Он спрыгнул с крыльца и, запрокинув голову, помахал рукой маленькой хозяйке дома, которая недобро смотрела на нас из дыры под крышей. Наверное, раньше там, под стрехами, хранилось сено или еще какая утварь – по краям дыры остались заржавленные петли, державшие когда-то дверцу. Девчонка смотрела на нас злыми глазами, на дне которых я видел бескрайний омут страха. У нее были совсем коротко, как у мальчишки-подмастерья, остриженные волосы, торчащие уши и острые черты лица. Больше я ничего особо разглядеть не сумел – маленькая колдунья скрылась в тени.
– Здравствуй, – улыбнувшись сказал ей Лиан и вытянул вперед пустые ладони, показывая, что не имеет в них ни оружия, ни камня. – Мы слыхали, здесь живет ведунья, которая умеет заговаривать боль и раны... Надеялись найти в этом доме добрые руки.
Девчонка снова немного высунулась, сощурила глаза, пристально вглядываясь в наши лица. солнце высветило длинный уродливый шрам у нее на подбородке. Я видел как она колеблется, выбирая между страхом и... Нет, что было второе, мне никак не удавалось понять. Жажда доказать свою силу? Желание заработать? Или что-то еще?
– Нету здесь добрых рук! Не туда пришли! – бросила она в конце концов и пихнула голой пяткой комок птичьего помета, который упал прямо Лиану на голову. К счастью, помет был старый и сухой, он скатился себе наземь, а Лиан только хлопнул ресницами удивленно... и вдруг рассмеялся. И этот смех – звонкий, чистый, искренний – наполнил все пространство вокруг особым теплом. Девчонка странно дернулась, снова попав в луч света – я успел увидеть у нее на голове маленькую, размером с монетку проплешину, ощутив при этом болезненный укол жалости.
Боги, Айна была права! И дядя Пат тоже... Я клятый счастливчик, которому никогда не приходилось думать о том, как выжить и сохранить свой дар...
А маленькая колдунья уже канула в сумрак. Словно ее и не было.
– Спускайся к нам! – позвал Лиан. – Пожалуйста! Мы все равно не уйдем, пока не увидим тебя поближе!
Какое-то время ответом нам была глухая тишина, а потом вдруг распахнулась входная дверь, и хозяйка дома возникла на пороге – маленькая, взъерошенная, полная решимости пустить в ход длинный кухонный нож, зажатый в кулаке.
– Убирайтесь вон! – она походила на дикую кошку с яростно ощеренными зубами и злым блеском в глазах. Удивительно, как этой малышке удавалось противостоять тихой магии Лиана, который уже приложил все усилия, чтобы пространство вокруг наполнилось ощущением доверия и безопасности.
Мне не хотелось вмешиваться, раз уж я дал ему слово, но тянуть дальше смысла не было – девочка боялась так сильно, что даже теплые потоки Силы воспринимала как угрозу. Мне было жаль ее. И, честно говоря, совсем не хотелось рисковать.
Я медленно вдохнул и сосчитал до пяти, как учил дядя Пат, а потом посмотрел ей в глаза и открыл свое сердце.
3
Настоящие свои имена они скрывали. Девочку люди звали Ивой, а ее брат-близнец откликался на имя Вереск. Когда-то откликался. Теперь только улыбался в ответ на любые речи, беззвучно шевелил губами и снова уходил в свои невидимые миры.
В отличие от сестры, у Вереска были длинные, до плеч волосы, прихваченные на лбу тонкой веревочкой из трав – чтобы не падали на глаза, когда руки заняты работой. Волосы эти сияли белизной, как у меня самого, да только они не всегда такими были – мальчик родился солнечно-серебряным, как и его сестра. До девяти лет они с Ивой жили, не зная бед в большой деревне на берегу реки. А потом слухи про его умение делать обереги дошли до местного барона, который любого колдовства боялся пуще огня и демонов. Барон не стал мелочиться и отправил в деревню своего старшего сына с небольшим отрядом головорезов, считавшихся воинами и защитниками той местности. Головорезы без лишних предисловий подожгли дом, где жило «колдунское отродье», а мальчишку привязали к столбу у колодца, чтобы прилюдно казнить за темные связи с демонами. Баронский сын решил, что не след ему, будущему повелителю сих земель марать свой меч грязной кровью «колдуна» и отдал приказ закидать того камнями. В ответ на ропот местных, которые потянулись за вилами, его люди напомнили, что всегда смогут вернуться с подкреплением и довершить дело, подпалив не один дом, а всю деревню. Родители близнецов к тому моменту уже лежали заколотыми, а Ива ничего и знать не знала, собирая с младшими сестрами грибы в ближайшем лесу. Когда девочки прибежали в деревню, увидав над ней столб дыма, на месте сгоревшего дома уже остались только черный остов из бревен, а баронский сын и его головорезы давно покинули деревню. У колодца Ива нашла забитого до полусмерти брата и завывающую бабку. Волосы у Вереска стали белыми, как снег, а сердце стучало так тихо, что расслышать это смогла только она сама – люди барона да и сами деревенские порешили, будто мальчишка мертв.
С той поры Вереск не говорил и ходить разучился.
Бабка, разом постаревшая до полной дряхлости, отправила внуков подальше, в какую-то еще более глубокую глушь, к родичам, где бы их точно не нашли. Хотя, сказать по правде, вряд ли кто-то сумел бы узнать в увечном мальчишке того языкастого бойкого паренька, который кому хочешь мог сплести из лозы игрушку, что приносит удачу. А про Иву в ту пору и вовсе никто не знал, что ей тоже достался колдовской дар. Кроме бабки...
Жуткую эту историю мы узнали не сразу – Ива была не из тех, кто быстро раскрывает рот.
Увидев поток света, который я открыл для нее, она от изумления опустила руку с ножом. Любой другой человек на ее месте выронил бы его вовсе, уж я-то знаю, как работает эта чистая первозданная магия... та, что исцеляет и собирает разрозненное воедино, открывает закрытые двери и возвращает утраченное... Но Ива уже давно и прочно возвела вокруг себя такие стены, что даже Сила, несущая любовь, разбивалась о них, как океанская волна о скалы.
Все, чего я добился, – это лишь кривая недобрая усмешка. Она признала в нас равных себе. именно равных, не старших. И не тех, кому можно доверять до конца.
Но, к счастью, этого хватило, чтобы что-то сдвинулось в ее искалеченном сознании: Ива посторонилась и дала нам войти, коротко бросив в спины: «Давайте тут коротко, у меня времени мало».
Но коротко, конечно, не вышло.
Долгое время говорил только Лиан: рассказывал о себе, о Солнечном Чертоге и Янтарном Утесе, о море и парусах, о том, как дядя Пат и Кайза помогли ему справиться с болью и страхом... Сам я слушал это все, не дыша – прежде история моего наатха еще никогда не звучала вслух. Я знал ее осколки, обрывки, но даже и не думал лезть с расспросами, а Лиан не считал нужным говорить об этом со мной. Однако перед этой девочкой и ее безмолвным робким братом с улыбкой небесного посланника он почему-то вывернул наизнанку всю свою душу, заставляя мое сердце сжиматься от боли.
Ива слушала молча. Длинный тупой нож лежал перед ней на грубо сколоченном дощатом столе и тускло отражал свет, падающий из маленького оконца. Вереск сидел рядом с ней на лавке, и пальцы его непрестанно двигались, выплетая какой-то невероятно сложный узор из тонких полосочек лыка. В единственной комнате этого дома всегда царил полумрак, но, когда глаза мои привыкли к нему, я наконец разглядел детей как следует.
Болезненно худые, белокожие и светлоголовые, они походили на двух призраков. И были очень друг на друга похожи. Только Вереск почти все время улыбался, и черты его лица оставались еще по-детски нежными, а Ива в этом сумрачном свете казалась настоящим подменышем... из тех, что рисуют в книжках про хитрых лесных демонов, которые крадут младенцев из колыбели, а на их месте оставляют своих собственных отпрысков. Глядя на нее трудно было осознать, что это ребенок десяти лет – слишком взрослая горечь сквозила в ее взгляде, не по-детски выглядели острые скулы и тонкие упрямо стиснутые губы.
В этой комнате я вдруг впервые до конца, до самого донышка осознал, как много боли и страдания в мире. И какая огромная ноша ляжет на мои плечи в тот день, когда я надену корону.
