— Да, лорд Беррит! Да! И ваша дочь, и ваш внук, и даже баронесса де Монаст! Более того, супруга моя озаботилась привить большую часть обслуги в замке, потому кордоны на торговых путях графства поставлены для защиты сервов, а не замка.
Через день лорд Беррит, больше от страха, чем от понимания ситуации, согласился на вариоляцию. Предварительно лично осмотрев и расспросив каждого из солдат. Не все прививки были одинаково аккуратны, у нескольких образовались небольшие выгнившие вмятинки. Впрочем, были они на предплечье, скрыты одеждой, да и размер их не превышал половинки горошины. Такие же вмятины и рубцы бороздили лица выживших переболевших. Не за своё лицо боялся лорд Беррит, шрамы – что?! Они у всех есть! А вот умирает из десяти человек четверо, а то и пятеро. А тут все в один голос говорили, что через неделю были совсем здоровы, да и болели не слишком тяжело.
Несколько дней недомогания лорд провёл в постели. Зять сам лично ежедневно менял ему повязки на руке и, когда гнойник стал затягиваться, лорд собрался с духом, велел заложить карету и отправился к королю, прихватив зятя.
Эдуард Красивый прятался от оспы в небольшом поместье в сутках езды от столицы. В замок лорда Беррита впускать отказались, хотя он и кричал, что привёз необыкновенное лекарство. Эдуард не поленился лично подняться на крепостную стену старого замка и потребовать, чтобы «лорд убрался к чертям»! Очевидно, сидеть взаперти его величеству было скучно и хоть так он мог позволить себе развлечься.
Тогда лорд Беррит с зятем отправился в королевский дворец, где так же взаперти сидела прибывшая гишпанская принцесса. Бракосочетание из-за оспы было, разумеется, отложено, и положение принцессы уже вызывало некоторые насмешки оставшихся при дворе дам. Впрочем, вслух, разумеется, об этом не говорили, но принцесса чувствовала ехидные улыбки за спиной. Однажды, даже слышала разговор двух оставшихся при её дворе королевских сплетниц, обсуждавших с гнусными смешками, что король, возможно, сбежал не от оспы, а от свадьбы!
Далеко не сразу его впустили туда, но принцесса, поставив между собой и лордами несколько курильниц с дымящимися травами, всё же лорда выслушала, потребовала отвязать рукав и показать язву. Долго совещалась со своим врачом, ещё два дня вела переговоры, а потом, всё же, рискнула.
Была сшита специальная накидка для процедур. Напоминала она огромную простыню с небольшим отверстием, закутывала даму целиком, с головой, оставляя оголенной руку от начала предплечья до локтя – по мнению придворных дам это было достаточно прилично. Гной для вариоляции лорд Стенли брал у лорда Беррита. Вместе с принцессой рискнул пройти операцию посол Гишпании и некоторые её придворные дамы.
А лорда Стенли приказал бросить в тюрьму оставшийся замещать короля в столице герцог Сайвонский. В одну камеру с лордом Берритом. За «злоумышленное распространение болезни». Сам герцог переболел ещё в юности, о чём говорило его обезображенное оспинами лицо. Впрочем, он ежедневно и весьма тщательно замазывал шрамы и ранки свинцовыми белилами.
— Нам пришлось просидеть в этом сыром подвале почти три недели, Ирэн. И это были совсем не шутки. Мы умерли бы с голоду, если бы не солдат, что охранял камеры! Когда-то он служил под началом твоего мужа. Раз в два дня он приносил нам еду.
Ирэн сочувственно покачала головой:
— Но, отец, вы говорили, что Стенли сидел в тюрьме для защиты?
— Это когда его посадили второй раз.
— О, Господи!
Пока лорды развлекались в тюрьме, его величество, Эдуард Красивый, валялся покрытый гнойными струпьями в загородном поместье. Сразу же после выезда оттуда, когда восстановивший силы король показался на люди, он получил прозвище Эдуард Рябой, которое так и осталось с ним до конца его жизни.
Гнев короля, который он испытал, поняв, что болезнь могла миновать и его, странным образом повернулся на лорда Стенли. Но принцесса Альдина уговорила посла спрятать лорда-спасителя, как она его называла, в тюрьме под домом гишпанского посольства. Правда там лорд Стенли сидел уже с комфортом и по вечерам второй секретарь посольства составлял ему компанию за роскошным ужином.
Ирэн потеряла терпение:
— Отец! Почему вы не послали мне голубя, и где сейчас мой муж?!
— Потому что Лонг, скотина такая, сбежал, бросив голубей! Они передохли от голода и жажды!
— Хорошо, я поняла! Но где сейчас мой муж?!
17
— В Гишпании?! Господи, спаси! Но что он там делает?
— Отправлен ко двору его величества Педро для проведения вариоляций. Сам король переболел ещё в детстве, как раз тогда умер его старший брат, и он остался наследником. Однако, у его величества, кроме принцессы Альдины, ещё пятеро детей.
— Отец, но почему было не послать ко мне гонцов? Я ужасно волновалась за мужа!
— Солдаты отправились вместе с ним, Ирэн. Его величеству Педро нужны будут доказательства. Конечно, и принцесса, и посол Вальдео отправили с ним рекомендательные письма, но лучшее доказательство правильного лечения – живые люди.
— Подожди, но где мой муж возьмёт материал для прививки?
— С ним отправлено девять здоровых людей. Он будет делать им прививки по очереди. Едет он сушей, где, возможно, будет обновлять материал от коров и коней.
Ирэн задумалась. Конечно, немного спокойнее ей стало, но не совсем. Дальняя дорога здесь – не самое спокойное мероприятие. Тем более, по стране, где только что гуляла оспа – некоторые города опустели наполовину. Однако изменить что-либо было не в её власти. Вздохнув, Ирэн спросила:
— И как вы ухитрились занять место лорда-хранителя? Что случилось с герцогом Сайвонским?
— О, с ним много, что случилось, включая большие финансовые проблемы. Ему даже пришлось, чтобы умилостивить его величество Эдуарда, вернуть под королевскую руку огромный кусок земли. Это он ещё дёшево отделался! За те игрища, что он устраивал за спиной его величества, можно было и головы лишиться! А больше всего с ним случился граф Горацио Киранский – этот идиот скрывал, что болен, и ухитрился заразить короля.
— О, Боже! Отец, но граф мог и сам не знать, что он болен.
— А это совсем не важно, Ирэн. Главное, что гнев короля сейчас направлен именно на него.
— Пожалуй, мне даже жаль графа.
— Думаю, в тюрьме, где он сидит сейчас за угрозу королевской жизни, он пробудет ещё долго. Нет, безусловно, в конце концов его величество сжалится над ним, но пока… Герцог отправлен в свои земли с наказом не возвращаться ко двору до особого приказа. И уж поверь, Ирэн, я очень постараюсь, чтобы такой приказ был не так скоро! Ты, хоть и женщина, но умна. Потому я не скрываю от тебя свои мысли.
— Отец, я всё равно не очень понимаю, зачем вам это? Вы богаты, у вас свои земли и большая власть. Что даёт вам эта придворная должность такого, чего не даёт графский венец?
Лорд Беррит немного нахмурился, отхлебнул из кубка, побарабанил пальцами по столу…
У Ирэн сложилось впечатление, что отец думает, стоит ли говорить ей о настоящей причине.
— Ирэн, у тебя есть сын.
Ирэн машинально кивнула головой, хотя это был не вопрос, а утверждение, лорд пытался подвести дочь к определённой мысли.
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что будет с ним, когда ты умрёшь? В какой стране будет жить Артур?
— Отец, он с возрастом станет полноправным графом, а сейчас многому учится. Думаю, что он вполне справится со своими землями, даже когда меня не станет.
Лорд поморщился:
— Ирэн, я не о том. Не о землях внука. Я говорю о стране. Будет ли на землях мир, или идиоты, вроде Сайвонского, вновь втравят нас в войну по ничтожному поводу? Будет ли мой сын собирать налог с цветущих земель, или погибнет на поле брани, как мой двоюродный брат, не оставив потомства? Ты знаешь, из-за чего была развязана предыдущая война? Семь лет сервы были оторваны от земель, не пасли скот, не обрабатывали сады. Семь лет лорды Англитании лили свою кровь! Семь лет, Ирэн! Сколько родов больше не восстановится из-за неё – просто потому, что не осталось живых мужчин? Неужели тот ничтожный клочок земли, из-за которого всё и произошло, стоит таких жертв? И ведь Франкия предлагала выплатить за эти земли приличные деньги! Но идиоты орали, что ни пяди своей земли отдавать нельзя! А она – никогда не была нашей, эта спорная земля. Никогда! Это баронство всю жизнь принадлежало Франкии. И то, что несчастный лорд Лерман умер бездетным, а его жена была англитанкой, вовсе не давало Англитании права на этот жалкий скалистый клочок суши.
