— Не сопротивляйся, глупышка. Мама по тебе так скучала, — продолжала щебетать старуха, роя носом дыру в животе королевы.
Ламия, поняв, что от мужа ждать помощи не приходится, перевела злой взгляд на Михлен и Ерен. Девушка посмеивалась, а женщина недовольно хмурилась.
— Ой, да ты же не одна пришла, горюшко наше, — обратила тем временем старуха внимание на то, что Ратор захныкал, от того, что его трогают вместе с матерью. Однако смотреть женщина продолжала на живот королевы. — С мужичками своими, — с умилением заявила она, подергав Ратора за ногу, а затем вновь погладив Ламию по животу. — Хорошие мальчишки, хорошие.
Никандр прекратил смеяться над женой, проследил за жестами старухи, которая продолжала дергать разразившегося рыданиями Ратора за ногу и смотреть на живот жены, и перевел вопросительный взгляд на Ламию. Та, впрочем, его не заметила, пытаясь вырваться из неприятных ей объятий.
— Вы путаете. Я не Махлат! — заявила она как можно громче.
— Да знаю я кто ты, горе наше, — покачала она головой, поморщившись. — Дочка моей дочки — всё равно, что моя дочка. Вернулась, наконец, в отчий дом. Пусть и в другом теле, но с таким же вздорным характером.
— И у меня будет девочка! — с ещё большим гневом выкрикнула Ламия, повергая в шок Никандра и пугая этим Ратора.
— Тю-ю, — протянула насмешливо старуха, наконец, задирая голову к ней, чтобы встретиться взглядами. — Да какая тебе девочка! Девочку ещё заслужить надо! А ты столько дел натворила, что не видать тебе девчонки ещё о-очень долго! С пацанами будешь мучиться, одного за другим рожать, мужа радовать, а сама злиться… Вон уже какая злая, — оценила она перекошенное лицо королевы.
ГЛАВА 62. Мать наследников престола
Ламии бабушка не понравилась. Категорически.
Тётя понравилась, племянница понравилась, а бабушка нет.
И не понятно даже почему: потому что нагадала ей черт знает что, потому что ничего про проклятье не рассказала, заявив, что даже слышать в доме про «чернуху» не хочет, или потому что начала учить уму-разуму:
— Перебирайся к нам. Подальше от людей, мужики под юбку лезть не будут, мужу твоему спокойнее будет, да и мы все здесь — с корнями-то оно все спокойнее, — заявила бабуля, подкладывая Никандру пирожки одной рукой, а другой разминая вареную морковь вместе с яблоком в кашицу для Ратора.
— Я королева, — прорычала Ламия.
— Ой, нашлась тут королева, — пренебрежительно охнула женщина. — Почему волосы не покрыты? Ты что так по улице шла? Срам какой! А на шее у тебя что? Болеешь что ль?
— Это изумруды!
— Уроды? Кто уроды? — удивилась женщина, посмотрев на довольного выволочкой жены Никандра. — Да не совсем урод, бывают и похуже. Да и не надо быть мужику красивым, а то гулящим будет, — покачала она головой осуждающе, Никандр оскорбленно отложил пирожок обратно на тарелку. — А ты чего не ешь? Живот крутит? Из-за малого? Я тебе сейчас настойку дам, моей Михленке хорошо помогала, когда та брюхатая ходила…
В итоге, когда королевская чета возвращалась к карете, Ламия сгоряча заявила:
— Мне начинает нравиться твоя мама!
— Где вы так долго?! — заверещала Валиния, стоило Никандру открыть перед женой дверцу кареты. — Я тут спарилась уже! Зачем вы привезли меня в этот свинарник!
— Я передумала, — тут же проворчала Ламия, залезая внутрь.
— А ты мне ничего сказать не хочешь? — поинтересовался Никандр, придерживая дверцу и не позволяя Ламии её за собой захлопнуть. — У нас будет ещё один сын?
— Дочь! — заорала Ламия. — У нас будет дочь!
СПУСТЯ ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ…
— Надо же! Мальчик! — восхитился Никандр, когда Рела передала ему второго сына.
Он только вернулся из Шерана, как и в прошлый раз успев к самым родам жены. Та обессиленная лежала на кровати и отказывалась на него смотреть, всем своим видом демонстрируя недовольство. Ратор, которого запустили в комнату вместе с отцом, стоял около неё и гладил по плечу утешая.
— Мама, пачешь? — уточнил он, заглядывая в злые глаза Ламии. Та качнула головой. — Пачешь?
— Да. Твой папа плохой.
— Похой? — удивился малыш, поднимая к мужчине испуганный взгляд.
За восемь месяцев, которые Никандр провел в Шеране, сын забыл его и теперь относился хоть и с интересом, но с опаской.
— Да, он не дал маме дочку, — пожаловалась королева своему полуторагодовалому сыну, который нахмурился как взрослый, но вряд ли что-то понял.
— Чему ты ребёнка учишь? — возмутился Никандр, садясь рядом с Ламией на кровать и погладив старшего сына по растрепанным, длинным, темным кудряшкам.
— Я ему про тебя все расскажу. Все, — заверила жена. — И как ты договор нарушил уже дважды, и как обижал меня, и как кричал, и как в комнате запирал, и как командовал. Он вырастет и, наконец, не пустит тебя за стену, раз вся моя охрана с этим заданием справиться не может!
Никандр закатил глаза.
— Ну что опять за истерика? Тебе ведь сказали, что дочь ещё заслужить надо, — напомнил он, а Ламия, наконец, перевела на него бешеный взгляд. — Тихо. Не злись. Я до сих пор остаюсь единственным источником дочери для тебя.
На этот раз разлука для обоих была не такой болезненной, как первая, потому что они вели непрекращающуюся переписку, потому что делились через бумагу тем, что с ними происходит, о чём они думают. Но всё равно разлука есть разлука, а когда расколота семья — это вдвойне тяжело.
Последствиями пребывания Никандра в Шеране стало не только то, что при встрече его не признал сын, даже несмотря на то, что портрет отца ему показывался каждый день и слово «папа» училось наравне со словом «мама». Так же досталось и спокойствию мамы, которая была вынуждена не только сносить все неудобства беременности и проказы подрастающего сына, но и каким-то образом ещё управлять королевством и пытаться побороть проклятье.
С последним у неё возникли серьёзные проблемы. И не из-за того, что она не знала, кто её проклял. С этим как раз проблем не возникло — Никандр сразу разгадал кто это сделал после встречи с бабушкой и тётей жены.
— Я знаю кто тебя проклял! — заявил он, как только они прибыли в замок из деревни семейства Ведьм.
— Понятно кто. Мама, — заявила недовольная после встречи с бабушкой Ламия.
— Нет. Это, правда, не похоже на правду, — возразил Никандр. — Ты же говорила, что Махлат наложила проклятье, когда тебе было двенадцать, а начало действовать оно, когда тебе исполнилось девятнадцать или двадцать. К тому же Махлат была не в себе, а вспомни сколько тебе концентрации и сил потребовалось, чтобы залечить мне ногу. Наверняка для проклятья сил надо не меньше.
— И кто же это сделал, по-твоему?
— Давай кое-что проверим, — предложил Никандр, подходя к столу. — Тот лист с именами ведь один из многих? У тебя есть список жертв проклятья?
— Да, я пыталась выстроить их в порядке хронологии, — кивнула Ламия, подходя к сундуку, который принесли из повозки, и начиная его разбирать. Никандр нетерпеливо приблизился к ней и помог вытаскивать вещи.
Вскоре они разложили листы на столе по датам и Никандр начал их изучать.
— Почему имена вычеркнуты? — спросил он через некоторое время.
— Я исключила убийства Ревен и свои, — пояснила Ламия. Никандр кивнул и остановился напротив середины списка.
— Вот смотри в начале смерти редкие. Вполне вписываются в обычную смертность населения. А вот здесь их становится больше, — указал он. — И в это время ты как раз говорила, что начала подозревать проклятье.
— Ну да, говорить о нём начали сразу, но я только после смерти Дамия к слухам прислушалась.
— Кстати, где он? — спросил Никандр, склоняясь над списками.
— Я его не вписывала. Думаю, он умер всё-таки от простуды.
— Я в этом уверен, — неожиданно подтвердил Никандр. — Но именно с него все и началось.
