меня, — кивнула та.
— Тогда, давай так. Сейчас мы обменяемся телефонами. Ты где работаешь?
— В библиотеке.
— Сможешь взять отпуск?
— Отпуск я уже отгуляла, но, думаю, договорюсь за свой счет.
— Тогда, если можешь, уладь завтра это дело и приезжай к нам, в санаторий «Чародейка». — Алина написала на листочке блокнота адрес и номер своего мобильного телефона, вырвала его и протянула девушке.
— А дальше? Что мы будем делать дальше? — растеряно спросила Пана.
— Сами пока не знаем, — улыбнувшись, ответил ей Андрей. — Все зависит от нашего пророка. — Он посмотрел на Ивана, — Или еще от чего-нибудь. Решать будем там и сообща.
Глава 5. Отряд укомплектован
Андрею было отчаянно стыдно. Опять это всеобщее оголение! Сколько можно терпеть! Разгуливать в таком виде нет ни сил, ни желания. Он скрылся в тени деревьев присел на корточки, чтобы спрятать стыдобу. С этого места отлично видно всех остальных, голышом разгуливающих по площадке без всякого стеснения. Кроме того, в тени гораздо легче дышать — горячий летний воздух не проникал в легкие, мгновенно высушивая нутро.
