свете. И меня настигло удивление: его кожа настолько белая… Именно белая, а не почти прозрачная, как бывает у светлокожих людей. И эта белая кожа, словно нарочно, подчеркивала его темные, почти черные, как смоль, волосы. До этого дня я всерьез считала, что Седрик – эгоист и что ему наплевать на других людей. Но сегодня Седрик невольно, сам того не зная, изменил мое мнение о себе. И это каким-то коротким разговором!
Наш разговор был недолгим, но я с трудом отводила глаза от красивого лица этого парня, словно он загипнотизировал меня взглядом своих холодных голубых глаз, напоминающих кусочки льда. И все же, несмотря на холодность, глаза Седрика излучали дружелюбие. А я все приказывала себе не смотреть на него так пристально… Мне никогда не нравились парни с волнистыми волосами, но довольно длинные и слегка растрепанные волосы Седрика подходили его холодному отчужденному облику просто идеально. Должна признаться, я никогда не видела таких красивых людей, как он. Надеюсь, он не заметил того, что я разглядывала его. Да я и не хотела разглядывать его, скорее, это вышло совершенно случайно: во время беседы, я всегда смотрю на собеседника – это признак внимания.
Через два дня, в понедельник, должна была состояться наша следующая встреча, и я надеялась, что за выходные подготовлю себя к тому, что присутствие Седрика Моргана не будет вводить меня в легкий ступор, как это случилось на нашем первом занятии. Я должна помнить о том, что встречаюсь с Седриком только из-за программы и не более.
Теперь я понимала, почему у этого отчужденного парня было столько поклонниц: он словно притягивал к себе, и в то же время отталкивал. Нет, я не одна из этих дурочек, а просто отмечаю этот факт – справедливо и незаинтересованно. А может, я несколько лукавлю перед самой собой….
Но больше никаких дифирамбов! Просто честно признаюсь себе в том, что, на самом деле, Седрик Морган – обаятельный молодой человек. Признаюсь, что мне было трудно разговаривать с ним: я боялась, что мой голос задрожит, поэтому пыталась быть краткой и следить за тем, чтобы не рассказывать о себе слишком много. Но это было вначале нашего разговора: когда дело коснулась физики, во мне вдруг проснулось удивительное спокойствие, будто я знала Седрика всю жизнь.
Когда я дошла до нужной остановки, чтобы подождать свой трамвай, я вдруг увидела черную «Тойоту» с тонированными стеклами – она бешено пронеслась мимо, и стоящие рядом со мной люди неодобрительно заворчали. Моя первая мысль была о том, что этот лихач – настоящий псих, но… Точно такой же автомобиль есть у Седрика Моргана. И он так гоняет? Сумасшедший. Хотя, может, это был и не Седрик, ведь его «Тойота» – не единственная в Праге.
Вскоре подошел мой трамвай. Проехав восемь кварталов, я оказалась в знакомом районе, где снимала квартиру. Я любила время, когда, сидя в трамвае, ехала на учебу и обратно. В эти долгие минуты я размышляла и мечтала. Музыку я не слушала, но мне ничуть не приходилось скучать: я наслаждалась своими размышлениями или хорошей книгой.
Вот и мой дом. Я медленно поднялась на четвертый этаж старенького здания, все еще блиставшего своей старинной архитектурой, но уже нуждающегося в реставрации. Лифта в доме не было. Казалось, дом стоял неприкосновенным с тех пор, как его возвели сто или больше лет назад. Покопавшись в сумке, я достала ключ и отперла дверь своей небольшой квартиры, которую снимала третий год подряд, и которая дорого мне обходилась. Родители переводили мне деньги, но это мало помогало моим нуждам, ведь почти все они уходили на оплату квартиры. Иногда я подрабатывала в кафе, но эти деньги не помогали моему положению. К счастью, довольно высокая стипендия спасала меня: получив ее, я откладывала суммы на питание, трамвай, ксерокс – на это уходила большая половина средств, но на оставшиеся деньги я покупала себе книги и всякую приятную, нужную мелочь. Некоторую сумму я тратила на приобретение одежды, но это случалось довольно редко.
Мой гардероб был весьма скромен: моя верхняя осенняя и зимняя одежда состояла из длинной шерстяной кофты и черного пальто, в котором я частенько прогуливалась вечером. Несмотря на то, что я была студенткой Пражского университета, что предполагало деликатный вкус в выборе одежды, мой гардероб не отличался разнообразием, так как я имела невообразимую любовь к темным цветам. Но моя одежда подходила моему настроению: я часто пребывала в серьезной задумчивости или просто в ровном настроении. Косметика меня не привлекала, и из всего ее разнообразия я использовала только черную тушь для ресниц и бледно-бронзовые тени, хотя однокурсницы утверждали, что мне следует скрывать мои бледные губы под слоем яркой губной помады, что мне следует сделать химическую завивку, потому что мои натуральные прямые волосы абсолютно мне не идут… И еще тысячи мелочей, на которые я не обращала внимание.
Зайдя в миниатюрную прихожую, я сняла пальто, аккуратно повесила его на плечики в шкаф-купе и, бросив сумку на старенький матерчатый диван, с наслаждением сняла осенние полусапожки, после чего направилась прямиком в кухню, чтобы поставить чайник на огонь: мне ужасно хотелось кофе.
После вечернего кофе начиналась ежедневная студенческая рутина: подготовка семинаров, рефератов, докладов, самостоятельное изучение тем… И, хотя в этот вечер я могла сделать все и сразу, но решила не нагружать свой усталый разум, а сделать задания поэтапно. Учеба – учебой, но отдых тоже никто не отменял. Да и разве в пресыщенном информацией и волнениями мозгу закрепиться хоть что-нибудь толковое? Но я вдруг зачем-то вспоминала о том, что скоро наступит понедельник, и знание этого неизбежного события заставляло меня волноваться о том, что, при встрече с Седриком, мой голос повысится до второго сопрано.
Нет, довольно думать об этом! Это всего лишь Седрик Морган. И ведь впереди – два дня выходных. Но эти два дня пролетели совершенно незаметно, и вместо того, чтобы укрепляться в своей силе воли, в своих мыслях я возвращалась к беседе с Седрком.
Понедельник пролетел как одна секунда. На лекциях я была невнимательной, не могла сосредоточиться на рассказе лектора, и меня даже пару раз спросили, хорошо ли я себя чувствую. Перемены проходили еще хуже: мои однокурсницы, знающие о том, что я занимаюсь с Седриком, и том, что у нас уже было занятие, брали меня в настоящую осаду и терроризировали вопросами, требуя рассказать, как все прошло, о чем мы разговаривали, как Седрик смотрел на меня и даже с какой интонацией говорил. Просто балаган какой-то! Да и я не помнила о таких мелочах, ведь все
