Ян что-то выронил.
— Вот разиня! Надеюсь, это были не ключи от его дома.
— Нет, другое. Но я ничего не нашла.
— Совсем ничего?
— Здесь только вот это, но вряд ли это оно… — Рин все-таки подбирает кость и показывает Фрое.
— Давайте-ка ее сюда, потом разберемся. — Косточка перекочевывает в карман домработницы, и в последний миг Рин замечает на ней какой-то знак, выцарапанный из нескольких ломаных линий. Она вскидывает вопросительный взгляд на свою спутницу и по выражению ее лица понимает, что не получит ответов.
— Вильма заждалась нас! — Фроя входит в воду. Тугая, янтарно-медовая коса переливается на солнце, покачиваясь между лопаток в такт шагам. Рин недоумевает: где же седина? Вчера Фроя была совсем седая. Хотя… ну что тут удивительного? Покрасила волосы, вот и все. Ничего мистического.
Найденное объяснение не приносит успокоения, Рин интуитивно понимает, что все не так уж просто. Ее гложут сомнения в том, что загадочная Вильма чем-то ей поможет. Здесь явно не любят чужаков, и вряд ли эта знахарка, или кем там она считается, станет исключением. Зачем же Фроя ведет ее к ней на самом деле? Что она задумала? И не станет ли все еще хуже после этого визита?
Рин подходит к дому Вильмы, находясь в полном смятении, и останавливается. Она готова повернуть назад, не перешагивая порога, но Фроя берет ее за руку и тянет за собой внутрь.
Вильма встречает их в темной захламленной прихожей. Это коренастая крепкая старушка с молочно-белыми волосами и пронзительными дымчато-синими глазами на бледном лице. Но, несмотря на бледность, она ничуть не выглядит нездоровой, наоборот, вся так и лучится энергией. Хозяйка подходит очень близко к Рин, а затем долго и пристально смотрит на нее так, как смотрят на человека с нечистыми намерениями. Рин становится неуютно под этим блуждающим взглядом, и возникает странное чувство вины, беспричинное, но тем не менее очень сильное. Ей хочется отвернуться, но почему-то не получается: Вильма словно силой удерживает на себе ее взгляд, не позволяет отвлечься. Но наконец она ее «отпускает» и, обращаясь к Фрое, произносит короткую фразу на совершенно незнакомом языке. Это точно не шведский, и не разновидность местного диалекта. Это вообще не похоже на человеческий язык, скорее на птичий клекот. Фроя сразу расслабляется и расплывается в улыбке: судя по всему, полученная информация пришлась ей по душе. А Рин догадывается, что прошла некую проверку. Но тут выясняется, что это еще не все испытания на сегодня.
Оставив гостей у порога, Вильма скрывается в недрах своего жилища и вскоре возвращается, облачившись в замызганный наряд, отдаленно напоминающий одеяние средневековой ведьмы: на голове ее высится конусообразная шапка из задубевшей кожи, подбитая мехом, пожелтевшим от времени, тело прикрывает полинявший, сизовато-фиолетовых оттенков плащ, весь в пятнах и разводах, а в руке зажат черный остроконечный жезл, похожий на вертел для жарки мяса, с веретенообразным утолщением в середине. В другой руке Вильма держит деревянный сундучок, окованный медью. Жестом пригласив следовать за собой, она идет к выходу. Гроздья длинных белых палочек, притороченных к поясу, дробно постукивают на каждом шагу, и Рин узнает в них птичьи косточки с различными символами.
Потом Рин и Фроя томятся ожиданием, расположившись на валунах за домом, пока Вильма занимается приготовлениями: разжигает костер в расщелине между камней, а когда он как следует разгорается, извлекает из сундука кожаный кошель, стянутый тесьмой, раскрывает его и высыпает на ладонь часть содержимого: это похоже на семена какого-то растения, круглые глянцевые крупинки черного цвета. Размашистым движением Вильма швыряет их в огонь, берет жезл и, постукивая им о каменистую поверхность под ногами, медленно идет вокруг костра, не отрывая взгляда от плюющихся искрами языков пламени. Она воркует что-то по-голубиному, белый полупрозрачный дым окутывает ее, полы плаща вздымаются и трепещут подобно крыльям, а голова в остроконечном колпаке теперь выглядит, как голова птицы с поднятым к небу клювом.
Рин, зачарованная зрелищем, подается вперед. Ей кажется, что плащ Вильмы покрывается перьями, а под ним мелькают когтистые птичьи лапы. Внезапно Вильма взмахивает жезлом и на миг вонзает его острый конец в плечо Рин, проткнув ткань футболки, затем вытирает острие о ладонь, проводит по ладони указательным пальцем и прикладывает этот палец к своим векам — вначале к одному, потом к другому — после чего замирает с закрытыми глазами.
Рин потирает уколотое плечо и, возмущенно вскинув брови, косится на Фрою. Та прикладывает палец к губам и отрицательно качает головой, давая понять, что не стоит прерывать ритуал.
— Хорошо, — едва слышно произносит Рин, смиряясь. — Надеюсь, она не выколет мне глаза.
— Она взяла каплю твоей крови, чтобы узнать, как помочь тебе.
Старушечьи пальцы касаются костяных гроздьев на поясе, перебирают их, срывают одну кость и бросают в костер. Языки пламени взмывают ввысь. Рин поднимает взгляд и замечает, как быстро покраснело небо над горизонтом, словно костер Вильмы окрасил его. Несколько крошечных необитаемых островков вдали кажутся спинами морских чудовищ, поднявшихся из темных глубин и затаившихся в ожидании ночи, когда можно будет начать охотиться. Рин кажется, что они вот-вот заметят ее. Она оглядывается на дом и понимает, что его ветхие стены не способны послужить убежищем. И едва ли на всем Тролльхоле найдется безопасное место, где можно будет укрыться от здешних монстров.
Рин ужасается своим мыслям, недоумевая, откуда те взялись, пытается вытеснить их из головы, представить их глупой выдумкой, но тщетно: ей чудится, что эти страхи рождены не разыгравшимся воображением, а обострившейся интуицией. Глубокое древнее чувство вселяет уверенность, что все вокруг кишит каменными монстрами, которые оживают по ночам. А ночь наступит уже совсем скоро.
К огромному облегчению Рин, Вильма завершает ритуал раньше, чем на небе зажигаются первые звезды. Она тушит костер, выплеснув на него несколько пригоршней воды из бочки, стоящей у стены дома, а затем, присев на корточки, сгребает пальцами мокрую золу и, захватывая ее щепотью, насыпает в свою ладонь, сложенную лодочкой. Когда в ней скапливается приличная горка, Вильма выпрямляется, подходит к Рин и вываливает пригоршню золы ей на голову. Колючие крупинки попадают под воротник, катятся по спине и застревают под одеждой. Рин стойко переносит это испытание и молча терпит даже тогда, когда вёльва принимается вычерчивать зажатым в пальцах влажным угольком какие-то знаки у нее на лбу, состоящие в основном из круговых линий. При этом старуха так сильно закатывает глаза, что между веками остаются одни белки — нездоровые, налитые кровью. Ее белые брови взлетают вверх и трепещут, будто их обладательница потрясена зрелищем,
