Централа, семинары с ведущими инженерами гвардии Союза Познания, лекции от, Пекло и смола, самого сэра Клауса, создавшего двигатель для сверхскоростного мотоцикла, который был на вооружении у рыцарей целых тридцать лет и не устарел!
А как же были прекрасны мастерские, где можно было сидеть хоть Темной поры, создавая проекты и ни на что не отвлекаясь, потому что все необходимое оборудование никогда не переводилось!
Кстати, половина моих коллег-инженеров недоживет довыпускного. Безумная растрата рабочей силы и денег.
— Доброе утро, рыцари! — зашел в класс сэр Уильям, куратор отделения Инженерии. — Сегодня утром я подписывал ваши первые табели успеваемости. И не стану скрывать, что получил невероятное удовольствие, видя некоторые из них. Вы все потрудились на славу.
Никто изних неполучил приписку «Перспективный студент». Яточно знаю. Никто непашет больше меня.
Именно сэр Уильям и был моим первым пунктом в задаче «Авторитет». Его взгляд остановился на мне, и я заметил, что он одобрительно кивнул только одному мне. И никто не смог бы переубедить меня в обратном.
— Как вы уже, наверное, знаете, научная ярмарка пройдет через каких-то два месяца. Мы решили сделать исключение и допустить первокурсников до участия. Можете попросить организационные документы у своих капитанов. Показ проектов состоится совсем скоро, победители будут допущены до финального показа перед началом зимы. Не буду желать вам удачи, а почему?
— Потому что удача здесь не причем, — ответил я раньше всех, — только лишь труд, упорство и креативность.
— Вижу достойного кандидата на победу, — улыбнулся Уильям и произнес уже на Высшем Наречии: — Я лично передал копию табеля твоему отцу. Не сомневаюсь, что он будет гордиться тобой.
Доблестные рыцари, ксожалению, понятия неимели, что один изсекретов величия королевского дома Нилиона— невозможность насытиться. Нам никогда небывает достаточно. Нам всегда мало.
Одногруппники смотрели на меня украдкой. Я чувствовал спиной их зависть и злобу. Любимчики учителя никогда не были в чести. Но мне было наплевать. Я купался в ненависти этих лентяев и посредственностей, которые не были готовы поставить на карту все самое ценное.
Которые не были готовы пожертвовать собой ради высшей цели и высшего блага.
Которые готовы были отступить, когда дела шли наперекосяк.
Одним словом, я не ощущал за собой никакой вины.
— Служу Магическому Измерению, своей славной родине Нилион и моему старинному и благородному королевскому дому, — встал я из-за стола и отдал честь командиру.
* * *
— Ешь давай, сейчас все остынет, — шипел Ленард, двигая ко мне тарелку, — давай, машинка врум-врум залетает в гаражик!
Месяц совместных занятий до глубокой ночи и учений по застиланию кровати привел к удивительным последствиям. Теперь мы оба обращались друг к другу на «ты», изредка лишь вспоминая про субординацию. Свен все больше и больше начинал переходить границы дозволенного, то передразнивая мой акцент, то иногда в шутку перемешивая стилусы на моем столе, то насильно таща меня на прогулки в редкие часы отдыха. Меня злило такое панибратство, но и терять помощника в борьбе с пододеяльником и домашними заданиями по толкованию книги о Сотворении Мира я тоже не хотел. Пришлось смириться. И уже к началу второго месяца я с раздражением начал признавать, что мне это нравится. Что мне нравятся его шутки, что я рад его приходу, что даже молчать с ним приятно. Никаких логических объяснений тому не находилось. Выходит, то была дружеская симпатия.
До сеанса связи с отцом оставалось всего ничего. Я переоделся в мундир для светских аудиенций и сидел на скамейке, не в силах даже взять вилку и приняться за пирог с мясом. Гвозди забивались в виски с удвоенной силой, в желудке стоял противный ком, который грозился вот-вот выйти наружу.
— Я набрал полтора килограмма мышечной массы, — прошептал я. — Что ты вообще ко мне привязался? Ты мне не нянька!
— Ох, ошибаешься! — парировал Ленард. — Я твоя нянька, твой секретарь и душевед на досуге! И, если ты опять припрешься с собрания, держась за стенку, я не знаю, что с тобой сделаю! Ешь давай!
Фланн, сидевший справа от нас, что-то прошептал на ухо Тиннакорну, но тот лишь осуждающе покачал головой. Я встал из-за своего места и подошел к парням:
— Какие-то проблемы, Бернадотт? — спросил я максимально спокойно, хотя понемногу кровь начинала закипать.
— У меня никаких, — язвительно ответил тот. — Тебе можно нас обсуждать на своем языке, а нам нет?
— Оцениваешь себя слишком дорого, — процедил я, — Мы обсуждаем не вас.
— Так и мы обсуждали не вас! — встрял Розенкранц. — Фланн опять рассказывал очередной тупой анекдот.
— Мне не терпится его выслушать, — сложил я руки на груди.
Ленард дотронулся до моего плеча, но я скинул его руку. Перед глазами появилась красная пелена, кровь стучала в висках. Хотелось взять и избить Звереныша чем-то тяжелым.
— Да легко, — ответил Бернадотт, — поделил король свои владения между тремя сыновьями. «Зверь меня сожри!» — ответил четвертый сын.
Я подошел к нему совсем близко. Поганец едва доставал мне до подбородка. Я склонился над ним и прорычал:
— Анекдот твой ужасен. Совсем шутить не умеешь.
— Парни, вы что тут затеяли? — раздался позади нас голос Адама.
Фланн уже хотел открыть рот, но я перехватил инициативу и фальшиво бодро произнес:
— Делились друг с другом смешными историями. Не понять мне ваш юмор! А теперь прошу простить, мне пора на сеанс голограммосвязи с отцом.
* * *
Достижения науки и техники Измерения позволили нам общаться через голограммы. Собеседник стоял перед тобой как живой, и порой его цифровую копию нельзя было отличить от оригинала.
Отец оглядел зал для связи и слегка рассеянно произнес:
— Да, здесь и правда ничего не поменялось. Персиваль старается сохранять дух старого доброго рыцарства.
— И у него прекрасно получается, мой Король, — робко вторил я, сложив руки за спиной и вонзив ногти в ладони.
Он снисходительно посмотрел на меня и приподнял уголки губ. Мне показалось, что мир приобрел в момент тысячу ярких цветов.
Папа улыбнулся…
— Я получил твой табель успеваемости, — продолжил отец, — и могу заключить, что ты проделал весьма неплохую работу. Тем не менее, спешу напомнить, что нет предела совершенству. И ты несомненно порадуешь меня и месяц спустя.
«Весьма неплохая работа» звучала из уст отца как высшая похвала. Почетнее было только «Очень даже недурно».
— Рад быть причиной вашей гордости, мой король, — поклонился я.
— Однако меня расстраивает твое пренебрежение социальными навыками, — жестом остановил меня тот, — ходят слухи, что ты не общаешься с сокомандинками. В чем причина?
О нет.
— Мой король, — прикусил я уголок губы, подбирая нужные слова, — я заслужил достойную репутацию у
