спала. Хотя иногда ей казалось, что делает это специально. Но и тут она думала, рыдала, а потом понимала, что пусть так, чем иначе.
А ещё душил воспоминаниями тот ужас, который пришлось пережить, когда Роар и феран ушли, когда Элгор забрал её, когда сражался, её спасая, и был ранен. А она даже верила, что убит. И потом подземелья этой царской тюрьмы. Жуткие люди вокруг. Злые, мерзкие, похотливые.
Её не тронули, только потому что было особое распоряжение от этого их короля. Но смотрели очень неоднозначно. И девушка тогда забилась в самый тёмный угол камеры и очень хотела просто перестать быть здесь и сейчас.
А дальше этот… что это было? Суд? Милена даже понять не смогла, как у неё внутри проснулось столько смелости и злости в тот момент. Но она чувствовала, что их жизни закончатся здесь и сейчас, и было очень страшно, что Роара убьют, что достопочтенного ферана убьют, а её саму оставят и предстоящие мучения так ярко разлились красками у неё в сознании, что ей показалось самым логичным сделать так, чтобы её тоже убили.
Но Хэла их спасла.
Хэла была такая страшная, беспощадная. Милена смотрела на неё во все глаза, исподтишка, прижимаемая Роаром, который защищал её, хотя сам едва на ногах стоял. И несмотря на то, что девушка видела женщину разной, и в гневе в том числе, но тогда в чёрной ведьме была какая-то невообразимая обречённость. Будто она сжигала мосты, и было ужасно не по себе — а вдруг Хэла не вернётся?
И она не вернулась. Достопочтенный феран вернулся один.
Сначала Милена не обратила на это внимания. Потому что было совсем не до того.
При попытке захватить Зарну погибла Томика. Девушка во время нападения глупо решила воззвать к честности и совести всё-таки любимого ею Ворга, но была им жестоко и совершенно беспощадно убита.
Увидев тело серой на площади, перед главными воротами в замок Милена разрыдалась и успокоится сама уже не смогла.
Видимо эта смерть стала последней каплей, хотя до того Милена изо всех сил старалась быть храброй и смелой, держала себя в руках, потому что и без её слёз было тяжело и сложно.
С площади её утащил Роар, а потом ей даже привели лекаря или мага, она так и не поняла, который дал ей какой-то травяной настой, чтобы она уснула.
И вроде бы успокоение пришло со временем, но кошмарные сны никак не оставляли. Её стала мучить бессонница, а Роар так уставал, выполняя работу достопочтенного ферана, что проваливался в глубокий сон, почти сразу, как ложился в постель, и не знал, что ночами она просто тихо лежит рядом, глядя в потолок.
По началу то, что митар делал работу ферана было ей понятно, но потом она стала замечать, что с таном Роара что-то не так. Да и все в доме кидали озабоченные, полные тревоги взгляды в сторону ферана — выглядел мужчина просто жутко.
Поначалу он исправно по-утрам выгуливал хараг Хэлы, но потом пропадал на весь день… Но постепенно вообще перестал выходить, а потом и пускать к себе кого-либо.
Милену задевало его состояние. Она сначала не понимала причин этого, но потом осознала — внутри этого мужчины, который всегда был таким основательным и непоколебимым, дарил ей уверенность и ощущения присутствия рядом покровителя и даже отца, была такая пропасть отчаяния и беды, он сломлен, подавлен, словно перестал жить. И никто, в особенности никто из окружавших его родных, ничего не делал с этим.
— Почему никто не хочет помочь ему? — спросила как-то раз Милена у Роара не выдержав этой гнетущей атмосферы.
— Светок, — устало повёл головой митар, тяжело вздохнув.
— Он же губит себя, он словно умирает, — не унималась белая ведьма. — Словно болеет, но…
— Как ты представляешь себе, я должен его спасать? — взвился Роар. — Он прибьёт меня ещё до того, как я до него дойду. Он даже в дурмане опасен. Особенно в дурмане.
— Почему бы не найти Хэлу. Разве нельзя? Или Тёрка? Они ведь… ну не знаю влияют друг на друга.
— Хэлу не найти, потому что он разорвал слово связывающее её призыв с фернатом. Она свободная ведьма теперь. А Тёрк… ума не приложу, где он может быть. Он при том, что так вроде бы заметен, умеет пропадать с концами.
Милена ещё хотела что-то сказать, но Роар её жёстко прервал. А потом запретил подходить к комнатам ферана и даже в библиотеку её не пускал.
И вот её стало тошнить утром, сны стали просто невыносимыми, такими, что о сне она даже думать боялась. Накатывала безумная слабость. И в один из дней Милена столкнулась с Лораной. Внутри серой было два огонька, как и у Хэлы тогда, когда был этот двор, когда она, как теперь понимала девушка, мучилась токсикозом.
— Лора, — шепнула Мила. — Ты беременна, Лора!
— Знаю, — ответила серая. — Как и ты, девочка.
Этот факт произвёл на белую ведьму такое неизгладимое впечатление, что она не могла прийти в себя несколько дней и в конечном итоге её озадаченность, паническое настроение и хворое состояние заметил Роар. Сказать ему оказалось очень тяжело. Она думала о разных реакциях. И даже о гневе, но тут…
Митар спросил от кого у неё ребёнок. Как ударил. Ей даже дышать стало тяжело, думала, что сейчас умрёт.
Психанула, ушла от него. Не говорила с ним несколько дней, жила в комнате с Лорой. А ещё страх запрета на эту беременность угнетал, давил, делал безумной. И так было тяжело без Хэлы, без поддержки и мудрости. Чёрная ведьма уж знала бы, что вообще происходит и как с этим быть. А ещё Милена даже подумала — вот бы женщина забрала у неё этого ребёнка.
Эта мысль была такой пугающе пронзительной, что конечно привела к истерике.
И в этом бреду она почему-то поплелась к тому человеку, которому в этом доме было сейчас хуже всех.
Была пересменка стражи и поэтому Милене никто не помешал попасть внутрь комнат ферана. Тут было мрачно, тихо и холодно, несмотря на то, что на улице уже вовсю царствовала весна.
— Ты не слышала, что я запретил заходить ко мне? — спросил он хрипло.
— Простите меня, — прошептала девушка.
Она аккуратно заглянула через проём, туда, где была спальня. В этой комнате был просто невообразимый беспорядок. Феран сидел на полу, прислонившись спиной к кровати. Всегда выглядящий несгибаемо, прямо, опрятно, с безупречной военной выправкой, вокруг него всегда был порядок, но сейчас всего этого
