сделаны непосредственно перед церемонией Вознесения. Пойдём со мной, и разбуди Лену, — сказал я сквозь стиснутые зубы. Мысль о том, что она меня забудет, почти невозможно перенести. — Пожалуйста, — попросил я, выражая уважение, которое, по моему мнению, он заслуживал за то, что помог, хотя в этом не было необходимости. Они сделали выбор, и это заслужило уважение. Не многие существа могли бы сказать, что заслужили моё уважение. — После того, как ты починишь её комнату, мне нужна пара минут, — добавил я, зная, что из-за этого я выгляжу слабым, но наплевать. Я мысленно позвал Лейтона принести фотографии. — Отдайте их Райдеру и убедитесь, что документы на магазин возвращены Фицджеральдам; так у них будет некоторое подобие безопасности и цели.
Каким бы холодным ублюдком я ни был, планировал использовать его для обмена с Леной. Теперь же идея казалась пустой. Она возненавидит меня, как только всё выяснит, и то, что могло быть между нами, увянет и умрёт вместе с огнём, который она испытывала ко мне. В конце концов, я спас ей жизнь, и это стоило больше, чем то, что могло быть между нами. Даже у дьявола есть совесть, когда речь идёт о чувствах, и я не повторю своей ошибки.
Я перенёс Лену в комнату Кендры после того, как Райдеру дали снимки, и я знал, что он следует за нами. Лена застонала, когда мы материализовались в тени комнаты. Райдер просеялся внутрь и посмотрел на одну из фотографий того, как должна выглядеть комната. Учитывая все обстоятельства, ущерб, нанесённый спальням, не так уж и силён, если не считать запаха дыма. Райдер махнул рукой, и новая краска появилась на стенах. Он проверил каждый предмет мебели, каждую безделушку или картину, и заменил повреждённые дымом вещи. Затем открыл шкатулку с драгоценностями на комоде, и, казалось, остался доволен своей работой.
Я сел на свежевыкрашенную кровать и крепко обнял спящую Лену. Я попрошу Лейтона забрать вещи Кендры и её матери из моего дома и привезти их сюда как можно скорее.
— Ты уверен, что хочешь заставить её забыть тебя? — осторожно спросил Райдер, в его глазах не было злобы или намерения использовать её против меня, как бы это сделали многие. Большинство искало способы добраться до меня или слабости; но не он.
— У тебя есть другой план? — огрызнулся я, ненавидя себя за то, что у меня не было других вариантов, кроме того, что собирался сделать. Когда он не предложил, я покачал головой. — Отпустить её — доброта, она заслуживает того, кто не пропитан кровью мёртвых. Заслуживает того, кто может прикоснуться к ней без крови её предков на руках. Это не я. Я должен отпустить её, потому что это единственное, что могу контролировать, и это единственный способ защитить её.
— Как пожелаешь, — сказал он и прошептал слова, чтобы освободить её от навеянного сном состояния.
Как только мы остались одни в комнате, я прижал Лену к себе, вдыхая сладкий цветочный аромат домашнего шампуня, и поцеловал в макушку. Я ненавидел скручивающиеся узлы в животе при мысли о том, чтобы отпустить её, но сказал правду. Она заслуживала кого-то лучшего, кого-то, кто мог бы дать ей всё в жизни. И это точно не я. Я подумывал оставить ей часть воспоминаний, но она дотянулась бы до них, и ложные воспоминания рассыпались бы. Я не мог этого допустить. Магдалена умна; я должен стереть всё или ничего. Она слишком сильна, и мне нужно время, чтобы найти Катарину и вернуть Кендру. Если она ещё жива, в чём я сомневался, увидев разрушения в аббатстве.
— Жаль, что у меня нет другого способа, маленькая ведьма, — прошептал я, целуя её в лоб и прижимаясь своим. — Лишь так я могу обезопасить тебя, и быть в состоянии присматривать и защищать, — объяснил я её спящему разуму, надеясь, что она сохранит память об этих словах, когда, наконец, вернёт их. — Проснись, Лена, — приказал я, наблюдая, как её ресницы затрепетали. — Проснись, — прорычала я, зная, что если подожду ещё минуту, потеряю ту малую силу воли, которая сохранилась, чтобы исполнить план. Я не хороший человек, это дерьмо выше моего понимания. Я мог бы легко подчинить Лену и удержать, но она была права, когда сказала, что она бабочка. Я знал, что бабочек ловить нельзя. Они медленно увядали в неволе и умирали. Лена напоминала мне голубую бабочку Палос Вердес, красивую и неуловимую. Редкая среди своего вида, она единственная в своём роде и заслуживала свободы.
— Лукьян, — прошептала она напряжённым голосом от ужаса, с которым столкнулась ранее. Её глаза распахнулись, а лёгкие наполнились беззвучным криком.
— Сегодня ничего не случилось, ты в порядке, Лена. Всё будет… всё будет хорошо, — произнёс я. И чертовски не хотел, чтобы она запомнила эти слова — Кендра в безопасности. — Ложь застряла у меня в горле, и я с трудом проглотила её. Кендру забрали, потому что Хелен впустила Люцифера в аббатство. К этим событиям Лена не имела никакого отношения, однако она найдёт способ обвинить себя за это, за то, что подтолкнула Хелен к пресловутой сделке с дьяволом, а ей это не нужно… никому не нужно. Она заслуживает освободиться от этого бремени до тех пор, пока не вспомнит, кто она. Я слабо надеялся, что если верну Кендру к моменту, когда Лена вернёт воспоминания, сможет простить меня.
Я вкладывал всё больше силы в принуждение и каждую ложь. Она подняла на меня глаза и покачала головой, отчего прекрасные волосы каскадом рассыпались по шёлковым простыням. Её губы изогнулись в мягкой улыбке, будто на мгновение отвлеклась видом моих глаз. Это продолжалось не больше секунды, прежде чем она нахмурилась и посмотрела на меня, заметив печаль. Мне хотелось притянуть её к себе. Раздеть и взять в последний раз, но у времени не было, и я знал, что её тело ещё болело после последних раундов секса. Я не мог насытиться Леной, будто она околдовала меня. Я наклонился и нежно поцеловал её, наслаждаясь хриплым стоном, который сорвался с её губ. Моё сердце бешено колотилось в груди, и я заставил себя отстраниться.
— Ты меня не знаешь, мы ещё не встречались, — прошептал я и посмотрел на Лену. Она сморщила нос и нахмурилась, словно решила, что я сошёл с ума. Затем медленно села, качая головой и начиная стягивать с меня рубашку. Я отстранил её руки, толкнул на кровать, где мог нависнуть над ней, и заглянул в прекрасные глаза. — Ты меня не знаешь, ты не покидала Хейвен-Крест
