Пахло в комнате ярко. Она протянула руку за принесенными ингредиентами и попросила меч держать наготове.
— Чтобы ты не увидел, как бы тебе не хотелось убежать, стой в этом углу и не шевелись.
Она уперла лезвие меча в пол и рядом с ним насыпала дорожку магнезии, отсекая меня от комнаты.
— Твоя работа, не упасть, не выйти и когда скажу — огонь, ты должен ткнуть в меня мечом.
— В смысле — в тебя?
— Доверься мне, ты должен пронзить меня, ту, что будет просить у тебя огонь, мечом насквозь.
— Ты же не собираешься отправится к нижним без меня? — я смотрел на женщину из своего угла, не пытаясь ослушаться.
— Нет, — она невесело улыбнулась. — Пока я не спешу в край бесконечной ночи. Помни, ты обещал.
Тело Сома лежало на матрасе плотно спеленато в гусеницу. Только правое плечо виднелось из кокона.
Кирка опустила в кубок три пальца правой руки и выдернула тонкий стилет из прически, рассыпав волосы по плечам.
— Услышь меня праматерь, сидящая на границе дня и ночи, — запела она, — пальцы прочертили три полосы по лбу, делая ее похожей на коммандос, готовящихся на опасное задание.
Опять опустила пальцы в чашу кубка.
— Услышь меня праотец, плывущий в колеснице, запряженной солнцем и луной, — и прочертила три полосы на правой скуле.
С каждым словом в комнате становилось темнее.
Опять пальцы зачерпывают дурно пахнущую жижу, и она продолжает петь:
— Приди путеводная нить, соединяющая живых с мертвыми, покажи свое начало и конец, — и как только пальцы нарисовали три полосы на ее левой скуле, темнота пала тяжелым покрывалом.
И в этой темноте засветилась точка, разгораясь и прогоняя странные тени, пришедшие вместе с темнотой.
Чем ярче горело содержимое в кубке, отбрасывая служителей ночи от тела на матрасе, тем ужаснее была женщина с горящими полосами на лице.
Казалось, что тысячелетнее чудище, с пергаментной кожей и костлявой фигурой заняло место Кирки и тянет высохшие руки к метке, которая горит на плече Сома, из ее центра пульсирует тонкая нить, уходящая в сторону ворочающихся в темноте фигур.
В какой-то момент я понимаю, что все волосы на моем теле приподнялись и холод лижет позвоночник, заставляя каждую секунду чувствовать себя в колоссальной опасности.
Вот чудище, тыкающее кубком в темноту и даже периодически достающее прячущихся в ней, изворачивается и выплескивает на Сома остатки варева и сквозь крик, который вырывается из его горла я слышу ее почти беззвучное «огня!» и делаю самый тяжелый шаг в жизни, выполняя ее команду.
Когда меч с треском входит в сухую, по ощущениям плоть, та вспыхивает факелом, больше всего похожем на вспышку фосфора. Становится невероятно светло, глаза, не успевшие перестроится, превращают в слепого котенка, сжимаю ресницы, что бы темнота вернула зрения и смотрю снова.
Огонь пляшет на плече нашего проводника и маленькие язычки скачут из этого центра по нити, один за другим, туда в противоположный угол комнаты, откуда пытается высунуться мохнатая лапа, сжимающая нить.
Но я понимаю, что ей не победить, нити уже нет, она существует только в виде огня, который лишившись топлива на плече мужчины стремится остаться жить и поэтому с остервенением пытающийся достигнуть начала нити.
В момент, когда первый язычок прыгает на лапу, я слышу удивленный вздох, потом чей-то голос произносит странную каркающую фразу, и только потом я понимаю, что затухающим голосом кто-то кричит — идиот, где у тебя вода.
Я опускаюсь возле горы обгоревших тряпок, которая осталась на месте Кирки.
Нет сил протянуть ладонь к тому, что осталось.
Из прорехи вываливается Юи-юи и прыгает в кучу и мне на руки.
Я не успеваю ни удивится, ни огорчиться.
Юи-юи валит меня на пол — чесать — чесать, доносится ее восторженный крик.
Тряпки осыпаются и с пола поднимается голая Кирка.
— Если ты, — тычет она пальцем в мохнатика, — еще хоть раз запрыгнешь мне на спину, я тебя, — она замирает, осознав, что я ошалело рассматриваю ее возвышающуюся надо мной фигуру, — я тебе шерсть перекрашу, — все же завершает угрозу и уходит из поля моего зрения.
— Кирка, я рад тебя видеть, — хрипло каркаю, почесывая основательно подросшего детеныша.
— А как я рада, — отвечает она, — видеть себя, — не дай бог еще хоть раз повторить это.
5.4
Как рубить хвосты и сжигать мосты.
Кирка сказала, что после подобного следует писать книгу и можно обеспечить себе безбедную старость, еще и внукам хватит.
— Ага, — принял я ее правила игры, — и правнукам тоже.
— И нечего скалиться, — она всматривалась в исчезающие огни порта стоя на верхней палубе корабля, в точности повторяющего модель, увиденную в испитой гуще.
— Что ты, — я просто поражаюсь твоему мастерству.
Действительно, когда Сома пришел в себя и попытался прижать ее в коридоре, она так на него гаркнула, что хотелось спрятать его за спину.
Что там она сказала — иди своей дорогой парень, а у меня все перегорело?
Действительно мастерски отрубила хвост, я бы сказал, что по самые яйца.
Он проводил ее спину взглядом, в котором сквозило непонимание, обида и еще что-то.
Я похлопал его по плечу, — у всех бывают плохие дни, вот считай, что ты удостоился чести испытать на своей шкуре, насколько плохим он был у Кирки.
— Я что-то проспал, — решил уточнить он.
— Очень многое, и поверь мне, что в твоем случае — сон был таким лекарством, которое никто на этой планете не смог бы тебе изготовить.
Он непроизвольно почесал левое плечо.
— Не думайте, я смогу отблагодарить ее не только плотскими утехами.
— Лучше забудь, — дал совет, о котором он и не просил, но который не мог не дать.
— Относись как к попутчице, как к старой знакомой и будет проще всем нам, раз мы все в одной лодке.
— Тебя что-то беспокоит, — стоя на палубе рядом с ней, я вспоминал кивок, которым мужчина закончил наш разговор. Что-то шептало, что он не точку поставил, а восклицательный знак, и не так-то просто будет Кирке избавиться от его присмотра, раз его выперли из спальни.
— Знаешь, мне все время кажется, что в нижнем мире не только Вороновы дети и некроманты со своими твореньями. Я все время вспоминаю симуляцию и то, как мастерски срежиссировано данное общество. И нам повезло уйти только потому, что главный режиссёр отсутствует. Или же испытывает затруднения в руководстве отлаженной махиной. И наша задача, не попасть под ее колеса, если он начнет разгонять ее или сворачивать.
— Я слышал, как кто-то обзывал некроманта идиотом и искал воду, чтобы затушить того.
Она грустно улыбнулась, — сюрприз, — факел из некроманта получился знатный. Но, учитывая, что у них там с магией все хорошо подлатают и еще злее будет.
— Я вот о чем хочу попросить тебя, Амир, — если вдруг нас настигнут слуги Ворона, поклянись, что проткнешь меня мечом точно также, как в той комнате. Без размышлений и ненужной жалости. Прямо в сердце. Твой меч сможет выпить силу и не захлебнуться.
— Да ты что, — никак не ожидал, что она назначит меня своим душеприказчиком.
— С ума сбрендила старуха? — гаркнул на нее, — мы еще повоюем.
Она даже на старуху не обиделась.
— Поклянись, что исполнишь мою просьбу. Мне в нижний мир нельзя попадать. Если я попаду туда, то большое зло вырвется оттуда. Почти такое же, от которого мы получили билет в эту задницу.
— Послушай, не буду я клясться. Ты мне как сестра, которой никогда не было. Младшая, — решил пошутить, и она улыбнулась, совсем чуть-чуть, но глаза потеплели. — Запомни, отсюда мы выберемся вдвоем, как и пришли. Ты моей дочери обещала на свадьбе сплясать, и накаркала, что без нас у нее свадьбы не будет. А я отец основательный и суеверный, зачем портить жизнь детям?
— На свадьбе сплясать, говоришь, — ну все ж какая-никакая цель, а то я уж совсем в перспективах разуверилась.
— А ты меня простишь, если я спрошу, кого же я убил там, в комнате?
