плечо, сжал легонько — и неведомое напряжение, что нитью в груди натягивалось, отпустило вдруг.
— Этот проныра, верно, не мог такой нож не заметить и упустить. Теперь мы только в этом убедились. Значит, с него спросим. Давно уж он на встречу со мной напрашивается.
Елица подняла голову и взглянула в его решительное и усталое лицо. Видно, чему быть суждено, того миновать не удастся, как ни пытайся.
Сколько дорогами разными ни петляй, а всё равно пришлось выехать к большаку, что вёл прямиком на Велеборск. Там, в одной из весей — Борогосте — должны были встретиться с ближниками Ледена и Брашко. А может, и со Знаславом, если тот успеет вернуться из Логоста после разговора с Чтибором о том, какая участь постигла дочь его, которую он, верно, уж и за живую считать перестал.
Не слишком-то легко было на душе после поисков ножа обрядного, что не увенчались успехом. Одно оставалось: с Камяна его спросить — да как забрать только — неизвестно.
— Сам я с ним говорить буду, — решил Леден сразу, как понятно стало, что нож не отыщется на том месте, где потерян был. — Уж к нему я тебя точно не допущу и близко. Одним воздухом с ним уже замараться можно.
И глаза его пыхнули льдом голубым при воспоминании о том, что сотворил ватажник Гроздана с Вышемилой.
— А коль отдавать не захочет? — усомнился Денко, который рядом с ним ехал, прислушиваясь ко всему, о чём княжич говорил с Елицей — если ему дозволяли. — Нож, наверное, красивый был, дорогой, раз он на него позарился. Вдруг продал куда или подарил кому?
— Не подарил, — Елица поморщилась от того, как кислым мазнуло по языку от одного упоминания Камяна. От мысли одной о нём. — Такие, как он, любят себе на память оставлять что-то от тех, кого мучили.
Леден покосился на неё с подозрением, но она взглядом одним попыталась его уверить, что совсем уж худого ватажник с ней сотворить не посмел. Только синяк, им оставленный, сходил с лица больно долго. Княжич, кажется, понял всё, снова успокоился — и больше они Камяна до самого Борогоста не вспоминали.
Добрались они до веси нужной по накатанному до каменной твёрдости большаку и вовсе быстро. Большим погостом, последним крупным на пути к Велеборску был Борогост. Много здесь всегда сновало люда перехожего и торгового — на пути из столицы и в неё. Здесь даже были не только избы гостинные на случай приезда князя и дружины его, но и настоящий постоялый двор, хоть и не такой большой, как в городе. Но нынче и здесь было тихо. Может, даже тише, чем в тех весях, что лежали далече от Велеборска: туда не слишком охотно совались зуличане. А тут, видно, похозяйничали вдоволь.
И пострадал зажиточный Борогост от их набегов сильнее: много погорело изб. И оттого взгляды борогостчан были нынче настороженными и даже неприветливыми к незнакомым путникам. Только немногие, кажется, узнавали Елицу — и тут же начинали шептаться, а то и откровенно громко переговариваться: кто с радостью скрытой, а кто и с обидой. Явилась, мол — ждали давно. Да она старалась на слова эти недобрые внимание своё не распылять. Направились они прямиком к дому старосты здешнего: поздороваться, спросить разрешения подобающего в гостинных избах остановиться. Да Елица и глазам своим не поверила, как увидела, что остались от избы Копыля, которого она с детства самого знала, только брёвна одни обгоревшие.
— На дом Копыля первым напали, — буркнула громко баба со двора соседнего, что наблюдала за пришлыми как только появились они вдалеке. — Его убили, дочерей в полон свели. Теперь мы без старосты покамест.
— Мы в избах гостинных у вас остановиться думаем, — вместо Елицы, которая не сразу пришла в себя от страшных вестей, заговорил Леден.
— Остановитесь, — милостиво разрешила женщина, как будто было у неё на то право. — Если место вам там сыщется. Приехали тут одни недавно, а после ещё. Княжич, что ли какой. Говорят, из Остёрска. И…
Не стали они выслушивать говорливую бабу. Леден сразу коня развернул и едва не галопом помчался через весь на окраину — к гостинным избам. Елица едва за ним поспела в окружении лосичанских кметей, которые даже на ходу успевали недоуменно переговариваться и гадать, как такое вообще приключиться могло. Да дело нехитрое. Всё ж не стерпел побега Чаян — сам лично вослед за умыкнутой невестой отправился. Теперь, что будет — неведомо. И хотелось заставить Ледена остановиться, подумать хорошенько, прежде чем пред очи брата являться, а знала Елица, что никакими силами того не сумеет сделать. Они промчались по узкой улице, распугивая редкий люд, что попадался навстречу или выходил во двор, чтобы глянуть, кого принесло. Оставалась за ними только полоса туманная пыли, что светилась бронзой в косых лучах вечерней зари. Все приостановились лишь у самой околицы, как завидели избы, в которых случалось и раньше останавливаться в дороге.
Вокруг них было теперь людно — и правда ведь, всем места может и не хватить: с Елицей тоже немало мужчин прибыло. Да и ладно бы, беда небольшая, да волновало вовсе не это. Ведь чем ближе подъезжали к постою, тем яснее узнавались среди воинов, что были сейчас во дворе, ближники Чаяна. Уж их Елица запомнила неплохо за всё время знакомства со старшим княжичем и жизни его в Велеборске.
Те тоже заметили, что пожаловали к ним другие путники — а вперёд всех — Ледена, который скрываться и присматриваться издалека ничуть не думал. Да только, кажется, собой всё норовил Елицу прикрыть, которая чуть позади него держалась. Подобрались кмети, запереглядывались, тихо переговариваясь меж собой. Метнулся кто-то в избу самую большую — и не успели ещё на двор заехать, как вышел из сеней сам Чаян.
Знакомый до ёканья в сердце — и другой едва уловимо. Как ни мало было разницы в возрасте княжичей: погодки ведь — а сейчас явственно виделось, что Чаян — старший. Показалось даже на миг, что вовсе не он это, а Светояр, приехавший наконец своё забрать — хоть Елица князя и не видела никогда раньше. Он встал, переступив порог и, вскинув подбородок, оглядел отряд, что следовал за Леденом, после брата, который спешился уже — а уж самой последней — Елицу. И что-то на его лице дрогнуло,
