не слышно, зато ресницами трепещу и кокетничаю напропалую, стараюсь. — Полагается сразу на свидание, а потом уже в постель.
— Разве? — удивился он. — Вы меня, помнится, сразу в постель пригласили.
— Вообще-то на чай и на диван, — возмущенно просипела я, прекращая гонять сквозняк. Не выходит у меня с кокетством. Воспитание не то.
— Это частности.
— Но свидания даже потом не было!
— Было, — блестел глазами наглый птиц, разбирая мой вопль по губам и дернувшимся из захвата пальцам. Не вырвалась, только скогтил надежнее и прижал сильнее. — Я водил вас на бал в магистрате. На вас было неприлично красное платье.
— Не считается, вы отказались со мной танцевать.
— И все равно все закончилось постелью.
— Диваном, — снова уточнила я и покосилась на тот, что внизу стоял. Кремовый. Новый. Совсем-совсем новый диван.
— Это частности, — смех прятался в уголках губ и плясал исками в золотисто-карих глазах. От губ Ворнана невозможно пахло вишней, и я не удержалась, попробовала. Теплая, даже горячая. Точно как и хотелось, особенно, если зажмуриться. Если зажмуриться — вкуснее. А там, в спальне, постель. Тоже совсем новая и ее обживать нужно. В конце концов у меня режим.
Вот меня и уложили. И вручили блокнот. Видимо, у меня в меню сегодня только вишня и разговоры. Подвал мне обещали, как только придумают, как туда диван притащить, раз уж мне непременно хочется свидание. И с лавкой все неожиданно утряслось. Я думала, придется закрыть, но Ворнан сказал, что у меня теперь будет помощница. Все равно понадобится, когда родится малышка, а он еще раньше присматривал. Рекомендации хорошие, вдобавок эта дама орочьих кровей моей Бальце племянница и живет недалеко. И готовит.
Ужин нам из ресторации доставили. Ворнан заказывал. По магфону. Технический прогресс не остановить. Пусть смирится и привыкает. И я ничего не имею против обеда в постели. Почти что пикник.
Подал, почти что с рук накормил и даже убрал все сам. Мне было неловко и странно — столько заботы. А с виду брюзга и сухарь. Или ребенок не только меня меняет? Может, под шумок выпросить вернуть из плена мой феррато маард? Мне же ходить далеко нельзя, буду ездить. Медленно и осторожно.
— О чем таком приятном вы сейчас думаете? — спросил Ворнан и поправил у меня на ногах плед. Не холодно, просто вот так, с пледом, в гнезде из подушек, лежать было уютнее. И ворона в наседках.
— Думаю о друзьях и подарках, — написала я.
Муж расположился рядом, трогательно строгий и серьезный.
— Подарок Мартайна самый занятный.
Полагаю, он вовсе не о сервизе, скорее, о магических рисунках у меня по животу и вокруг дома, а еще о разговоре, который без меня случился.
— У вас много друзей, Ворнан.
— Это у вас много друзей, Малена. — Ворнан подвинулся ближе, устроил меня у себя на груди, а голову я ему на плечо сама положила. — Их приманивает ваш свет. Как мотыльков. Особенно темных. Вы так ярко сияете, что все слепнут и видят только тьму. Но продолжают тянуться. А я мрачный нелюдимый тип. Я до последнего думал, что вы показательно бросите меня у алтаря.
— До чертиков боялась, что это вы передумаете, — пишу и боюсь. Мы ведь так и не говорили друг другу те самые, всем известные слова. Потому что то, что нас связывает, в них не вмещается? Потому что это… больше?
— Кто такие чертики? — заинтересовался он.
— Помесь гулей с демонами, — ответила я, набрасывая рядом с ответом карикатурного человечка с рогами, носом-пяточком, хвостом копытцами и почувствовала улыбку.
— Выходит, выйти за меня — очень храбрый поступок, — его рука, переместилась мне на живот, погладила и замерла, охраняя, — вы обе очень храбрые. Пожалуй, придется научиться серьезнее относится к словам ребенка, особенно если этот ребенок — эльф. Получилось, как он и сказал.
— Вы утром уйдете? На работу? — спросила я. Ворнан качнул головой, и я тут же пририсовала чуть подальше еще один знак вопроса, вместо того, чтобы выводить “почему”.
— У меня… отпуск.
— Опять нахамили начальству? Кому на этот раз повезло?
— Эфарелю.
— И большой отпуск?
— На неделю. На самом деле он собирался меня за линию карантина отправить, но Питиво ему на хвост наступил.
— Вы невозможный хам, ведан старший дознаватель!
Ворнан смеялся и от этого мне было не совсем удобно писать, но я справилась. Нужно блокнот побольше, слишком длинные должности на таких маленьких страничках не помещаются.
— Поздно, помочь вам раздеться? — горячие руки, не дожидаясь, тянутся к пуговкам.
Я молча спрашиваю, а как же он, и в ответ мне со вздохом, что ему еще подумать нужно, а я отвлекаю, особенно если платья не будет, и что он позже придет. Тогда я стребовала еще немного вишни. Вышло не так ароматно, как там, на лестнице, сразу после ликеропития, но тоже вкусно.
Сегодня можно уснуть и не бояться. И завтра, наверное, тоже. Как долго способно ждать чудовище?
Он дал нам больше времени, чем я рассчитывала. Три тихих, спокойных дня, совершенно обычных. И этим они были прекрасны. Вместе. Рядом. На расстоянии прикосновения, в одном вдохе друг от друга. Потому что это — больше. Потому что слова — игра и только, можно без них. Потому что. И еще у нас было утро и день четвертого дня. Мы пинались локтями в ванной, хотя места там было достаточно и спорили, кому пить из чашки с надколотой и подклеенной ручкой, и я спотыкалась о ноги, потому что Ворнан специально уселся так, чтобы я о них спотыкалась и старательно и почти идеально делал вид, что его это раздражает. И у нас было свидание в подвале.
Диван туда не влез, зато влезла старая узкая тахта и если застелить пледом то совсем ничуть не хуже. Но это было не главное, это было потом, после. А до было… Не знаю, как назвать, почти как венчание. Я отдала дому свою кровь и, кажется, часть себя тоже. Зерно нашего дома было еще… зерном, ростком. В плотной земляной чаше — продолговатая похожая на сложенные вместе ладони почка из кахолонга, белого камня с тонкими черными прожилками-венками. Из такого же камня,
