равнодушия и жадности ждал от Мышки искренней помощи по оживлению дома. Обида накатила мгновенно. Мышка сжала губы, чтобы снова не заплакать.
— Ну да, скуповат, дядя, — Денис догадался, почему Мышка уткнула взгляд в край стола. — Забудь.
— Ненавижу его, — впервые у Мышки вырвались злые слова. Никогда ей в голову не приходило роптать, как бы ни ранило равнодушие Тилемаха и Софии. Даже к Оресту Мышка не испытывала таких гневных чувств. Не проклинала его за подлое нападение.
— Заплатит, — уверенно ответил Денис. — По всем счетам заплатит. Чтоб Лихой, да не поквитался. Не бывало этого. И не будет.
— Лихой, — Мышка благодарно улыбнулась своему защитнику. И пока Денис отлучился за последней порцией груза быстро проговорила привычную молитву. — Святой Домовяка, спасибо тебе за все. Благослови наши труды и защити от всякого зла.
Большая поварешка, висевшая на стене, закачалась и с громким звоном упала на пол, выложенный каменными плитами. Щенок тявкнул, а котенок выгнул спину и зашипел. Мышка подобрала поварешку, повесила на место. Кто-то придет в гости? Или уже пришел? Дениса ведь Мышка не ждала. Но с другой стороны, Денис не гость, а друг. Он собирался остаться с Мышкой в усадьбе. А может, дом ей намекнул, что надо начинать с кухни? Вымыть пол, начистить кастрюли, проверить, что хранится в буфете и кладовой, разложить скудные запасы по полкам.
— Чем же мне вас накормить, маленькие? — Мышка подняла с пола котенка. — Тебе ведь молочко надо, Белоух. И тебе Белобрюх. А где оно у нас?
— В бидоне, — Денис водрузил на стол бидон и корзину. — Тут яйца есть, сейчас омлет сварганю. Уважаешь омлет? С сухарями отлично получится. Хотя я и пирогов захватил. Их на вечер оставим. Я, знаешь, голодать не привык.
— Омлет? — Мышка сглотнула слюну. — Это что такое?
— Увидишь. Потерпи чуток. Только вот печь как разжигать будем? Есть тут спички?
— Я могу, — Мышка обрадовалась, что ее умение пригодилось. Перед Лихим она не боялась показать свой секрет. Разжечь огонь плевое дело, сухие поленья лежали рядом с печкой.
— Точно домовая фея, — восхитился Денис, когда в печке ровно загудело пламя. — Отсталая у вас тут жизнь, надо сказать. Печи, дрова. Хотя в дальних деревнях и у нас такое до сих пор.
— Где у вас? — не поняла Мышка. Заволновалась, что Денису надоест усадьба. И она неумеха. Не знает, как омлет готовить. — Меня София на кухню не пускала. В саду не разрешала яблоки рвать. И в комнаты запрещала заходить, служанкам помогать.
— Это в прошлом, — Денис ловко разбил яйца в миску и взбивал их вилкой. — Целый дворец у тебя. Побольше, чем у Софии. Ходи, где хочешь.
— Это не мое. Аверуса. Он меня купил на год у Тилемаха.
— Забудь про Аверуса. Бумаги я у него забрал. Не принадлежишь ты ему больше.
— А кому принадлежу? Тилемаху?
— Никому. Сама себе хозяйка.
— Так не бывает, — замотала головой Мышка. — Тогда меня в приют отправят. Если я ничья.
— Чем больше ты мне рассказываешь о себе, тем меньше я понимаю, что у вас тут творится. Не кино, это я понял. А что?
— А что? — повторила Мышка. Опять она не понимала Дениса.
— Вместе будем оборону держать, вот что. Ешь, — Денис бухнул на стол сковороду. — Без тарелок, чтобы не мыть потом. Мы после детдома с парнями хлебушком с тарелки подберем и готово. У каждого своя тарелка, зачем мыть. А кружки внутри от чая коричневые становились. И чай казался крепче, хотя один пакетик на всех. А у вас не чай, а не пойми что.
— Спасибо, Лихой. Очень вкусно. Не ела такого никогда.
— Да ладно. Ты, наверно, гадаешь, откуда я взялся? Не кивай, сам бы на твоем месте удивился. Я ж сначала решил, что съемки такие. Средние века, сериал. Друг у меня, детдомовский, попал в переделку. А я поехал его выручать. На киностудию. Его там спрятали, держали в заложниках. Коню понятно, что меня выцепить хотели. С дружка и взять-то нечего. Зашел я не с центрального входа, через забор перелез. Искал дружка, а павильонов много, бродил там, заблудился. Дверь какую-то открыл, темно и шебаршится кто-то. Я сунулся, позвал его, запнулся и полетел вниз. Помню, что лбом ударился. И все, вырубило. Очнулся, когда ты запищала. Пока сообразил, где и что, вылез из-под кровати, а этот мерзавец тебя повалил уже.
— Орест решил, что ему все можно, раз я уезжаю. Никто не хватится, не спросит, не накажет.
— Неправильно решил. Я его поправил. Подумал ведь сначала, что артисты шуры-муры крутят. Ну, знаешь, режиссеры с артистками, артисты с гримершами. Пока кино снимают, все со всеми близко познакомятся. Только ты для артистки слишком пугливая. Спрятала меня. Побоялась светить. Потом Аверус тебя утащил. Я следом пошел. Надеялся, что он меня выведет из лабиринтов киношных. На улице опять ничего узнать не могу. Пристроился сзади телеги вашей. Там полка для чемоданов была. Едем, я не врубаюсь, что за города, что за деревни. Куда мой город делся.
— Мне Аверус не позволил в окно смотреть.
— Не огорчайся. Не учел он, что я весь путь увижу. И как он петлял, и как не хотел тебя никому показывать. Честные люди так себя не ведут.
— А это? — Мышка кивнула в сторону корзины с яйцами.
— Аверус тебя высадил, а я доехал с ним до его дома. На всякий случай. Подозрение он у меня вызвал своей скрытностью. Он кинулся со слугами ругаться, а я прогулялся по округе. Прикинул, что нам понадобится на первое время. На коня уже садился, а тут эти малявки под ноги кинулись. Ну и взял до кучи. Ты их смешно назвала. Белоух и Белобрюх. Заживем, как люди.
— Я просто сирота, Лихой. Усадьба не моя, — Мышка боялась, что после ее признания, все изменится, но как было не сказать. Парень к ней со всей душой. — У меня ничего нет.
— Да знаю я, ты говорила. Только запала ты мне в сердце. Если уж все сначала начинать неизвестно где, так лучше с тобой. Душа родная.
После завтрака Мышка сковородку все же помыла. Ей совсем не трудно, даже хотелось прибрать кухню, расставить все по местам, накормить котенка и щенка. И не бояться, что запретят хозяйничать и погонят взашей. А о том, что случится через год, Мышка думать не будет. Уложив сонных питомцев в корзинку, Мышка поставила ее поближе к теплой печке и подняла глаза на Дениса. Что он скажет? Привычная к чужим указаниям, Мышка уже отказалась от своих планов. Готова была
