Глаза опасно сверкнули золотом.
‑ Она принадлежит Лаари.
‑ И я тоже, ‑ заметила я.
‑ Уже нет.
У меня оставался еще один довод.
‑ Я люблю Итана.
Проглотил и это. Не думала, что такой стойкий.
‑ Забудешь. Время лечит. Поверь, я знаю точно.
‑ Я хочу разделить его судьбу.
‑ Зачем?
‑ Потому что не могу иначе.
‑ Это не выход, Айвири.
Я всё‑таки приподнялась и осторожно коснулась его руки, пытаясь достучаться:
‑ Я сделала свой выбор, Блейн. Понимаю, он тебе не нравится. Но он мой и только мой. Спасибо за участие и помощь. Спасибо за предложение. Но я так не могу.
‑ И не подумаешь? Я ведь не тороплю с ответом.
‑ Нет, ‑ качнула я головой, снова падая на подушки.
‑ Если передумаешь, скажи Тунисе, она найдет меня, ‑ поднимаясь, произнёс молодой мужчина и направился к выходу.
‑ Она любит тебя, ‑ произнесла я, сама не зная зачем.
Блейн застыл, но не повернулся.
‑ Лаари решила иначе.
И ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Туниса вернулась почти сразу, застыла в проёме, изучая меня странным взглядом:
‑ Что решила?
‑ Всё то же. Я должна спасти Итана.
‑ А мир?
‑ А спасение мира больше не входит в мои обязанности, ‑ отозвалась я, закрывая глаза и переводя дыхание.
Этот разговор дался тяжело.
‑ Как скажешь, ‑ хмыкнула ведьма. ‑ Только у мира и Лаари на тебя совсем другие планы.
Глава тринадцатая
За эти дни я свыклась со своим новым пристанищем.
Большая комната, в центре очаг, от которого вверх шла труба. В углу справа закуток, где располагалась кухня. Небольшая беленая печка, украшенная синей росписью, шкафчики с посудой и всякой утварью, большой разделочный стол на толстых ножках. Много сушёных растений, подвешенных к потолку. Их выращивали в специальных теплицах замка, но Туниса что‑то растила сама в небольших горшках, теснившихся на подоконниках за пёстрыми занавесками.
Моя лежанка первое время находилась прямо у очага. Обычный матрас, набитый ароматной травой. Лишь недавно я перешла на лавку, которая стояла слева. Рядом с ней всего стоял небольшой столик с моими лекарствами и пузырьками и пара стульев со спинками.
На деревянном полу полосатые дорожки.
И вроде температура спала, лихорадка ушла, кашель пропал, а состояние всё равно было вялое и какое‑то разбитое. Я уже могла встать с постели, немного походить, но почти всё время лежала, часто дремала и вообще чувствовала себя крайне уставшей и опустошенной.
И даже настойки Тунисы мало помогали. Хотя я пила их исправно и даже не задавала лишних вопросов. Теперь, когда дар пропал, эта часть жизни тоже была скрыта от меня. Я понятия не имела, что именно принимаю, какой состав снадобий и настоек, и что туда вообще входит.
Я больше не могла управлять стихиями. Не могла слышать, чувствовать и даже дышать как раньше. Я словно ослепла и оглохла, лишившись всего того, что было таким привычным, чувствуя себя совершенно беспомощной. И с каждым днём эта немощность давила всё сильней.
Что ж, теперь можно было понять тех немногочисленных проклятых послушниц, которые сходили с ума и кончали жизнь самоубийством.
Насколько мне известно, последняя отступница жила лет сорок назад. Ей было двадцать пять, когда она встретила одного торговца, который проезжал мимо её деревеньки. Послушница помогла ему, когда он заболел, а тот в свою очередь привозил ей разные товары. Встречи становились всё чаще и чаще, пока всё не случилось...
Говорят, что они пытались скрыть свою связь, но как это сделать, когда все и всё на виду? Дар пропал, послушница больше не могла помогать другим. А потом она и вовсе сошла с ума и прыгнула с обрыва, когда узнала, что её любимого заточили в темницу.
Проклятье нельзя остановить, когда‑нибудь безумие накроет и меня, зароется в мысли, затуманит рассудок и убьёт. Я смирилась со своей участью и хотела лишь одного ‑ спасти Итана.
Туниса категорически запретила мне идти к антуру и просить о милости.
‑ Это бесполезно. Во‑первых, он не станет тебя слушать, ты проклята, не забывай. Во ‑вторых, ты еще слишком слаба и едва держишься на ногах. До антура может и дойдешь, но там свалишься без чувств. Ничего не добьешься и себе навредишь. А в‑третьих, твои слова ничего не значат для них, уж прости за откровенность. Пойду я. Меня они услышат, ‑заявила ведьма, одеваясь.
Мне только и оставалось, что сидеть и беспомощно следить за её сборами.
‑ Пообещай, что спасешь его.
‑ От этого зависит и моя жизнь, ‑ отозвалась ведьма, стоя в дверях. ‑ Не переживай, всё будет хорошо. А ты отдыхай. И самое главное, не забывай принимать настойки. Тебе нужны силы, если ты хочешь помочь Итану.
Туниса вернулась ближе к вечеру. Бледная, уставшая, она закрыла дверь и прижалась к ней спиной, закинув голову назад.
‑ Что? Не получилось? ‑ срывающимся голосом спросила у неё, медленно поднимаясь со своего ложа.
‑ Получилось, ‑ продолжая разглядывать потолок, отозвалась Туниса. ‑ Они дали еще отсрочку. Но это в последний раз, больше не получится.
‑ Но у нас есть время, чтобы придумать еще что‑нибудь, ‑ произнесла я, вздохнув с облегчением.
Время ‑ это хорошо. Можно было успокоиться хотя бы на время.
‑ Есть, ‑ кивнула Туниса, выпрямляясь и снимая с шеи платок. ‑ Мы справимся. Ты как? Настойки выпила?
‑ Уже получше. Всё выпила. Жара нет, но слабость никуда не делась.
‑ Ничего, это пройдет.
‑ Точно всё в порядке? ‑ уточнила я, внимательно её изучая.
Бледная кожа, бездонные глаза, синяки под глазами и обескровленные губы. Ведьма выглядела ничуть не лучше меня.
‑ Да, ‑ отозвалась она, подходя к столику и наливая себе воды. ‑ Всё нормально... просто... дар давит, ‑ закончила Туниса и повернулась ко мне. ‑ Теперь приходится страдать за двоих. Сейчас посижу немного и будем ужинать. Хорошо?
‑ Да.
Но несмотря на все заверения, усталость и слабость не проходили.
Так прошло еще три дня, а самочувствие не улучшилось ни на каплю. Похоже, стало даже хуже. Временами мне казалось, что тело вовсе не моё, а чужое, оно плохо слушалось. А сознание путалось, я могла сидеть и минуть десять вспоминать слово.
Прошло две недели после той памятной ночи в заброшенном храме, а я всё еще продолжала валяться в постели и приходить в себя. Если честно, это немного настораживало. Хроника мало говорила про отступниц и не описывала их страдания, разве что ради устрашения глупеньких молоденьких послушниц. Но там ни слова не было про мои симптомы. Никто не мучился от лихорадки и не терял сознание от усталости. Может, причиной тому ‑ мой статус хранительницы?
В это утро Туниса рано ушла куда‑то по делам. Она мне особо не отчитывалась, а я не спрашивала. Проглотив липкую кашу на завтрак (кухарка из ведьмы была неважная), я выпила очередную порцию снадобий и упала на диван, чувствуя, как веки начали сами собой закрываться.
Снова кошмары.
Снег, холод и мороз, который щипал щеки и затруднял дыхание.
Он стоял совершенно один посреди заснеженного поля. Огромный белый тигр с серыми глазами. Стоял и смотрел, как из леса медленно выходили демоны.
Один против всех.
‑ Айвири...
Я проснулась с криком на губах.
Наверное, подъем был слишком резкий, потому что меня страшно замутило и затрясло. Я с трудом успела добежать до ванной на ослабевших ногах, когда меня вырвало. Все настойки и снадобья вышли вместе со скудным завтраком.
Прополоскав рот, я вернулась в кровать. Наверное, надо было выпить лекарства, но одна мысль об этом вызывала новый приступ тошноты. Я свернулась комочком и закрыла глаза, пытаясь успокоиться.
Итан. Мне приснился Итан за завесой в окружении демонов. Жуткий кошмар. Неужели мои страхи пробрались во сны, мучая меня уже и там? Или это предупреждение, что времени осталось совсем мало?
