— Мне двадцать восемь лет. Цари женятся в двадцать, чтобы успеть родить наследников, ведь никто не знает, что нас ждет через десять, двадцать лет… Так вышло с моими родителями. Я был младшим, третьим сыном, но после мора и холодной зимы выжил лишь я один. Много лет я ждал вас и надеялся, что вы придете в свой день.
— Я благодарна вам за это. Но в том мире, откуда я пришла, я не олуди. Я обычная девушка, не знатная, не богатая. Во мне нет ничего, что заслуживало бы этого имени.
Он пожал плечами.
— Неважно. Ваша прежняя жизнь была лишь тенью, ожиданием настоящего. Придя из тумана у Вечного камня, вы родились заново. То, что было раньше, уже не вернется. Теперь вы наша. Для народа вы значите столько же, сколько я.
— И поэтому мы должны пожениться?
— Да.
Он не счел нужным что-либо добавить к сказанному. Для него все было ясно и предрешено заранее, тем далеким предшественником, что первым догадался жениться на олуди. Это был обычай, освященный веками, а Евгения — третьей женщиной, пришедшей из неизвестной дали, чтобы украсить жизнь иантийцев и постель царя. Под его страстным взглядом все ее вопросы и сомнения показались вдруг мелкими, лишенными смысла, достойными лишь презрения. В эту минуту она впервые по-настоящему поверила, что ее будущее связано с этим миром. Она крепко сжала руку Халена, словно пытаясь придать себе еще большей уверенности. Ей было грустно и страшно. Но в то же время больше всего на свете она желала, чтобы этот сильный мужчина прикоснулся к ней. Она представила, что будет, если она откажется стать его женой, и неизвестность ужаснула ее меньше, чем отчаяние оттого, что его тогда не будет рядом.
— Я согласна стать вашей женой, Хален Фарад, царь иантийский, — сказала она, и эти слова не показались ей чересчур пышными, но достойными торжественности момента. — Скажите мне лишь…
Он вдруг преклонил колено прямо на сыром камне и поднес к губам ее руку. Сомнения, вопросы — этим все было решено. Евгения хотела спросить, что значит быть его женой и царицей, будет ли он любить и уважать ее. Увидев гордого царя у своих ног, она поняла, что все это не требует ответа.
Громкие крики и хлопки в ладоши показали, что свита все поняла. Все тут же окружили Халена и Евгению. Некоторые встали прямо на размокшую землю. Они смеялись, и поздравляли обоих, и желали им счастья.
— Подождите, друзья мои, — улыбнулся Хален. — Теперь нам надо определиться с днем свадьбы. О многом придется подумать!
Он распорядился позвать Ханияра и Махмели и предложил Евгении пройти в дом, чтобы обсудить предстоящее торжество.
В кабинете над Большим залом в ожидании стариков они перекусили. Когда они допивали второй бокал душистого белого вина, одновременно появились оба приглашенных.
Ханияр пришел прямо из храма, после какого-то обряда, и выглядел очень торжественно в своих белых одеждах, расшитых красным и желтым шелком. Увидев его, Евгения еще раз внутренне пожала плечами. Она пока не могла понять и примириться с этим: в Ианте не знали ни Бога, ни богов, подобных земным языческим богам. Были древние легенды, героические мифы, сказки, приметы, предрассудки. Были храмы, в которых проводились обряды, но эти ритуалы не имели отношения к поклонению божествам. Жертвы здесь приносились не идолам. Иантийцы верили в жаркое летнее солнце и благодатные зимние дожди, в плодородие земли и богатство океана. Они верили, что небом и землей управляют духи — слуги двух стихий. Обитатели верхнего мира дарят человеку душу и помогают на протяжении жизни сохранять ее в чистоте. А духи земли отвечают за ее плодородие и физическое здоровье людей. Иантийцы верили, что их земля — самая щедрая на дары, а их царь — самый сильный и умный человек в мире. И этого им было достаточно. По ночам они поднимали глаза к небу, украшенному россыпью далеких звезд, и его молчаливая красота вызывала в них не благоговейный восторг, а желание петь и танцевать. Они любили солнце и сочиняли в его честь гимны, но им давно уже не приходило в голову приносить ему кровавые жертвы. Для того, чтобы ощутить свою значимость, им вполне хватало своей трехтысячелетней истории, и Евгения пока еще не видела, не осознала, в чем искали и находили себя их духовность, стремление к свету, кроме вознесения молитв абстрактным небесным духам. Быть может, она пришла сюда затем, чтобы показать этим людям Бога? Парадоксально, но она, никогда не верившая в него, не интересовавшаяся религией, теперь чувствовала себя оскорбленной и ограбленной. Ей казалось невероятным, что можно жить в мире, в котором нет ни развитых технологий, ни веры в высшее существо, руководящее каждым из людей.
Глядя на высокого, сухопарого, седого как снег Ханияра Ранишади, Евгения в очередной раз усомнилась в реальности происходящего. Где она находится? Что это — далекое прошлое, параллельный мир, другая планета? Белые одежды священника были украшены вышивкой. При взгляде на знакомые солярные знаки Евгении пришла в голову новая мысль. Быть может, это выдуманный мир, описанный каким-нибудь земным романистом? Это объясняет, почему она, главная героиня, оказалась сразу в царском дворце и сразу царицей. Такая удача — непременный атрибут литературы подобного сорта; в настоящей жизни вероятность подобного крайне мала, ведь на одного царя приходятся тысячи простых смертных. Суровая реальность выкинула бы ее посреди городской толпы или где-нибудь у деревенского колодца. Правители достаются лишь сказочным принцессам…
Настойчивое покашливание Махмели заставило Евгению вернуться на землю. Распорядитель дворца уже дважды поклонился ей, но в ответ получал лишь отсутствующий взгляд. Улыбнувшись, девушка с легким поклоном прижала руку к груди.
— Приветствую вас, господа. Пусть будет удачен для вас этот день. Простите мне мою рассеянность. Мне кажется, сегодня я имею на нее право…
В общении с местными тузами Евгения беззастенчиво пользовалась формулами, вычитанными в сказках «Тысячи и одной ночи»: употребляла по-восточному пышные приветствия и пожелания и легко выдумывала свои, еще более торжественные. Они в ответ прониклись восхищением. Евгения не знала, какой она предстала в их глазах, и не догадывалась, что один лишь ее вид вызывает в их сердцах успокоительно-радостное чувство оправданных ожиданий. Она выглядела как уроженка этих мест: загорелая и темноволосая, — но была выше и сильнее местных женщин. Ее свободные движения, четкий голос, привычка смотреть прямо в глаза были здесь привилегией высшей аристократии. Самая плотная одежда не могла скрыть движений мускулистого тела. Любая другая женщина была бы осуждена за это, но в отношении Евгении это воспринималось как доказательство силы и грации. Спортивные танцы, плавание, дальние походы, все те занятия, что в прошлой жизни развили ее фигуру и отточили пластику, здесь привели к неожиданным результатам. Евгении достаточно было просто пройти мимо человека, бросив на него один взгляд, чтобы убедить его в своей исключительности. Иантийские девушки в семнадцать лет горячи и любвеобильны, но ребячливы и капризны. Олуди была полна достоинства и выглядела старше своих лет. Когда она улыбалась, ее красота трогала иантийцев до глубины души. Лицо госпожи Евгении вызывало в памяти лучшие образцы древнего портретного искусства. Его привычные черты при внимательном взгляде казались им более выразительными, чем у других женщин. Глаза не темные, а светло-карие, каштановые волосы яркие, с рыжиной. Их смущало выражение, что нередко появлялось на этом лице: отзвук напряженной мысли, поиска ответа на какой-то важный вопрос. В такие минуты ее сумрачные глаза под сдвинутыми четкими линиями бровей становились еще красивее. И, глядя на нее, Хален впервые откровенно задал себе тот вопрос, что подсознательно мучил его уже многие годы: достоин ли он зваться царем? Достоин ли он олуди?
Махмели был крупный рыжебородый мужчина лет пятидесяти, полный сознания собственной значимости, которое с трудом уживалось с вынужденной подвижностью. Распорядитель — это тот, на ком держится весь замок. Он управляет сотней слуг, согласует все встречи царя, организует все мероприятия. Нити общественной жизни сходятся к его рукам. Эти руки и сейчас держали толстую тетрадь с привязанным к корешку карандашом. Поблагодарив госпожу за доброе пожелание, Махмели раскрыл свой талмуд и выжидательно обратил глаза к Халену.
