мне волосы, а вторая втирала масло в ноги. И чего это я отказываюсь от этого в Долине? Всю мою усталость как рукой сняло. Я оделась в удобный домашний костюм с брюками, что мне сшила Марена из хлопка, мягкие домашние сапожки, завязала волосы в узел, и выглядела сейчас в этом шатре совершенно инородно, как и в этом времени.
— Ты решила ходить в мужском исподнем? Боюсь, мое — не такое симпотичное, и я не могу составить тебе компанию, — следом за тремя слугами, что внесли ужин, вошел Люка.
— Нет, это сшито по моей просьбе. Это женский домашний костюм.
— А почему на тебе штаны?
— Потому что мне так удобно.
— Я думал, ты оденешься к ужину.
— Я одета, Люка, мне удобно, тепло и совершенно лень натягивать платье, — это ты еще шорты не видел, ну ничего, будем идти к ним не особо торопясь.
Люка разлил по бокалам вино. Между прочим, мое, но самое смешное — оно было привезено из Альдербана. Такие бутылки я заказываю у мастера лично, и по договору, такие изготавливаются лишь для двора. От тарелок шел такой запах, что я забыла обо всем. Я забыла обо всех, кто прибыл с нами, и была счастлива, что сегодня у меня будет все готовое. И со мной рядом человек, которого я ждала прорву лет в прошлой и этой жизни.
— Очень хорошее вино, почти как у деда, — мне было плевать, что я наболтаю, и я сделала несколько глотков из бокала.
— У деда? Ты знала своего деда? — Люка был удивлен моими словами.
— Нет, это вымышленный дед. Здесь его никогда не было, — нужно было учиться контролировать этот фокус с вином и моим разговорчивым языком.
— Как это, вымышленный?
— Когда я упала с лошади я так долго была без сознания, что там был как бы очень длинный сон, понимаешь? У него было начало и конец, он был осмыслен, и там у меня была жизнь, семья, — вот так, думаю, у меня больше шансов быть понятой.
— Целая жизнь? У тебя были родители, муж, дети?
— Я жила с дедушкой и бабушкой, муж меня обманул, детей у меня не было, и в конце я утонула, а когда очнулась, я с трудом понимала где нахожусь, Лука. Это страшно, — я сделала еще глоток. Я поняла, как это работает, и поток правды можно контролировать, потому что как только ты начинаешь обманывать, правда начинает рваться на волю и речь становится похожей на рассказ сумасшедшей.
— Как интересно, и ты помнишь каждый день там?
— Да, я помню себя с детского возраста, и там был совсем другой мир, не как этот.
— Твое вино и сладости оттуда?
— Да.
— Что еще удивительного там было?
— Все, Люка, там все было удивительным настолько, что теперь здесь мне все кажется удивительным и чужим, — да, это было правдой, но я заметила, как взгляд его стал гаснуть.
— Тебе плохо здесь?
— Нет, мне сейчас так хорошо, как не было никогда, я привыкаю, нахожу свои плюсы, к тому же, в своем сне я была старше, а сейчас, словно у меня есть еще одна жизнь, — мы сидели по разные стороны небольшого стола, на расстоянии вытянутой руки, и он провел ладонью по краю столешницы и накрыл мою ладонь своею.
— Я был бы счастлив, если та, прежняя Лора, не вернулась назад. Я понимаю, что говорю вещи, за которые ты можешь меня возненавидеть, но лучше тебе это знать сразу. Я уважал ее, как удивительно умного политика, как сильную личность, но ее принципы, ее методы были просто страшными. Я считал, что твое сердце сделано из металла, и ковали его злые гномы из сказок.
— Я тебя понимаю — наслышана о своих поступках. И мне стыдно за них
В нашу печь принесли дров, и огонь загудел, охватывая новые поленья. Я взяла одно из одеял, бросила его возле этой небольшой низенькой печи, прихватила бокал, и уселась возле нее. Люка снял свой чрезмерно строгий мундир, повесил на спинку стула и уселся со мной.
— Хорошо, правда? — никогда в моей жизни не было свиданий возде камина, и я вдела это только в кино, представляя, как когда-нибудь я сяду так только с самым любимым мужчиной, и с этого дня все будет волшебно.
— Да, мне очень нравится. Словно мы сидим возле камина, и я даже начал забывать, что я не в замке, а в военном шатре, — он растянулся на одеяле, отставив бокал. — Расскажи что-нибудь о своем мире из сна.
— Там нет королевств, есть лишь страны, где люди говорят на разных языках. Там есть машины, которые летают как птицы, там есть люди, которые занимаются наукой, и там человек уже был на Луне…
— Какой прекрасный выдуманный мир, Лора. Я с удовольствием побывал бы там, — и тут в моей голове прищёлкнуло — а вдруг, моя прежняя жизнь, действительно, выдумка мозга Лоры, и нет никакой планеты Земля, нет никаких самолетов, не было моих стареньких дедушки и бабушки!
— О чем ты задумалась? У тебя даже лицо переменилось, — он привстал, взял мою руку и поцеловал ладонь.
— О том, что я даже не знаю — какой из этих миров реальный, а какой выдуманный.
— Конечно же этот, Лора, вот мы с тобой сейчас лежим рядом, ты чувствуешь мою руку, а тот мир ты не чувствуешь.
— Пока я была там, я чувствовала его как тебя сейчас, — мне становилось страшно от того, что эти мысли мне не приходили раньше. А если и правда, не было ни-че-го, а Лора в коме видела сон, и ее мозг потерял ту информацию, что была до падения?
Люка подвинулся ближе, взял мое лицо в ладони, и очень осторожно, по сантиметру, начал целовать от виска, словно, боясь пропустить хоть один сантиметр. Он стянул на пол еще одно одеяло, и мы расположились перед небольшой печкой вполне комфортно.
— Забудь обо всем, я надеюсь, ты останешься здесь навсегда, Лора, и мы сможем быть счастливы здесь. Я прожил в Долине со строителями несколько недель, но уже понял, что здесь, словно живет благодать.
— Как это? — меня напугали его слова. он не знал о Благодати моего деда.
— Я не знаю, как объяснить тебе, но в этом месте, словно в миске, или котле. Что-то спускается сюда с неба, а горы, они как будто, не дают этому прекрасному покинуть Долину, — я наблюдала за его лицом, и видела, что он совершенно честно
