Прежде, чем Эфрика смогла ответить что-то на это, Барбара ушла. Хотя все, что сказала Барбара, было верно, у Эфрики было чувство, что в настойчивом желании Барбары, чтобы она сама рассказала Дженкину о Малькольме, крылось нечто большее. Эфрика надеялась, что кузина не занимается сводничеством, решив, что ее безумное увлечение Дженкином постоянно должно чем-либо подпитываться, чтобы не засохнуть на корню.
Выйдя из своих комнат, Эфрике пришлось поискать кого-нибудь, кто объяснил бы ей, где хранятся разного рода записи. Она не удивилась, что её направили вниз, в подземелья сторожевой башни. Определённо, это место представлялось наиболее подходящим для того, чтобы обнаружить там Дженкина. Идя по освещенному факелом проходу, Эфрика строго напоминала себе обо всех причинах, по которым она не могла уступить своему тяготению к Дженкину. Ей следует воспринимать его, как родственника, с не более чем благовоспитанным дружелюбием. Она должна быть сильной и непоколебимой в защите собственного сердца. Теперь она женщина, а не безрассудная девчонка, не умеющая справляться с собственными эмоциями.
Эфрика вошла в комнату, где хранились записи, увидела Дженкина, изучающего какую-то внушительную книгу, и чуть не выругалась вслух. При одном только его виде сердце у неё сжалось, пульс ускорился. По какой-то необъяснимой причине, разглядывая его тонкие черты, Эфрика почувствовала желание вздохнуть. Ее губы внезапно потеплели при воспоминании о его поцелуе. На краткое мгновение ей захотелось сбежать, но затем она устыдилась своей трусости. Эфрика расправила плечи и направилась к нему. Бежать она отказалась.
Ее присутствие он почувствовал ещё до того, как Эфрика заговорила. Свое появление она не выдала ни звуком, ни шорохом, однако Дженкин не удивился этому. Как и ее сестра, Эфрика ходила очень тихо. Даже с его чутким слухом Дженкин с трудом мог расслышать её шаги. Он узнал Эфрику по запаху, столь же хорошо знакомому ему, как и запах сына. Сделав глубокий вдох, он почувствовал, как его заполняет её приятный аромат, согревая всё внутри. Дженкин медленно повернулся, чтобы посмотреть на неё и понял, что её вид горячит его ещё сильнее. Похоже, пребывание вдали от нее не смогло излечить его от страсти, хотя об этом можно было догадаться и по тем жарким грёзам, что мучили его всю последнюю неделю.
— Девочка, что привело тебя сюда? — спросил он и напрягся. — Проблемы?
— Да нет, полагаю, у меня их не больше, чем у любого другого в таком месте, — ответила Эфрика. — Нет, сегодня я встретила Дэвида, и он случайно упомянул о том, что ты ищешь. — Эфрика обошла вокруг стола и, встав около Дженкина, заглянула в книгу, которую тот изучал. — Нашел всё же что-нибудь?
— Несколько беглых упоминаний, намеков на что-то, что могло бы оказаться важным, но это и все. Те, кто составлял эти записи, больше были озабочены тем, сколько у человека земель, богатства и воинов, чем то, кем он был или его родословной.
— Думаю, я знаю, кто мог бы тебе помочь. Мой двоюродный брат Малькольм.
— И чем же?
— Он собирает информацию.
— Я знаю, что Калланы интересуются историей своего рода, так же как и мы, но…
— Не только о Калланах. Малькольм собирает все и обо всех. — Она кивнула, когда заметила его заинтересованный взгляд. — Он не пропускает ничего: от незначительных слушков до церковных записей. Мальком продолжает дело своего отца, деда и прадеда, каждый из которых питал неистребимую жадность до такой информации. Если бы Малькольм был женщиной, его поносили бы как худшую из сплетниц. Однако как мужчина, он может объяснить свой интерес потребностью составления летописи для потомков, чтобы в случае необходимости они могли бы узнать подлинную историю народа этой земли. На утверждение о том, что достаточно памяти старейшин, Мальком отвечает, что хватит одной эпидемии чумы или войны для того, чтобы предать забвению всё это знание, и оно будет утрачено навсегда.
Дженкин почувствовал, как в предвкушении сильнее забилась кровь в его жилах.
— И много он собрал?
Эфрика тихо засмеялась.
— Больше, чем ты можешь себе представить. А трое его сыновей рыщут по всей стране вдоль и поперек, чтобы собрать еще больше. Он попросит заплатить за информацию. Это единственное, благодаря чему он может продолжать свою работу.
— Меня это устраивает. Где он живет?
— Боюсь, тебе придется позволить мне выступить в роли провожатой. Малькольму может и нравится знать всё обо всех, но он не питает пристрастия к встречам с кем-нибудь из них. Если мы выедем сразу после заката, то доберёмся туда этим же вечером.
— Тогда, как только солнце сядет, встретимся на конюшне?
Эфрика кивнула и поспешила на поиски Барбары, чтобы поделиться с ней своими планами. Всё внутри неё пело от душевного возбуждения, и Эфрика знала, — это потому, что она помогает Дженкину в его поисках. Эфрика с горечью призналась себе, что ещё одна причина этому то, что ей предстоит провести с ним какое-то время, она сможет любоваться им, наслаждаться звуком его глубокого, ровного голоса. Может быть, Барбара права. Может быть, пришло время задать себе несколько откровенных вопросов.
Дженкин стоял между двумя лошадьми, которых он выбрал, и ждал Эфрику. Глядя на яркую полную луну, он чувствовал, как в нем просыпается древний инстинкт. Этой ночью его родня выйдет на охоту. Прошло уже много времени с тех пор, как он тоже принимал участие в охоте, и Дженкин понял, что ему хочется вернуться в Кембран и мчаться по горам, и лесам бок о бок с собратьями.
Приезд ко двору, наверное, был не самым умным решением. Да, Дэвиду, возможно, удалось найти себе жену, однако пребывание среди этих людей слишком ясно дало понять Дженкину, чем он является, и кем не сможет стать никогда.
Он подумал, что до этого не сознавал так сильно своё одиночество. Ни одна из женщин, с кем он спал, не избавила его от этого чувства. То, что даже в содроганиях страсти ему постоянно приходилось тщательно оберегать свои секреты, лишь усугубляло это ощущение безысходности. Дженкин подозревал, что это было основной причиной, по которой его так неодолимо тянуло к Эфрике. Она знала, кто он. Перед ней он мог быть самим собой.
Впрочем, его неудовлетворённость возникла уже давно. Наблюдение за счастливой жизнью Кахала и Бриджет, за тем, как растёт их семья, породило это чувство. А эта поездка обострила его настолько, что он уже не мог избавиться от него лёгким пожатием плеч.
Дженкину не хотелось провести всю свою долгую жизнь в одиночестве, время от времени заводя любовницу среди себе подобных, и влача едва ли больше, чем жалкое существование, пока однажды он не положит этому конец. Конечно, частичка его продолжится в детях Дэвида, но это и все: никаких других его следов в этом мире не останется. Это была пугающая перспектива.
