— Фрея, — констатировал он и задумался, как будто «радость» встречи выбила из головы все оставшиеся мысли. Я терпеливо стояла, рассматривала его раскрасневшееся лицо. Беон был раза в два старше меня, но выглядел моложаво, почти подтянуто, если бы не предавало пивное брюшко, которое только в прошлом году начало скромно выпирать над поясом. Полуседые волосы скорее украшали, чем портили, на сильных руках проступали мускулы, накачанные бесконечной работой с топором да лопатой. — Там мясо на продажу принесли, сходи проверь.
— Кто? — Я бросила шаль на лавку и потёрла холодные ладошки друг о дружку, мысленно прикинула, кто мог в такой день заявиться, но вспомнить не могла. Сегодня никого не ждали.
— От плотника ребятишки принесли, с южного края. Попросили перепродать.
«Ребятишки» жили в паре домов от меня. Плотника я знала в лицо, но никак не могла запомнить имя, поэтому регулярно краснела, когда приходилось здороваться с ним при встрече. Не то чтобы для этого так сильно требовалось имя, но мне при одном взгляде уже становилось стыдно, что я опять не помнила его. Странным же было другое, ни плотник, ни его ребятишки в число наших поставщиков отродясь не входили.
Обычно мы чужого мяса не покупали, резали то, что хозяин разводил, да иногда от знакомых забирали. Хотя другие жители продавать и не стремились: живность своя, кому зарезать — есть, таким наши услуги не требовались, как и заготовки впрок. Брать мясо у незнакомых было совсем уж опасно, они ведь честно не признаются, от чего скотинка-то полегла. А вдруг больная, просто сверху не видно. Потравятся в городе, а пальцем на нас покажут, в лавке, мол, подсунули.
— А взяли-то зачем? — возмутилась я.
В голове мелькнула непрошеная мысль, что раз меня уже за спиной сосватали, то можно было бы к нему и на ты начать обращаться, как к равному. Впрочем, я очень сомневалась, что он оценит, тем более если свалится на него такая перемена без предупреждения. Может оно всё и неплохо сложилось. Хозяйкой лавки стану, уважаемым человеком. Вон как командовать научилась…
— Сказали, что для праздничного ужина зарубили, потом что-то там с роднёй не поделили, да так знатно грызлись, что ужин сам собой отменился. Теперь, мол, девать некуда, столько не съедят. Принесли продать. Жалко мне их стало, вид был такой, будто отец назад не примет, если с тушками вернутся.
— Ну так а я чего теперь проверю? — удивилась я. — Смотрели же, когда брали.
— Смотрел, — буркнул он, и я поняла, что голова у него прямо сейчас болела знатненько, просто признаваться в этом бабе, особенно мне, он совершенно не желал, я же потом припомню пару раз, как говорится, для профилактики. Ещё и комната небось перед глазами-то расплывается?
Потому и взял чужой товар так легко под свою ответственность, в другой день послал бы самим продавать. Мало ли чем им то мясо не угодило, а у нас — репутация. Ишь какой жалостливый стал.
— Нюх у тебя хороший, — добавил он и снова начал пересчитывать монеты. Сначала.
Делать теперь было нечего, назад не всучишь, а заплатили за услугу похоже прилично. Значит на мясе больше заработают. Сколько же там его?
Я многозначительно хмыкнула, украдкой проследила, с каким старанием хозяин проигнорировал звук, и пошла проверять. Спустилась в погреб, осмотрела сваленные на низкие подставки туши — две свиньи и козлёнок. Выглядели они отлично, несмотря на свою незавидную участь, пахли свежим мясом и кровью, даже не тухлятиной. Я попыталась перевернуть их, чтобы посмотреть с другой стороны, но смогла лишь чуть-чуть приподнять одну тушку. Надрываться не стала, посчитала свой долг исполненным. Эх, жаль какой ужин у кого-то пропал, пригласили бы меня, я бы там враз всех помирила, только ради того, чтобы посмотреть, как эти тушки вертятся над огнём.
— Мясо как мясо, — доложила я, выбралась из погреба и захлопнула за собой дверцу. Хозяин с облегчением вздохнул, сгрёб деньги в карман и ушёл расплачиваться с «ребятишками».
— Может не надо заранее-то? — крикнула я ему вслед. — Продадим, потом рассчитаетесь?
Но он меня не слышал. Слишком он иногда честный, подумала я и недовольно поджала губы. Вернулась с прогулки чёрно-белая кошка, забралась на стол и разлеглась возле чайника. Глухо мяукнула, словно приглашала обратить на неё внимание.
— Попьём? — спросила я, и она подмигнула мне круглым зелёным глазом. Таким же зелёным, как у приезжего чужака.
День тянулся медленно, хозяин возвращаться не спешил, небось где-то залечивал раны на своей гордости. Пару свиней быстро забрал трактирщик, который снова рассчитывал на вечерний ажиотаж — жители соберутся обсудить волков. Я и сама подумывала, что неплохо было бы заглянуть и послушать. Тушку козлёнка забрала какая-то баба, малознакомая, хотя встречать я её точно встречала, значит, с северного конца города. Она долго и нагло торговалась, пока не выпросила весомую скидку. Избавиться от него требовалось побыстрее, а то пропадёт, поэтому спорила я чисто из принципа, а после её ухода выдохнула с облегчением — теперь всё в лавке было правильно, то есть так же, как и всегда.
Облегчение не продлилось долго.
Вернулась баба через час, в сопровождении грустного мясника, которого повстречала на улице к вящей неудаче последнего — судя по оживлённым крикам, возмущалась она давно, всю дорогу, и успела хорошенько войти в раж.
— Вот она, она мне его продала, — принялась она тыкать в меня пальцем с порога. — Вы не знаете? Да вы только посмотрите на эту наглую рожу, ей же совсем, ну ни капельки не стыдно! Посмотрите, какая довольная! А ну, возвращай деньги.
Я постаралась не дать своей наглой роже превратиться в удивлённую, тем более в напуганную, сложила на груди руки и посмотрела на хозяина. Он пожал плечами, болезненно скривился, головная боль плохо сочеталась с криками. Следом за ними молодой парнишка втащил знакомую мне тушку козлёнка и бросил на прилавок.
— Отравить меня хотела? Это она специально, я всё вижу!
— Отдай, — буркнул хозяин, а пока обходил вокруг меня, шёпотом добавил, — это жена Эба. Хуже будет.
Меня мгновенно заполнила жалость к несчастному сутулому ворчуну, у которого напрочь отсутствовало доверие к женскому полу.
Баба не унималась, даже когда получила назад деньги. Она проворно копалась в складках пышной юбки в поисках потайного кармана, но увы, не отвлекалась настолько, чтобы хоть на секунду заткнуться, повторяла одни и те же обвинения по кругу.
— Да зачем мне вас травить? — не выдержала я, хотя помолчать, пока она не уйдёт, было бы решением получше. — Чем?
Она прищурилась, рот растянулся в противной сладкой улыбке, словно она только что поймала меня на краже.
— Ты мне мясо порченное продала? Продала! Ещё и вон как забрать-то уговаривала, аж цену вполовину сбросила, — она зыркнула на мясника, проверила его реакцию. Поверил ли?
— Конечно, так уговаривала, что чуть лавку не разорила, — огрызнулась я. Всё равно уже влипла с этой бабой по полной. Такая запросто ославит на весь Хюрбен, если её вовремя не заткнуть.
— Ах ты ж подлая девка…, — разразилась баба порцией незаслуженных проклятий.
Я развернулась к прилавку. Хозяин осматривал козлёнка с таким видом, словно не существовало в мире ничего важнее этого занятия и ничто не могло отвлечь от него. Я начала подозревать, что он просто заснул на тушкой, даже глаза закрыть не потрудился.
Мясо и правда было порченым, но совсем не так, как я ожидала. По одному боку козлёнка тянулись драные раны от крупных когтей, на рёбрах не хватало клочка шерсти с кожей, сюда пришёлся укус.
— Посмотрите, какая погань! — оживилась баба, едва заметила, что тушку перевернули. — Кто его грыз, а? Кто слюни туда ядовитые пускал, а? Чай не зарублен ваш козёл, а загрызен. Отравить хотите? Бешенством заразить? Со свету сжить?
Бешенством заражать тебя уже поздновато, уныло подумала я. Вот поэтому мы чужое мясо и не берём. Признаваться в том, что я вообще не видела этой раны, было категорически нельзя. В другой ситуации я бы разоралась, что они подрали его после того, как купили, и пусть доказывают, что это не так. Но утром я действительно не проверила тушки снизу.
