— Повозка… — я пыталась подобрать правильное описание, — очень большая. Она поднимается в небо другой магией.
— Магией? — он будто усмехнулся. — Эту карету сейчас несут эйохи, никакого колдовства.
Я от удивления немного высунулась в окно и обмерла, увидев впереди огромное размашистое крыло. Самого его обладателя изнутри разглядеть было невозможно. Сколько же их там — спереди и сзади кареты — если они так легко и плавно несут по воздуху тяжелый груз? От каждого маха лицо обдавало порывом ветра. Вот теперь мне стало страшно, и боязнь высоты проснулась. Все-таки непривычно полагаться на чью-то физическую силу. Теперь уже и в окно смотреть не хотелось.
Ринс не улыбался, смотря на меня. Но я была уверена, что смотрит. Высокомерный мерзавец. Натура требовала хоть чем-то его уесть, но мозги подсказывали не нарываться. Я выбрала средний вариант:
— То есть вы своей магией не можете заставить повозку полететь, айх?
— Конечно, могу. Но мой статус требует иногда демонстрировать силу, а не практичность.
— Не понимаю.
— Поднять карету в небо намного проще, чем заставить эйохов служить. Не просто служить, а быть в их преданности настолько уверенным, чтобы спокойно доверить им свою жизнь. Эта маленькая демонстрация силы заткнет рты всем, у кого они еще не заткнуты. Хотя о чем это я? Меня же все обожают.
— Ага, обожают, — пробубнила я под нос. — Просто боятся.
— А какая разница, Кати? — он произнес мое имя на тот же манер, который использовал господин Нами. — Ведь значение имеют поступки, а не мысли. Разве нет?
Я не могла с этим спорить, хотя бы потому что была отчасти согласна. Его ненавидят и, уж конечно, не обожают, но никто не рискнет высказать неуважения. Тему я, однако, продолжать не собиралась. Но он уже молчать, похоже, не хотел:
— Почему ты ни о чем не спрашиваешь?
— А о чем спрашивать?
— О своем будущем, например. Это должно быть интереснее, чем эйохи.
Я вздохнула.
— Айх Ринс, расскажите мне о моем будущем. Зачем вы меня купили?
— Сам не до конца понял. Может быть, чтобы узнать о самолетах? Я придумаю тебе какие-нибудь обязанности, не переживай, — он сделал паузу. — Хотя ты не очень-то переживаешь. Из тех, кого я впервые веду в свой замок, один на десяток не бьется в истерике. И почти никто из этих смелых не доживает до конца первого рая. Случайность или закономерность?
Я напряглась, но ответила, глядя на повязку — будто в глаза ему смотрела:
— А какой смысл биться в ожидании беды? На везение я уже давно не рассчитываю. Мой пессимизм вполне можно приравнивать к реализму. У меня было два господина, и два раза меня побили. Случайность или закономерность?
— Мне нравится твое здравомыслие, Кати.
— Катя, — зачем-то поправила я. Сама почувствовала неуместность и добавила: — Меня так зовут. Звали. Хотя какая разница на фоне всего остального…
— И не нравится твой пессимизм, Катя, — теперь он произнес правильно, а в тоне появилась ирония. — Хорошее слово, ум не сразу подкинул его значение, но вышло очень ёмко. Итак, пессимизм? Вряд ли кто-то в здравом уме назовет меня лучшим господином в Ир-Раттоке. И вряд ли кто-то из попавших в мои руки скажет, что ничего от этого не получил.
— Даже та служанка, которую вы три дня назад убили? — припомнила я.
— Ну, она тем более ничего не скажет, — ответил и отвернулся к окну, теперь улыбаясь. Продолжил через пару минут тишины: — Тогда обговорим правила, раз уж я все равно недавно удовлетворил похоть, а заняться больше нечем. Слушай внимательно, Катя, дважды повторять не буду. Это вопросы скорее твоего выживания, чем моего настроения.
Он явно ждал какой-то реакции перед тем, как начать.
— Я слушаю, айх.
— Мне не дерзить. Но на вопросы отвечать — честный ответ на мой же вопрос дерзостью не считается. Лучше вообще никак не обозначать свое присутствие, — он усмехнулся занавеске на окне, — если, конечно, не хочешь получить лишнего внимания. Теперь к главному. В моем замке работает много людей. Но проблема в том, что это мой замок, — он выделил слово «мой». — Со временем все привыкают и различают, например, злость преувеличенную от злости обыкновенной. Но в начале ты тоже будешь испытывать слишком яркие эмоции — держи их в узде. Тебя или кого-то еще я оберегать не собираюсь, сами о себе позаботитесь: ругайтесь, деритесь, трахайтесь, делайте что хотите, но убивать вправе вас только я. Потому не перегибай палку и на всякий случай запирай дверь в спальню на ночь. Именно из-за этой особенности моей магии у всех слуг отдельные комнаты — перестраховка от неконтролируемых эмоций. Не могу же я и спать в повязке, а некоторые особенно чувствительные натуры ощущают этот факт даже через стены.
По мере его объяснения мои глаза становились все круглее. А голос задрожал:
— Я не совсем поняла… Айх, вы хотите сказать, что все в замке превращаются в монстров, убивающих всех подряд?
Он снова повернул лицо в мою сторону:
— Необязательно в монстров. На поверхность вылезает разное. Вот что ты почувствовала, когда я снял повязку в доме Нами — ты обернулась, я видел. А значит, обязательно попала под влияние, как и наш милый рогоносец.
Я поморщилась, но начала припоминать:
— А у меня не было никакой агрессии или чего-то ужасного. Я ощутила… ненависть, — все-таки закончила предложение, ведь он сам недавно упоминал, что на вопросы нужно отвечать честно.
— Ко мне, — он не спросил, просто констатировал. — И это все?
— Нет, — я отвечала искренне не только для него, самой захотелось разобраться. — Еще и приступ бесконечной жалости. Даже когда господин Нами меня бил, я готова была разрыдаться от жалости к нему. Тогда это казалось логичным… но теперь кажется странным — в момент, когда вы меня покупали, я должна была испугаться за себя в первую очередь, а не хотеть напоследок его обнять и хоть чем-то утешить…
— А, — он выдал коротко. — Необычно. Но означает только, что ты считаешь жалость пороком. Даже стало интересно, какой жизнью ты жила до сих пор. Вот примерно так это и работает. Со временем ты научишься быть такой же в моем присутствии, какой была всегда, но поначалу это может сбивать с толку. Не только тебя — всех вокруг. Потому следи не только за собой, но и за остальными — и если кто-то заорет, что хочет разорвать тебя на куски, вспомни, что в тот момент ему это тоже может казаться логичным. Такое иногда случается, особенно с новичками. В общем, никому не доверяй полностью, отвечай за себя сама, никого не осуждай. Это и есть главные правила, кроме твоих обязанностей.
Мне хотелось нервно рассмеяться:
— Вы интересовались моей жизнью раньше — и только что ее полностью описали: не верь, не бойся, не проси. На этом все, айх?
— Почти. Я не совершу ошибку, отправив тебя в помощь кухаркам? Что ты все-таки умеешь?
— Воровать.
А что? И честно, и очень хотелось посмотреть на его реакцию. Ринс на несколько секунд замер, а потом рассмеялся, запрокинув лицо вверх. Смех пробирал до мурашек — его нельзя было назвать неприятным, но все же каким-то жутковатым. Я спешно добавила, пожалев об откровенности:
— И вы не совершите ошибку, отправив меня в помощь кухаркам!
Больше мы не говорили, а я сосредоточилась на своих ощущениях. Присутствие рядом черного айха давило, вызывало неприятные ассоциации и смутные страхи, но головы я не теряла — понятно, его воздействие включается лишь тогда, когда он снимает повязку, а пока только тяжелая аура. Но тем не менее к этому чувству можно было привыкнуть, а значит, получится адаптироваться и ко всему остальному. И если абстрагироваться от моего отношения к этому негодяю, то можно признать: говорит он четко и по делу, холодно, но исчерпывающе предупреждает об опасностях. Если и жизнь в его замке будет такой же понятной, то я имею шанс пережить следующую неделю.
Приземлились мы тоже мягко. Я выбежала из кареты, чтобы успеть рассмотреть наших «извозчиков» — так было любопытно. Ринс, к счастью, меня не останавливал, но зачем-то встал за моей спиной.
