— Джим… Дитя моё, скажите правду, признайтесь: вы сделали это нарочно?
Джим обернулся с невиннейшим видом и сказал:
— Прошу прощения, милорд… Я не понимаю.
Печальный Лорд опешил. Но, опешив, через пару мгновений он от смущения перешёл к возмущению.
— Вы не понимаете? — воскликнул он, теряя самообладание. — Всё вы прекрасно понимаете! Вы специально оконфузили меня! Готов спорить, вас это позабавило!
— Милорд, я по-прежнему не понимаю, почему вы так со мной разговариваете, — сказал Джим обиженно, отступая от лорда Дитмара. — Что я дурного сделал вам? Я всего лишь пришёл послушать умную беседу, только и всего. Не знаю, что пришло вам в голову…
Лорд Дитмар уже опомнился. Удержав Джима за руку, он привлёк его к себе.
— Простите меня, дитя моё, — проговорил он мягко и растерянно. — Я ни в коем случае не желал вас обидеть. Простите, я сам не соображаю, что говорю… Это вы так на меня действуете. Вы знаете, как я к вам отношусь, и, возможно, пользуетесь этим — может быть, бессознательно, в силу вашей юности… Вы обладаете властью надо мной и не сознаёте всей меры ответственности, которую налагает на вас эта власть. Вы шутите надо мной, тогда как мне вовсе не до шуток!
Оборвав себя, лорд Дитмар встряхнул волосами и улыбнулся. Проводя рукой по заблестевшему от испарины лбу, он проговорил смущённо:
— Прошу меня извинить, дитя моё. Беда в том, что в вашем присутствии я совершенно теряю голову. Я не могу ни рассуждать, ни думать — словом, превращаюсь в полного идиота. Нет, я вас ни в коем случае не виню… Я сам виноват. Всё это оттого что я — в моём-то возрасте! — имел неосторожность глупейшим образом влюбиться. И, — добавил Печальный Лорд, сжимая руку Джима крепче, — мне кажется, я влюбляюсь с каждым днём всё сильнее…
Гости тем временем пили чай и, вероятно, обсуждали совершенно непонятное происшествие с лордом Дитмаром, который ни с того ни с сего растерялся и не смог связно говорить. Голосов их не было слышно, но можно было предположить, о чём они так оживлённо разговаривают. Взяв лорда Дитмара за руки, Джим тихо сказал прерывающимся от волнения голосом:
— Простите меня, милорд. Я никоим образом не желал вашего конфуза. У меня и в мыслях ничего такого не было… Просто я… Знайте, что в вашем присутствии я испытываю то же самое. Моё сердце не может биться спокойно, когда я вижу вас, мысли и слова путаются… Если я невольно способствовал тому, что вы потеряли сосредоточенность, то позвольте мне попытаться вернуть вам уверенность и ясность мысли.
Приподнявшись на цыпочки, Джим осторожно коснулся губами его подбородка и обеих щёк. Их губы встретились и слились. Закрыв глаза и прильнув щекой к щеке Джима, лорд Дитмар простонал:
— Кажется, теперь я уже ни на что не способен. Вряд ли я смогу продолжить… Теперь я буду мечтать о моменте, когда наши губы снова встретятся в поцелуе. Вы отняли у меня остатки разума.
— Прошу вас, сосредоточьтесь, милорд, — прошептал Джим. — Будет жаль, если гости так и не услышат второй части вашего интересного доклада.
Печальный Лорд вздохнул.
— Боюсь, мне будет неловко… Теперь моих слушателей, скорее всего, больше интересует причина моей внезапной растерянности, нежели суть моих исследований.
— Я придам вам мужества, — сказал Джим и ещё раз поцеловал лорда Дитмара. — Ступайте и не думайте ни о чём, кроме доклада.
— После всего, что вы сделали, это будет трудно осуществить, — проговорил тот, наклоняясь к губам Джима.
Этот поцелуй был более страстный и долгий, чем предыдущие; Джим обвил руками шею Печального Лорда, а тот крепко и нежно прижал его к себе. Прервало их деликатное "гм-гм", изданное Криаром.
— Прошу прощения… Милорд Райвенн послал меня найти вас и сообщить, что гости ждут вас, ваша светлость.
— Передайте, что я сию минуту явлюсь, — сказал лорд Дитмар.
Дворецкий с поклоном удалился, а Джим и лорд Дитмар ещё полминуты стояли, держась за руки и глядя друг другу в глаза.
— Наверно, мне лучше не присутствовать, — прошептал Джим. — Я не хочу снова вводить вас в смущение.
— Нет, дитя моё, теперь ваше присутствие мне необходимо, — сказал лорд Дитмар. — Без вас я не смогу сосредоточиться.
— Как странно, — улыбнулся Джим. — Я думал, я вам только помешаю.
— Это парадоксально, но я хочу, чтобы вы мне мешали, — ответил лорд Дитмар. — Хочу видеть вас, терять голову из-за вас, сходить по вас с ума, и мне всё равно, что обо мне подумают! Без вас я не могу… Просто не могу существовать. Вы нужны мне как воздух, Джим.
Джим пролепетал чуть слышно:
— И вы мне, милорд.
Семнадцатого илине отмечали день рождения Илидора: ему исполнился год. Он уже бегал, мог довольно связно изъясняться и даже знал алфавит. Лорд Дитмар прислал ему в подарок комнатные качели, которые были поставлены в детской и стали любимой забавой Илидора. По всему дому слышался топот его маленьких ножек и его звонкий голосок, и его излюбленным занятием было увязаться за кем-нибудь и бегать "хвостиком", пока его не возьмут на руки. Глядя в его светлые и чистые глазки, Джим с каждым днём всё больше узнавал в нём Фалкона, и у него сжималось сердце. Иногда Илидор смотрел очень серьёзно и не по-детски, и Джиму казалось, будто из глаз сына смотрела на него душа Фалкона. А однажды утром малыш сказал:
— А ко мне приходит светлый дядя.
Джим сначала не понял и решил, что это детские фантазии, но на следующее утро Илидор снова сказал, что к нему приходил этот дядя. Он рассказывал ему сказки, пел колыбельные и говорил, что он его очень любит. У Джима забилось сердце. Он спросил:
— Какой он, этот дядя?
Илидор ответил, что дядя очень похож на дедулю Альмагира, только с длинными волосами, одет в белое и весь светится. В памяти Джима вспыхнул его сон годичной давности, в котором он видел свою с лордом Дитмаром свадьбу, на которой Фалкон был именно такой — весь в белом и сияющий, видимый только для Джима, а для всех остальных невидимый. Джима затрясло: неужели душа Фалкона осталась рядом с ними?
"Светлый дядя" приходил к Илидору регулярно — чаще всего ночью, баюкал его и рассказывал сказки о других мирах, в которых живут огромные светлые существа, мудрые и прекрасные, которых люди зовут богами. Каждое из таких существ создавало свою вселенную, населяло её живыми тварями, в том числе и разумными, и любило их, как своих детей. Предназначение этого существа было в созидании и любви. Если созданные им дети забывали своего Создателя и погрязали в войнах и зле, Существо умирало без их любви, и созданная им вселенная погружалась в хаос. Ею завладевали тёмные силы, которые приводили её к запустению и гибели.
