Стой здесь и с места не сходи, ученица, — строго сказал он. — Я вернусь через минуту, — и вдруг одним движением, которое Лина так и не смогла отследить, оказался не где-нибудь, а прямо у высоченного забора. Лина ахнула. Но с места не сдвинулась. Все вокруг было чужим. Вытоптанная до голой земли трава слева от крыльца. За забором высоченные вчерашние сосны. Небо голубое с едва заметными облаками. Все было таким обыкновенным. И таким чужим.
Лина вздрогнула. Ей показалось, или этот шепот, это шипение, которое вовсе не было шипением змей, вдруг утихло? Да, утихло. Вокруг стояла такая тишина. Воздух пах утром и свежестью. Казалось, она просто на даче у подружки Светки. Какие ларги, какая Лина вообще ученица охотника, о чем вы? И все-таки во всем вокруг присутствовала явная чуждость. Только Лина никак не могла уловить, что же ее так смущало.
Пространство впереди вдруг замерцало и рядом с нею оказался Виль. От него пахло только что прошедшим дождем и чуть-чуть озоном. Лина только ахнула. Неужели и она так сможет когда-нибудь? Девушка сглотнула: — Ну что там, мастер? Виль моргнул и вернул глазам обычное зрение: — Все спокойно, — мрачно сказал он, но желваки так и заходили по его скулам. И тут Лина вдруг заметила, что смотрит на мастера, не отрываясь. Его черные прямые волосы до плеч обрамляли узкое лицо с высокими скулами и ямочкой на упрямом подбородке.
“Да я на него пялюсь”, — дошло наконец до девушки и она поскорее отвела глаза и неловко сказала: — А когда же будет эта ваша, ну, подготовка? Виль усмехнулся. “Боится девица. А смотрит практически в упор. Зрачки уже расширенные”. И сказал, как отрубил: — Сразу после завтрака.
Лина пожала плечами. “Как он груб, однако. Охотник, видишь ли. Живет тут в глуши. С жуткими чудовищами воюет. А с женщинами обращаться не умеет! “Впрочем, — подумала Лина, — мне грех жаловаться. Не “девочкой для каждого” буду работать. И нечего мне смотреть на него прямо как на бога. И я так смогу. Вот только пройду эту их перестройку. Я еще им всем покажу. И ларгам этим, и Вилю!” Лина сама не понимала, что на нее нашло. Почему в ней вдруг появилась эта злость. Даже не злость, а ярость. Вот так бы и взяла в руки бокен и вызвала мастера на поединок!
Виль еще раз внимательно на нее посмотрел и едва заметно кивнул. Похоже, процесс пошел. На самом деле Лина съела непростую кашу. В пищу Виль заранее добавил необходимые ингредиенты, чтобы преобразование энергетических каналов девушки началось. Теперь достаточно было налить ей настоя редчайших трав и минералов с одного из затерянных в пространстве миров. — Закончим завтрак, ученица! — скомандовал Виль и рывком открыл дверь. А Лина вдруг поняла, что каши той ей за глаза хватило. Только губы вдруг пересохли и страшно захотелось пить. “Там же целый чайник стоит!” — вспомнила девушка и поспешила в дом.
Пить хотелось настолько сильно, что Лина даже обогнала Виля. Но еще она совсем не ориентировалась в этом доме, чтобы понять, где же кухня. Девушка шершавым языком попыталась облизнуть губы и оглянулась на Виля.
“Процесс идет слишком быстро”, — напрягся Виль и мигом оказался у кухонной двери. Распахнул ее одним рывком и Лина практически подбежала к столу. Потянулась за чайником. Руки ее дрожали. Виль остановил ее на полпути и тихо сказал:
— Садись, ученица. Я сам тебе налью.
Лина не села, а просто свалилась на жесткий стул и в изнеможении откинулась на его спинку. Вдруг ее заколотило.
Девушка сжалась, обхватила себя обеими руками и вдруг глаза ее расширились:
— Эт-то что значит? Почему я себя чувствую, будто подхватила грипп и кучу осложнений разом?
Виль не знал, что такое грипп.
Он на мгновение отвел глаза в сторону. Лина сжалась еще сильнее. У нее стал заплетаться язык и небо просто царапало от сухости.
— Т-ты, — просипела она. — Т-ты мою кашу отравил?!
Виль напрягся и сжал кулаки. Он помнил их всех. Всех тех, кто хотел или соглашался стать охотником. Одно время эта профессия была самая востребованная.
Впрочем, она востребована и сейчас сверх меры. Да только мало кто мог стать охотником.
И мало кто выживал после ритуала. Виль ведь занимался ими лично. Именно так, как в свое время наставник проводил ритуал для него. И травы, и споры редчайших грибов остались еще с тех самых времен. Их было у него всего двенадцать. Двенадцать тех, кто хотел стать будущим охотником. Из двенадцати человек в живых осталось четверо. Сложно, очень сложна шла перестройка энергетических каналов.
Восемь человек, шесть юношей и две девушки оставили тела на следующий же день после начала процесса преображения. Почет, уважение и прочее сразу перестали притягивать желающих. Поток их иссяк буквально через неделю.
Виль горько усмехнулся. Желающие перевелись, а количество охотников требовалось увеличить. Он вспомнил волевое решение правителя Северного предела отправлять тех, кому грозила смертная казнь, Вилю. Вот в тот самый момент у охотника появились первые седые волосы.
Нет, он сначала принял их всех. Как Виль мог противиться решению правителя? Принял пятьдесят будущих охотников, больше похожих на измотанных до предела, истощенных людей. Но и одного его взгляда хватило, в редких случаях двух-трех испытаний, как стало ясно, что никто из них не подходит.
А ведь несколько человек чуть не на коленях умоляли его провести ритуал, надеясь избежать смертной казни. Наивные. Для них этот ритуал был той же самой смертью. Только куда более быстрой и болезненной.
Мысли пронеслись чередой и Виль волевым усилием пресек череду воспоминаний.
“Слишком быстро идет процесс. Слишком. А если я ее потеряю?” — Виль похолодел.
Когда? Одинокий, когда эта девица стала ему так дорога?
“Нет, личные мотивы тут не причем”, — вдруг подумал Виль. А вот общественные… Один охотник — этого слишком мало. Значит, приходится идти на любой риск. Ведь недаром Одинокий прислал ее сюда, в это самое тяжелое время для Аракса!
Виль не был мистиком, но в совпадения тоже не верил. В конце концов, он помнил до сих пор, что говорил наставник. Тогда, перед самой своей смертью, как ни странно, вовсе не от чудовищ Той стороны.
А от банальной лихорадки.
“Вот тебе и перестройка магических потоков”, — подумал тогда с неверием Виль.
Как же так? Но факт оставался фактом — мастер заболел, слег и буквально через три дня сгорел.