было избавиться от него, пока не проснулся материнский инстинкт.
— Нужно жить дальше и смотреть в будущее. А не тащить из прошлого все подряд, — поддержала ее вторая девушка.
— Разве без прошлого есть будущее? И разве чтобы что-то построить, нужно обязательно все сломать?
— Ну, ты совсем глупая, кто же ставит шатер, не расчистив перед этим площадку? — расхохотались они.
Я тоже улыбнулась в ответ, во всю орудуя ложкой, поедая ароматную похлебку из котелка. Я понимала, что этот разговор бессмысленная трата времени. Они другие, по-другому мыслят и чувствуют. И возможно, что в словах этих орчанок была своя правда. Просто она была другая, не моя.
Петер сидел на ручках у старой орчанки, и с аппетитом поглощал похлебку, запивая ее молоком от красных степных коров. Эти коровы были для орков всем. Они давали им молоко и мясо, из их шкур делались шатры и одежда, быки тянули повозки, когда племя переезжало. Из рогов делали посуду, а из костей амулеты.
Я смотрела на сына, радостно размахивающего ручками и понимала, что давно не была так счастлива, просто от того, что сыта до отвала, мне тепло и даже спокойно. Меня от интенсивного лечения и вкусной еды неумолимо потянуло в сон, и я сама не заметила, как заснула.
Проснулась я от ощущения, что по мне активно ползает Петер, дергая меня за волосы и пытается зачем-то открыть мне рот. Когда я пошла ему на встречу, мне на язык тут же попала какая-то липкая, сладкая патока и Петер четко мне сказал.
— Мама, есть, — одновременно ладошкой закрывая мне рот.
— Не волнуйся. Это мед диких степных злотокусов. Он вкусный. Тебе нужны силы и вес не мешало бы прибавить, а то худа как жердина для шатра. Так что ешь, — Послышалось ворчание старой орчихи.
— Я долго спала? Спасибо, что присмотрели за Петером, — Я потянулась, и встала, взяв улыбающегося сына на руки.
— За ним моя внучка приглядела, они играли тут. А спала, нет, недолго. Светило еще на середине пути. За тобой еще не приходили, — говоря это, орчиха помешивала в котле новую похлебку.
В шатре кроме нас с Петером была только она с внучкой. Остальных женщин видно не было.
— Мне бы помыться, если можно? И Петера я бы тоже искупала.
— Иди с Медой, она покажет. Там заводь около стойбища, там можешь искупаться и постираться если что.
— Спасибо. Но стирка не нужна. Я использую заклинание на одежде, а вот искупаться будет не лишним.
— Иди, иди. Ты не бойся. До заката наши мужчины там не появятся. Это не принято. До заката там женщины стирают, моются сами и моют утварь, так что ни один не сунется.
Девочка встала и, взяв меня за руку, повела из шатра. Мы вышли, и я поразилась гомону, стоящему на улице. В шатре, скорей всего магически зачарованному, стояла тишина и прохлада. На улице день был в самом разгаре. Отовсюду раздавались громкие звуки. Тут были и коровы, и звуки ударов мечей и громкий смех вперемешку с руганью. Меда уверенно потянула меня в сторону от этой какофонии за вдовий шатер, стоящий слегка в стороне от остальных. За шатром простиралась бескрайняя красная степь, и где-то вдалеке слышались женские голоса, именно туда меня уверенно тянула Меда. Река в этом месте в самом деле расширялась, образуя неглубокую проточную заводь, в которой плескались орчанки. Завидев эту красоту, сын на руках восторженно завопил и потянул ручки к воде. Я засмеялась, и мы пошли купаться.
Возвращались мы с речки под вечер, когда уже и накупались, и насмеялись, и даже пообедали и поужинали там же. Сын устал и заснул у меня на руках. А я наоборот чувствовала легкость и силу переполнявшую всю меня. У входа в шатер стоял огромный зеленый орк со скрещенными на груди руками и ждал нашего приближения.
— Оставь ребенка в шатре, светлая жрица, и иди за мной, — я ожидала чего-то подобного и поэтому отнесла Петера, укрыла его и обложила со всех сторон подушками, и молча проследовала за воином.
Мы прошли через все стойбище к самому большому и богатому шатру, воин отодвинул шкуру, приглашая меня войти. Шатер был огромный и разделенный свисающими шкурами на несколько зон. Кое где стояли светильники, создавая яркое освещение, поскольку спускались сумерки и света падавшего из центрального круглого окна в крыше уже не хватало. В центре шатра с каменным выражением лица восседал огромнейший орк. Мне таких орков встречать еще не доводилось, это была ожившая гора из мускулов. На обнаженной груди висело ожерелье из зубов явно немаленького хищника. Каждый зуб был зачарован и пропитан магией. Магия была определенно орочья и я бы не рискнула даже и предположить, что там. Он сидел неподвижно и при моем появлении никак не среагировал, продолжая слушать, как ему на ухо что-то убежденно нашептывал сидящий по левую руку от него орк-шаман. То, что это шаман, было понятно по балахону, прикрывающему тело. Все орки воины носили юбку на бедрах и более ничего. У шамана был длинный, сшитый из шкур коров балахон или даже широкое и длинное платье, расшитое неизвестными мне рисунками. По правую руку от вождя сидели Ив и Ян, которые при моем появлении напряглись и нахмурились. Не понимая причину, такая реакция меня взволновала и испугала. В шатре расположившись полукругом, сидели еще несколько орков, которые при моем появлении уставились на меня и принялись интенсивно разглядывать. Я склонила голову в поклоне, не осмеливаясь, первой обратиться к вождю и поэтому молча стояла и ждала. Наконец раздался скрипучий голос, и я подняла голову.
— Глупая женщина, ты осмелилась солгать своему мужчине и вселить в него ложные ожидания. Более того. Он поделился этими ожиданиями с нами, тем самым выставив себя на посмешище. Ты выставила своего господина на посмешище перед
