ее лица на мгновение расплылись, и она продолжила:
– Что, команда-то у тебя верная?
– Да ничего так парни.
– Скажи кто, – велела старуха и уставилась на него.
Шкода смутился: не хотелось раскрывать перед старухой все карты. Еще потом скажет, что не сам все сделал, да и денег не заплатит.
К горлу, медленно подкрадываясь, снова подкатилось удушье.
– Всего двое парней, местные, я с ними уже не на одно дело ходил, проверенные, – торопливо заверил Шкода, радуясь тому, что невидимые костлявые руки разжали хватку. – Один, Афросий, вообще путевый чел, во всяких древних штуках сечет, боевой такой. Работы и грязи не боится.
Бабка удовлетворенно кивнула:
– Хорошо. А третий кто?
– Третий – пацан, малолетка, ему шестнадцать только, но он при бабках. Хата, опять же, у него.
Бабка недовольно хмыкнула:
– А то я ж тебе мало плачу…
– Так я экономлю!
– Ну-ну, – задумчиво прошамкала старуха. – Вот что, Ваня. Пойдешь со своими товарищами к деревне Федулки. Там на околице стоит дом пустой, его ни с чем не спутаешь, его даже кошки обходят стороной. – Она помолчала, снова пошамкав беззубым ртом. – В дом тот не заходите! От калитки в сторону леса пройдете по тропинке тысячу сто семьдесят шесть шагов, затем свернете с тропинки налево, пройдете еще шестьсот шестьдесят шагов по бездорожью, прямо через подлесочек. Да смотрите, в трясине не увязните.
Она замолчала, будто что-то вспоминая. Шкода хотел переспросить, сколько именно шагов от калитки идти, только рот открыл, а старуха на него глянула так, что сразу вспомнилось – одна тысяча сто семьдесят шесть. Ирмина продолжала:
– Там упретесь в полянку, круглую как блюдце, по краям деревья черные, словно обожженные, увидите, – она очертила концом трости круг на столе, в его центре отметила точку: – Выйдете на середину, только там достанете зеркальце это. Посмотрите все в него одновременно, – она чуть наклонилась вперед, приблизила к нему изъеденное временем лицо; глубокие морщины на миг распрямились. – Понял ли? Одновременно! Дальше пройдете прямо еще девятьсот девяносто девять шагов, выйдете на тропинку, свернете по ней направо. Она вас выведет куда надо. Если всё сделаете верно да не замешкаетесь – к вечеру найдете девчонку… Чую, она мне нужна. Она – ключик к посоху Велесову… Зеркальце храни: оно еще для возврата вам потребуется.
– А куда возврата? Старуха усмехнулась.
– Там поймешь, – она привстала и протянула ему свою руку ладонью вверх. – А чтобы думалось тебе легче, дай-ка мне руку свою.
Ее черты опять смешались, как всегда, когда она делала слишком резкое движение, – Шкода уже обратил на это внимание.
Он уставился на нее, прижав вспотевшие в один миг ладони к бедрам.
– Зачем? – голос охрип. Старуха криво ухмыльнулась:
– Не бойся, больно не будет.
Шкода с усилием отнял ладонь, протянул Ирмине.
Пальцы мелко дрожали.
Бабка подалась чуть больше вперед, ловко перехватила его запястье и притянула к себе. От ее прикосновения кожу обожгло даже через широкие кожаные браслеты.
Шкода ахнул и повалился набок, прямо на круглый журнальный столик, стоявший между ними. Силища у бабки оказалась неимоверная. С легкостью, словно тряпичную куклу, она приблизила к себе его ладонь, острым когтем начертив поверх линий крест. Кожа мгновенно покраснела и взбугрилась, будто каленым железом обожженная.
– Вы чего! – заверещал Шкода, чувствуя, что лоб и спина предательски вспотели.
Старуха наклонилась над начертанным на Шкодиной ладони крестом, зашептала ему, словно живому. И при каждом слове ее знак оживал, шел волной, бугрился и вздыбливался. А когда знак на его ладони успокоился, затих, старуха свободной рукой дотянулась до груди распластавшегося на столе ошалевшего от страха Шкоды, положила на нее тяжелую ладонь. Тот почувствовал, как начертанный крест зашевелился вновь, только теперь уже под сердцем.
Медленно и тоскливо.
В ту же секунду Ирмина подняла руку. Под ней, словно прилипшая морская звезда, искрилось сине-белое облако.
Шкода шумно сглотнул.
Бабка бросила его ладонь, подхватила облако второй рукой, плотоядно любуясь им.
– Это что? – Шкода сел, переводя взгляд с покрасневшего шрама на ладони на переливчатую звезду в руках Ирмины и обратно.
Та достала из кармана балахона пузатую склянку. Довольно крякнула, схватила прозрачный сгусток и отправила его в крошечную пробирку, приладила пробку.
– Зато теперь, дружок, не потеряешься. И мне спокойно, и тебе… Тебе, впрочем, без разницы. Это, – она покрутила перед носом склянку, – у меня останется. Коли выполнишь все как велено, посох Велесов мне добудешь, получишь назад.
– А если нет? – вырвалось у Шкоды. Хотя, спросив, он уже не был уверен, что хочет знать ответ. Старуха улыбнулась ему так, что в груди заскрежетало.
– А если нет, – она прищурилась и спокойно пояснила, – то сам о смерти просить станешь…
Шкода вышел из душной комнаты.
В голове стоял туман.
От вопросов и тревожного предчувствия, что он влез в чужую игру и вместо идейного вдохновителя и руководителя стал в ней пешкой, подташнивало.
Однако не тот был человек Иван Свиридов по прозвищу Шкода, чтобы отступать.
Катя уставилась в окно, все еще всхлипывая.
– Получается, – Ярослава положила руки перед собой, мерно постукивая пальцами по темной поверхности стола, – ты издалека…
– Из будущего я!
Ярушка с сомнением кивнула:
– Пусть так… Твоя мама не успела или не смогла тебе что-то рассказать. Что-то важное, что есть в твоей шкатулке. Но сама разобраться, при чем тут шкатулка, ты не успела, потому что на тебя напали разбойники. Верно?
Катя кивнула:
– И еще мама сказала, что надо нос грифона погладить… или дотронуться, не помню уже.
– И что?
– А не было там никакого грифона, только зверюга эта страшная!!!! – и Катя шумно всхлипнула, стараясь снова не зареветь. – Я грифона не нашла и вот сейчас заблудилась…
Ярослава насупилась:
– Что-то мне ничего не понятно. Может, и не заблудилась ты вовсе! Может, тут твой грифон. Надо к бабушке идти, авось она разберется.
– А она кто, бабушка твоя?
Ярослава вздернула подбородок.
– О! Бабушка моя – ведунья, каких мало! Она такое волхование знает! – она округлила глаза. – Может, она со шкатулкой тебе поможет…
– Ну пошли тогда, – Катя привстала с лавки. Ярушка внимательно осмотрела ее с ног до головы, хмыкнула:
– Ты куда в таком наряде собралась-то? Народ перепугаешь.
Катя снова села на лавку, озадаченно поправила свитер:
– А что делать тогда?
– Нельзя! В такой срамной одеже хоть по городу идти, хоть огородами, а все одно – увидят! Опозоримся!
При этих словах она достала из маленького сундука с плоской крышкой, что стоял рядом с
