‒ Потаскуха!
Как обидно! За что с ней так? Просто, за что?
‒ Отпусти! ‒ Мара резко остановилась, вырывая руку из хватки Саймана, после чего опустилась на корточки и, обняв себя за ноги, спрятала лицо, уткнувшись в коленях, выплескивая всю обиду наружу. ‒ Это всё ты, Сайман! Пока тебя не было, все было хорошо! Ты разрушил мою жизнь! Это ты их настроил против меня!
Нет, конечно нет. И Мара это знала. Но сейчас всю несправедливость, которую она чувствовала, которая переполняла её, хотелось выплеснуть хоть на кого-то! Действительно, пока Сая не было, все просто терпели Марвало, а вот с его приходом люди ждали чуда в виде исправлении образа жизни фейри, а не получив ожидаемого, просто психанули.
‒ Куда мне идти?! ‒ выла Мара. ‒ У меня там все осталось! Деньги, одежда! Мои игрушки и украшения!
Сайман стоял над ней какой-то потерянный. Ее слова больно ударили ему в сердце. А что, если он действительно виноват, и все это ‒ именно то, что преследовало его всю жизнь ‒ теперь переключилось и на других, дорогих ему людей. Он ведь правда хотел только помочь ей, а никак не жизнь разрушить. И как теперь успокоить ее, тоже не знал. Какие слова подобрать? Для него деньги и все остальное были лишь чем-то мирским, что совсем неважно для духовного человека.
‒ Прости, ‒ только и мог он сказать. А что ещё ему говорить? «Это все козни Грот, которой я был обещан глупым отцом, и каждая попытка избежать своей участи оборачивается катастрофой»? Глупое оправдание.
Опустившись на корточки рядом, Сайман не придумал ничего лучше, кроме как обнять Мару. Просто молча гладил подругу по спине, позволяя выплакать всю обиду. После всего он ее не бросит. Если Мара захочет, возьмёт ее с собой в свое странствие. Он по-прежнему будет пытаться ее исправить, а она ‒ соблазнить его, но, по крайней мере, она не будет одна. А уж как защитить ее от Грот, он придумает. В конце концов он может просто покориться воле богини, чтобы она больше никому не вредила.
‒ Да что мне твоё «прости», глупый монах? ‒ выла Марвало, но руками своими крепко схватилась за зеленую ткань мантии Саймана. ‒ Что мне делать дальше? Как жить? Куда мне податься? ‒ Она прижималась к жрецу. Боялась… Он тоже её покинет. Он тоже бросит, тоже уйдет. Зачем она ему нужна? Будь другой мужчина, удержала бы своей привлекательностью и «раем», как она это называет. Только Сайману это все было не нужно. ‒ Ты дурак, Сайман! Глупый и самовлюбленный святоша!
Кричала, плакала, но не отпускала его. Он тот, кто принимал её такой, какая она есть. Он тот, кто был рядом, даже (особенно) когда его не просили. По-своему Мара дорожила этим человеком. Он был хороший, добрый. Как бы ни ругала его, не могла этого отрицать. Два месяца, и лишь благодаря ему, сравнивая с ним, Мара стала понимать, как к ней относились люди. Не видела в них ненависти. Как оказалось, просто не хотела видеть? Но Сайман относился к ней…
…иначе.
Сколько она так плакала, жалась к нему впервые без намека на склонение к связи, не знала. Просто сидела и успокаивалась под рукой жреца, вслушиваясь в его дыхание и чувствуя его тепло. Но лес, в котором они оказались, накрылся тьмой ночи, и переводя взгляд с мантии вперёд, Мара поняла, что ничего не видела. Кажется… она успокоилась.
‒ Что мне теперь делать, Сай? ‒ шмыгнув носом, спросила Мара, отрывая лицо от груди жреца и смотря на него. Сколько разочарования было в её взгляде, сколько обиды… Но сейчас эта женщина напоминала потерянного ребенка, который и шагу не мог сделать без взрослой руки. Забавно… В подростковых шалостях эта взрослая фейри была первая, а вот настоящие и взрослые проблемы её напугали.
‒ Пошли со мной, ‒ просто предложил Сайман, как и собирался. Странная из них парочка путешественников получится, конечно, но что ещё им делать? Видя, что она наконец успокоилась, он вытер ее щеки от слез своими крупными ладонями и помог подняться, снова беря за руку и уводя подальше от деревни, будто она уже согласилась уйти с ним. Над головой зажёгся маленький огонек, который освещал им дорогу в опустившейся на лес тьме. ‒ Найдем место для ночлега, а с утра пойдем дальше. За Старческим лесом есть ещё одна деревня, купим там все необходимое. А о еде не переживай, Мигу не оставит нас в беде.
Идти по лесу в кромешной темноте ‒ затея не из лучших. И пусть им светил огонек, но лучше не рисковать ночью в землях, о которых они мало что знали. Предложив остановиться на первой же полянке, Сайман подвёл Мару к дереву, усадил в корнях, впервые отпуская ее руку, но ему нужно было подготовить все. Короткими молитвами он вырастил лежанки из мха и небольшой шалаш, где они могли бы поместиться вдвоем, чтобы защититься от диких зверей, которые здесь обитали.
‒ Ты голодна? ‒ спросил он, боясь, что вновь может подняться нехорошая тема. Посмотреть на Мару он также боялся. Его пугало, что он мог увидеть в ее взгляде обвинение, ведь он и правда чувствовал, что виноват перед ней. Люди в деревне не любили Мару, но мало кто позволял себе в открытую пойти против эльфийки с демонской кровью в жилах. Наверное, это он придал им уверенности, ведь сам жрец был на их стороне! Мара могла прожить всю жизнь, считая Прибрежный город своим домом, но была бы она там счастлива?
‒ Я ничего не хочу, ‒ прошептала она, вновь обнимая свои колени, но перед тем, как спрятать лицо, вновь взглянула на Саймана. И к его счастью, во взгляде не было обвинений. Она успокоилась, остыла. Может, даже не помнила о своих словах и не понимала, что могла причинить ими боль.
Сама же Мара увидела беспокойство во взгляде жреца, после чего просто пожала плечами. Стоило ли ему говорить, что они с Буми успели поесть, прежде чем жрец прервал десерт?
Её одновременно интересовало и не интересовало, куда поведает её Сайман. Они друг друга знали в настоящем, но Мара никогда не интересовалась, что делал Сай раньше. Как путешествовал? Искал ли цель или просто бродил по миру? Этот путь не для неё. То есть она не против была пойти за ним (счастлива, лишь бы не остаться одной!), но так всю жизнь?
‒ Сайман, мне страшно, ‒ вдруг с чего-то призналась Мара, падая на землю, вставая на четвереньки и ползя к своей лежанке. Ей не было плохо и не больно. Просто захотелось так. Её хвост, будто потеряв связь с хозяйкой, волочился за ней по земле. ‒ И холодно… А если медведь нас учует? И… И куда мы пойдем?
Она плюхнулась спиной на мох и отыскала взглядом своего жреца, после чего, как дитё, потянула к нему руки. Неосознанно, но даже сейчас фейри собиралась выжать из этой ночи ‒ она хотела, требовала, чтобы они не только были под одной «крышей», но и чтобы их лежанки были вместе. Они, в принципе, и так близки, но Маре и этого было мало.
Может, опять же, неосознанно, не контролируя свою манипулятивность, Мара пыталась сыграть на жалости и чувстве вины?
‒ Мы не так глубоко в лес ушли, чтобы наткнуться на медведя, ‒ успокоил ее Сайман. Он тоже заполз под навес, который смастерил, стараясь не попасться в шаловливые руки Мары. ‒ Пойдем пока к ближайшей деревне, а там видно будет.
Одной рукой хватая ее ладошки, чтобы она вдруг не утащила его к себе, он осторожно устроился на своей лежанке, а второй погладил Мару по волосам. Это был его способ показать ей, что она не одна и ей нечего бояться. А от холода их спасла несложная молитва. Тепло от рук Саймана разлилось как по его телу, так и по ее.
Сказать точнее, куда они пойдут, к сожалению, он не мог, потому что сам не знал, куда идти. Он никогда не искал храм Грот нарочно, поэтому не знал, с чего начать. И стоило всё-таки идти к ней, в то время как он почти тридцать лет успешно скрывался от нее? Правда, не то чтобы очень успешно, все же после принятия обетов жреца Мигу его систематически преследовали неудачи. Он даже подумал, что стоило выбрать себе в покровители богиню удачи, чтобы как-то компенсировать месть Грот. А именно ее местью он и считал все, что с ним приключилось недоброго. Ну не могло же ему так не везти по жизни!
Думая об этом, Сайман вздохнул. «Чтоб им всем пусто стало, этим богам!» ‒ поругался он мысленно и отпустил невесёлые думы. Теперь на его плечах было существо, о котором он должен позаботиться.
