— Пожалуй, пройдусь немного перед сном, — беззаботно обронила Йоса, откидывая полог шатра. — Нынче дивная ночь.
Девушка подняла голову от шитья, провожая её темным взглядом, но промолчала. Никогда не поймешь, о чем думает. Выполняет все поручения, но иногда кажется, что вместо «слушаюсь, ваше величество» сожмет пальцы на горле. Есть в ней что-то дикое и неуправляемое. В них обоих это есть… Но то, что отталкивает в женщинах, нередко привлекает в мужчинах.
Кухарка скоблила песком днище котла. Йоса велела ей отвлечься и собрать, что нужно. Та бросилась выполнять. Забрав готовый сверток, Йоса обогнула крайнюю палатку и очутилась на небольшом участке между лагерем и лесом.
Юноша был там. Смазывал коню натертые подпругой бока. Животное ему нравилось, Йоса это ясно видела.
— Можете оставить коня себе.
Он полуобернул голову, неопределенно повел плечом и снова отвернулся.
— Он ведь вам нравится?
Ещё одно неопределенное пожатие.
— Как его назвали?
— Торф.
— А вас мне как называть? Людовик?
— Людо.
— Это полное имя?
— Да.
Рука скользила по шкуре, оставляя жирные дорожки мази.
Йосу начал раздражать этот разговор. Не так она себе его представляла. На неё обычно глазели, а не отворачивались, тем более, когда она давала себе труд так тщательно готовиться к встрече.
— За ужином вы не притронулись к окороку, — сказала она резче, чем собиралась. — Эдак кухарка обидится, решив, что вы брезгуете. Вот, я принесла, попробуйте. — Она протянула сверток из промасленного пергамента.
— Положите туда. — Он кивнул на плоский камень под дубом, на нижней ветке которого висела седельная сумка.
Йоса едва удержалась, чтобы не швырнуть окорок ему в спину. Вместо этого топнула ногой и сказала высоким звенящим от гнева голосом.
— Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю!
Рука на боку коня замерла. Юноша неторопливо отставил мазь, так же спокойно вытер пальцы, повернулся и ни слова не говоря двинулся на неё.
Йоса думала, он остановится через пару шагов и, когда этого не произошло, попятилась, невольно покосившись на лагерь. Часовые совсем близко… стоит крикнуть, и кто-нибудь обязательно прибежит. Ей ничего не грозит! О том, что можно попросту не успеть крикнуть, она в тот момент не подумала.
Отступала, пока не уткнулась спиной в дерево. Юноша упер ладони в ствол по обе стороны от её лица и наклонился непозволительно близко:
— Так смотреть?
Дыхание щекотнуло щеку. Йоса ничего не ответила. Сердце колотилось где-то в горле, грудь часто вздымалась. К страху примешивались любопытство и возбуждение.
Он протянул руку, заставив её ещё сильнее вжаться в кору, хмыкнул, заметив, как она дернулась, пошарил в висевшей на суку сумке и извлек блеснувший лезвием нож. Вот теперь самое время было кричать, но язык присох к небу. Прежде чем Йоса успела издать хоть звук, он забрал окорок, который она все это время, забывшись, прижимала к груди, отрезал ломтик, наколол ножом и с лязгом снял зубами.
Прожевав, отрезал и насадил на острие второй и протянул ей:
— Вы ведь тоже хотите попробовать?
Поколебавшись, Йоса потянулась к мясу, но в последний момент убрала руку и, кинув на него вызывающий взгляд, тоже сняла зубами, медленно, не отводя глаз.
Он ухмыльнулся и провел пальцем по её нижней губе, надавливая, так что рот непроизвольно приоткрылся.
В этот момент кто-то из рыцарей окликнул товарища, и Йоса вздрогнула.
— Мне пора, — выпалила она, отталкивая руку и, поскольку юноша не шелохнулся, добавила: — Пропустите.
Он наконец сделал шаг назад. Подобрав подол, Йоса протиснулась мимо него и поспешила к лагерю. Заворачивая за палатку, обернулась, но юноша уже снова отошел к коню и стоял спиной к ней. Это было даже досаднее, чем оставшиеся на платье жирные пятна.
6
На исходе шестых суток стало ясно, что мы у цели. Вокруг раскинулись пашни, на смену бедным почвам пришел жирный чернозем, на котором плодоносит даже воткнутая в землю палка. К голосам знакомых птиц прибавилось множество незнакомых, в пролесках стали чаще мелькать звери. Они провожали наш караван любопытными взглядами и безбоязненно выбегали на дорогу, из-за чего пришлось несколько раз останавливаться и прогонять их камнями.
Утром восьмого дня мы миновали первые аван-посты на границе владений королевского дома, а уже к вечеру наше путешествие закончилось перед длинным светлым строением. Над входом висел сдвоенный брачный герб: три червленых [10]волчьих гончих Скальгердов на золотом поле слева соседствовали с лаской Венцелей на лазурном справа. Согласно древнему обычаю, леди Йоса должна была войти туда наследницей своего рода, скинуть одежды, облачиться в наряд, заготовленный для неё семьей будущего супруга, и выйти с другого конца уже невестой короля. Так она символически оставляла прежнюю жизнь позади, чтобы вступить в новый дом.
Она могла взять с собой в сопровождающие одну женщину или девушку по выбору. Ещё одна, со стороны жениха, уже дожидалась внутри.
— Леди Лорелея, вы пойдете со мной.
— Да, ваше величество.
В памяти осталось, как хрустели стебли лилий под нашими ногами, в воздухе кружили снежинки пыли, и как прерывисто дышала леди Йоса. Второй помощницей оказалась русоволосая женщина по имени Мод. Она ловко расшнуровала рукава и стянула с леди Йосы платье, а следом и камизу, оставив ее обнаженной и дрожащей. Я помогла нарядить её в алое платье-робу с широкими посеченными рукавами, отделанными фестонами листообразной формы, и золотое сюрко с широкими проймами. Пока я застегивала тяжелый от драгоценных каменьев пояс с кошелем-эскарселем и свисающими до земли кисточками, Мод надела на нее покров и филлет [11]замужней дамы.
Потом мы снова шли по длинному коридору, к другому выходу. Он вывел нас на берег озера Хидрос, где уже дожидались остальные, включая Людо, и белая ладья с гребцами, похожая на одного из лебедей, грациозно скользящих по черной глади озера. Неподалеку покачивались две галеры, патрулировавшие берег.
Леди Йоса на миг замерла, прижав руку к груди, и я вместе с ней. Представшее глазам зрелище потрясало и подавляло. С южного берега, где мы стояли, королевский замок был виден, как на ладони. Его бастионы раскинулись на вдающемся в озеро полуострове, но отсюда казалось, что древние, как глыбы мира, крепостные стены вырастают прямо из воды, и замок парит над нею, надвигается на нас несокрушимой мощью своих глухих неприступных стен. В нем не было ни капли изящества — только надежная крепость.
Удачное расположение — важная, но далеко не единственная причина, по которой родовое гнездо Скальгердов ещё никому не удавалось взять за всю историю. Другим отпугивающим мотивом служил могущественный Покровитель, один из древнейших. Все, что мы видели, проезжая через их владения — плодородные поля, изобилие редких птиц и зверей, полноводные реки — подпитывается от его силы. Я почти слышала гул земли под ногами и чувствовала пронизывающую это место энергию, потоки которой опутывали незримой сетью берега, пролегали глубоко под замком, поддерживали жизнь на многие мили вокруг.
Самые могущественные Покровители обретаются на пересечении лей-линий, послабее — вблизи. Род со слабым Покровителем — все равно что не вороненый доспех: рано или поздно заржавеет.
Только члены семьи знают, как призвать своего замкового духа, и это, конечно, держится в большой тайне. Когда-нибудь это знание перешло бы по наследству от отца к Людо, но теперь этого уже не произойдет.
Многие изображают своего Покровителя на гербе, но действительно ли он выглядит именно так, проверить, по понятным причинам, невозможно.
Скальгерды потому и правят испокон веков, что на их стороне слишком многое: один из древнейших Покровителей, природные и рукотворные укрепления, легенда о водяном чудовище, которое спит на дне озера Хидрос, зарывшись в ил, но пробудится в случае опасности, и мощный дар. Лес вблизи замка не случаен. Каждый из обитающих в нем зверей — дополнительное звено в цепи их власти. Если нас, Морхольтов, в народе называют «перекидышами» или «хамелеонами», то Скальгерды известны, как «звероусты»: их дар в умении общаться с животными, управлять ими. Говорят, много веков назад кому-то все же взбрело в голову напасть на замок. Часть армии двинулась с севера, через лес. Из более чем пятисот воинов, вошедших в него, не вышел ни один. Те, кого послали следом, не смогли разглядеть траву под ковром из чисто обглоданных костей своих товарищей.