вызывая боль на грани удовольствия. Боги, я хочу –
нет, он хотел меня. Это его голод на грани изнеможения по моим касаниям, моему вкусу, ощущению…
Сила заполнила весь мой организм, потрескивая на коже, и за моими закрытыми глазами полыхнул свет.
Образы прекратились – и чувства снова стали моими собственными.
И будь я проклята, если не возбудилась настолько, что пришлось сменить позу, лишь бы унять ноющую тяжесть между ног.
– Прекрасно! – кивнул профессор Карр, что-то записывая.
«Поверить не могу, что ты это сделал».
«Не за что».
Я прикоснулась тыльной стороной ладоней к щекам – моя кожа пылала огнем.
– Вот видишь, – Карр показал блокнот. – Последний известный заклинатель молний писал о перегреве. Теперь повтори.
Тэйрн фыркнул.
«Ни одного гребаного слова», – предупредила я.
На этот раз я сосредоточилась на ощущении потока силы, а не на том, что его вызвало, раскрыла все чувства и пропустила через себя раскаленную добела энергию, подходившую к точке кипения. А когда она дошла, я освободила ее – и в трех футах от нас ударила молния. Вы только посмотрите. Я просто сдуреть какая крутая.
– Может, в этот раз поработаешь над прицеливанием? – профессор Карр проглядывал свои заметки. – Главное, старайся не истощать физическую силу, которой ты контролируешь энергию. Никому не хочется, чтобы ты сгорела. Сила вроде той, что у Тэйрна, сожрет тебя заживо, если не сможешь ее сдержать.
Молния ударила еще пять раз, прежде чем я выбилась из сил, и ни разу – туда, куда я целилась.
Что же. Это будет труднее, чем я думала.
Глава 31
Первое июля, годовщина битвы при Аретии, впредь провозглашается Днем Воссоединения и будет отмечаться по всей Наварре каждый год в память о жизнях, утраченных на войне ради спасения королевства от отступников, и в память обо всех спасенных Аретийским договором.
Королевская прокламация короля Таури Мудрого
Я выгребала одежду из обломков бывшего шкафа, когда в дверь постучали.
– Войдите, – крикнула я, сбрасывая ворох тряпок на кровать.
Дверь открылась, и вошел Ксейден – с растрепанными волосами, будто только что с летного поля, – и у меня застучало сердце.
– Я просто хотел… – начал он, потом замолчал, оглядывая разрушения, оставшиеся в комнате после вчерашней ночи. – Я почему-то себя убедил, что мы не так уж и разошлись, но…
– Да уж, тут…
Он посмотрел на меня – и мы оба не сдержали улыбку.
– Слушай, чего тут стесняться, – пожала я плечами, стараясь снизить градус неловкости. – Мы оба взрослые люди.
Он поднял бровь со шрамом.
– Это хорошо, потому что я и не собирался стесняться. И как минимум могу помочь с уборкой. – Он перевел взгляд на шкаф и поморщился. – Честное слово, когда я уходил утром, в темноте все выглядело не так плохо. А еще вчера ты, оказывается, подпалила пару деревьев. Понадобилось двое кадетов – повелителей воды, чтобы погасить пожар.
У меня загорелись щеки. Кажется, тот пожар погасили не до конца.
– Ты рано ушел, – попыталась сказать я как можно более небрежно, подойдя к столу – уцелевшему каким-то чудом – и наклонившись за книжками, которые мы вчера сбросили на пол.
– У меня была встреча командования, ждали пораньше. – Его рука коснулась моей, когда он наклонился за моим любимым сборником сказок – тем, что Мира все-таки успела сунуть мне в рюкзак той ночью, когда мы вернулись в Монсеррат.
– А, – у меня стало легче на сердце. – Тогда понятно. – Я встала, сложила книги на стол. – То есть не потому, что я храпела.
– Нет. – У него приподнялся уголок рта. – Как там тренировка с Карром?
Неплохо съехал с темы.
– Я могу разбудить молнию, но не могу прицелиться, и еще это ужасно выматывает, – я поджала губы, вспоминая свой первый удар. – Знаешь, вчера на летном поле ты обошелся со мной как говнюк.
Он стиснул книгу в руке:
– Да. Я сказал тебе то, что, по-моему, тебе надо было услышать, чтобы пережить тот момент. Знаю, ты не любишь, когда другие видят тебя уязвимой, но ты…
– Все-таки была уязвимой, – закончила я мысль.
Он кивнул.
– Если тебе станет от этого легче, я тоже не удержал в себе завтрак, когда в первый раз убил человека. Я не стал думать о тебе хуже. Это просто показывает, что у тебя еще осталась человечность.
– Как и у тебя, – ответила я, мягко забирая книгу.
– Спорный вопрос.
Сказал человек со ста семью шрамами на спине.
– Нет. Не для меня.
Он отвернулся, и я поняла, что он вот-вот снова уйдет в глухую оборону.
– Расскажи что-нибудь настоящее, – попросила я, отчаянно стараясь удержать его.
– Например? – спросил он, прямо как тогда в полете, когда я набралась смелости спросить его о шрамах, а он бросил меня на горе одну.
– Например… – я панически искала, что бы спросить. – Например, куда ты отлучался в ту ночь, когда я застала тебя во дворе.
Он наморщил лоб:
– Давай поточнее. Третьекурсников все время куда-то отправляют.
– С тобой еще был Боди. Сразу перед Полосой. – Я нервно провела языком по нижней губе.
– А. – Он взял другую книгу, положил на стол, явно стараясь потянуть время и решить, открываться мне или нет.
– Я никому не расскажу ничего про тебя, – пообещала я. – Надеюсь, ты это знаешь.
– Знаю. Ты не сказала ни одной живой душе, что видела под деревом прошлой осенью. – Он потер шею под затылком. – Альдибаин. Тебе нельзя знать зачем, и больше никаких вопросов, но мы летали туда.
– А.
Я действительно ожидала не этого, но для кадетов обычное дело – доставлять что-нибудь на форпост.
– Спасибо, что рассказал.
Я хотела положить книгу на место, но увидела, что переплету старинного тома явно досталось, когда мы скинули его вчера ночью.
– Вот дерьмо.
Я открыла обложку сзади и увидела, что она отрывается.
И из нее что-то торчало.
– Что это? – спросил Ксейден, заглянув через плечо.
– Не знаю, – удерживая тяжелый том одной рукой, я вытянула наружу хрупкий клочок пергамента. Все поплыло перед глазами, когда я узнала почерк отца и увидела дату – за несколько месяцев до его смерти.
Моя Вайолет,
скорее всего, ты уже будешь в квадранте писцов, когда найдешь это послание. Помни, что фольклор передается из поколения в поколение, чтобы научить нас правильно понимать прошлое. Если мы утратим его, утратим и связь с историей. Хватает всего одного отчаявшегося поколения, чтобы эту самую историю изменить – или даже переписать.
Я знаю: когда придет время, ты сделаешь правильный выбор. В тебе всегда было все лучшее от твоей матери и от меня.
С любовью,
папа
Нахмурившись, я передала письмо Ксейдену и пролистнула книгу. Я хорошо знала все эти сказки и до сих пор слышала, как голос отца читает каждое слово, словно все еще была ребенком и лежала у него на коленях, свернувшись калачиком после долгого дня.
– Загадочно, – заметил Ксейден.
– Он стал немного… загадочнее в годы после смерти Бреннана, – тихо призналась я. – Из-за смерти брата отец совсем замкнулся. Мне удавалось проводить с ним время только потому, что сама всегда сидела в библиотеке, училась на писца.
Страницы шуршали, а я пролистывала истории о древнем королевстве, простершемся от океана до океана, и Великой войне между тремя братьями, бившимися за владение магией в том таинственном краю. В одних сказках говорилось о первых всадниках, научившихся связываться с драконами, и как эта связь могла обратиться против человека, если он забирал слишком много энергии. В других – о великом зле, что расползлось по земле, когда людей совратила темная магия и превратила в существ, что именовались вэйнителями или вейнинами, и те создали стаи крылатых тварей под названием «виверны» и, алчные до власти, выжгли всю магию в той
