матери.
«Боже, так это траурное платье! И он убил ее!» – пронеслось у меня в голове.
– Она была очень красива, даже для смертной, и мне было очень приятно убивать ее. – Его красивый вкрадчивый тон был еще более страшным, чем, когда он повышал на меня голос. – Запомни, Вайпер: если я еще раз услышу, что ты обращаешься ко мне не по имени, пеняй на себя. Тебе ведь не нравится, когда к тебе обращаются как к мебели?
– Прости! – со слезами на глазах воскликнула я.
– Ты обещаешь мне?
– Да! – еле прошептала я, но и эта малость стоила мне огромных усилий.
Он отнял свою ладонь от моей щеки, хлопнул в ладони, и столовая тут же осветилась ярким светом, который почти ослепил меня. Я быстро заморгала и увидела, что вампир уже сидел в своем кресле.
Но как? Как он так быстро… Неужели Седрик тоже может все это?
– Садись, иначе, блюда остынут, а я не хочу, чтобы ты умерла от голода, – улыбнулся мне вампир.
Подбодренная светом, я увидела, что на моей стороне стола стояли разнообразные блюда: Грейсон уже успел снять с них крышки. Медленно пройдя к своему креслу, я села, но не смела прикоснуться к красивым столовым приборам.
– Что рассказал тебе Морган? – вдруг спросил вампир. Он вольготно сидел в своем кресле и не отрывал от меня пристального взгляда.
– О чем? – не поняла я.
– Не притворяйся глупенькой. О нас.
– О вампирах? Мало что… Почти ничего, – солгала я, чтобы не выдать любимого.
– Что именно? – допытывался Грейсон.
– Я знаю только, что вы бессмертны и убиваете людей… Ну, и скрываете от нас, что пьете нашу кровь.
– Ты думаешь, я в это поверю?
– Но это правда! Седрик боится оттолкнуть меня от себя. Он сказал, что мне не нужно знать…
– Это звучит очень правдоподобно, Вайпер, но я прекрасно знаю, что ты лжешь.
– Я не лгу! – в отчаянии воскликнула я.
– Почему ты не ешь? – вдруг спросил вампир.
– Я не голодна. – У меня не было никакого желания притрагиваться к еде.
– Если ты не будешь есть сама – я накормлю тебя собственноручно. – Послышался холодный голос Грейсона: тон, которым он это сказал, напугал меня, ведь я уже поняла, что этот вампир был из тех, кто всегда исполняет свои обещания.
Он не оставил мне выбора: положив на свою красивую белую тарелку первое попавшееся блюдо, я взяла вилку и нож, и молча принялась за еду. Оказалось, я была настолько голодна, что даже почувствовала радость оттого, что могла утолить голод вкусным запеченным картофелем под каким-то белым соусом.
Грейсон с усмешкой наблюдал за мной.
– Вот видишь, я знал, что ты голодна. Ты ведь почти двое суток ничего не ела, – с улыбкой сказал он.
– Откуда все это? – спросила я. – Не сам же ты это приготовил!
– Конечно, нет! – рассмеялся Грейсон и встал с кресла. – Пока ты спала, здесь побывал повар ближайшей гостиницы, но, думаю, ты не откажешься от красного вина? Вы, люди, такие непрактичные и предсказуемые создания. – Он взял стоявшую перед ним бутылку, разлил вино в два красивых бокала и, взяв их, направился ко мне. Должно быть, один бокал предназначался мне. – Я тоже немного перекушу, если ты не возражаешь. – Вампир отпил глоток из бокала и остановился рядом со мной, поставив передо мной второй бокал.
Я не обращала на него внимания и наслаждалась долгожданной пищей, но вилка в моей руке повисла в воздухе, когда я нечаянно взглянула на предложенный мне вампиром бокал, а затем – на него самого.
Кровь. Он пил кровь.
Меня охватил рвотный рефлекс. Я тут же бросила столовые приборы на стол, вскочила с кресла и подбежала к двери, но она оказалась запертой.
Он пил кровь! И предлагал выпить ее мне! Господи, ведь это была чья-то кровь! Человеческая кровь!
– Да, Вайпер, это и есть та красавица, платье которой ты сейчас носишь, – услышала я его спокойный, с примесью насмешки голос.
Еда, которую я только что съела, поднялась к горлу, и мне пришлось закрыть рот ладонью, чтобы меня не стошнило прямо здесь, в столовой.
– У нее удивительная кровь. Хочешь попробовать? – Грейсон оказался рядом со мной и протянул мне свой бокал.
– Меня сейчас стошнит! – вырвалось у меня.
– Хорошо, иди. Но мне очень неприятно, что ты отказываешься от ужина со мной. – Его голос был просто ледяным.
Вампир отпер дверь, и я быстро побежала в свою комнату, спотыкаясь на ходу и путаясь в своем ужасном траурном платье. Безошибочно добежав до своей комнаты, я заперлась в туалете, наклонилась над унитазом, и меня стошнило.
«Чудовище! Неужели и Седрик… Да, ведь Седрик тоже пьет кровь и убивает людей! Вот, как он ведет себя в своем пражском замке! Вот, что он скрывает от моих глаз! Какая мерзость! Какая жестокость!» – думала я.
Вскоре мой желудок был полностью опустошен, и я сидела на холодном кафеле, рядом с унитазом, всхлипывая и вытирая рот полотенцем, которое успела схватить перед тем, как меня стошнило. Из моих глаз текли слезы. Довольно долго просидев на полу и плача, я нашла в себе силы подняться к умывальнику и обильно прополоскать рот. Голова кружилась и раскалывалась, тело охватила слабость, а перед глазами все расплывалось.
Вдруг я вспомнила о том, что на мне все еще было платье убитой Грейсоном девушки, и меня охватило глубокое омерзение к себе. Я бросилась в комнату, сняла проклятое платье, бросила его в угол, и, порывшись в свое чемодане, надела бледно-розовое, до колен платье. Затем, в физическом и психическом изнеможении, я легла на кровать и свернулась калачиком.
«Он пьет кровь из бокалов… И моя кровь тоже будет плескаться в бутылке. Надо же, человеческую кровь он держит в бутылках, как вино. Значит, он обескровливает свою жертву полностью!» – пронеслось в моей голове, и я крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть перед глазами образ Грейсона, пьющего кровь из красивого хрустального бокала.
Я тихо заплакала, а затем меня объяла темнота. Когда я проснулась, было уже около десяти часов утра.
Поспешно открыв окна, я услышала за окном пение птиц, прогоняющих из моей головы страшные воспоминания о вчерашнем ужине с Грейсоном. Утро встретило меня серыми облаками, тонкими, как кружево, постепенно затягивающими небо, но я с наслаждением вдыхала свежий воздух, и воспоминания о прошедшей ужасной ночи словно стерлись из моей памяти, будто все это было сном. Солнечные лучи, изредка пробивающие тучи, радовали меня и вселяли надежду на лучшее. До меня доносился аромат свежих цветов, и, я перегнулась через каменный подоконник, чтобы еще полнее вдохнуть их небесный аромат, я с улыбкой обнаружила, что под окнами моей комнаты росли пышные розовые кусты. Но, вспомнив о злополучном платье, я взглянула в угол комнаты, в который бросила его, и увидела, что оно
