люблю тебя.
Обхватываю лицо Томаса, вглядываясь в его глаза.
— Слышишь? Я всё понимаю и осознаю, но сейчас это ничто не изменит. Прошлое было таким дерьмовым, Томас, и если убивать Русо, то вместе. Если страдать, то вместе. Я хочу такие отношения. Вместе. Не то, что я видела раньше. Не безразличие друг к другу, не измены и не ложь, а вместе. Врать, так всему миру вместе. Ненавидеть, так весь мир вместе. Понимаешь?
Томас прикрывает глаза и слабо кивает мне.
— Мне кажется, я никогда не избавлюсь от этого ощущения грязи внутри меня. И я злюсь, Флорина. Я злюсь на себя, оттого что был таким глупым, наивным и таким простофилей. Я…
— Да, был. Да, но у тебя были ужасные обстоятельства. Это как вода для засыхающей почвы. Я знаю эти ощущения. Я так же цеплялась за Гелу. Она и Русо прекрасно умели забираться в болезненные точки и управлять нами через них. Но прежде чем мы вместе встретимся с ними, все наши болезненные точки должны быть уничтожены. Все. Они слишком хорошо нас знают, понимаешь? И нельзя дать им возможность снова воспользоваться теми же приёмами, как бы страшно и больно нам ни было, как бы ни хотелось остаться одному. Нельзя быть одному, Томас. Нельзя. Теперь вместе, ладно?
— Ладно. Спасибо, что привела меня в чувство. Порой я теряю связь с реальностью. Варюсь в своём прошлом, и меня накрывает ненавистью к себе.
— Я понимаю, — мягко целую его в подбородок и улыбаюсь ему. — Но если мы хотим семью, детей и быть вместе, то даже по раскалённым углям должны идти вместе.
— Пока не очистим землю от Русо и Гелы, как и от остальных врагов, мы никогда не будем свободны.
— Никогда. Они думают, что управляют нами. Но Рома был иного мнения. Он убеждал меня, что какой бы сильной ни была кровная клятва, она легко нарушается, когда сердце больше не принадлежит этому вампиру. Моё сердце больше не принадлежит ни Русо, ни Геле. Оно твоё.
Томас обнимает меня и прижимается лбом к моему лбу.
— Моё принадлежит тебе. Навечно. И я знаю, о чём говорю. Навечно, значит, навечно. Мне всегда будет тебя мало, Флорина. Всегда.
— Значит, мы будем долго счастливы. У нас есть куча времени, чтобы ещё поссориться, а потом помириться. Но сейчас выбрось из головы страх, что я отвернусь. Нет. Я уже отворачивалась от тебя, Томас. Я уже прошла через это и знаю, как это страшно жить, как на пороховой бочке. Но нужно посадить на неё их, а не нас.
— Да. Я понял. Хорошо. Хорошо, — Томас возвращает мне поцелуй в губы и выключает воду.
Он берёт меня за руку и выводит из ванной. Мы вместе идём в нашу спальню. Снимаем друг с друга одежду. Мы вытираем друг друга, а затем забираемся в постель. Вместе. Теперь вместе.
Утром дождь заканчивается, но ненадолго. После завтрака мы с Томасом возвращаемся к склепу.
— Тебе будет больно, — предупреждает Томас, пока мы ломаем всё вокруг и достаём гробы.
— Я знаю. И я готова к этой боли. Готова, — заверяю его. — Просто не могу поверить в то, что она здесь. Это… чертовски ужасно.
— Да, но и умно. Радимил очень хитро поступил. Никто бы не нашёл Гелу, если бы мы не общались. Ведь он уверен, что мы никогда не создадим союз.
Кивнув, я стираю грязь и пот со лба и поднимаю гроб, который передаёт мне Томас. Снова не те. Мы уже вытащили пятнадцать гробов, а погода вновь ухудшается.
— Томас! — кричу я, пока он пьёт кровь наверху. — Томас, я нашла их! Ещё один пролёт!
— Отлично!
Мы достаём гробы семьи Радимила, и Томас их вскрывает. Вонь и затхлость вызывают дурноту, и вот остаётся последний гроб. Гроб сестры Радимила. Сделав глубокий вдох, я киваю Томасу, и он вскрывает его. Крышка падает на землю, и я охаю, хватая его за плечо.
— Гела, — выдыхаю я. Это она. Она! Конечно, выглядит она, как мумия. Но это она. Волос нет, только высохшая кожа, но это точно Гела.
— Нам нужно её воскресить. Я отнесу её гроб в одну из темниц, затем съезжу за системой кровоснабжения и сердцем. А ты постарайся даже не смотреть на неё, хорошо?
— Мерзость. Как была она мерзкой, такой и усохла. Но мы её нашли. Это прекрасно, да? — спрашивая, натягиваю улыбку, а Томас фыркает.
— Флорина, я же чувствую тебя. Всё, что ты хочешь, просто разорвать её.
— Прости.
— Не беспокойся о моих нежных чувствах, я так же её ненавижу. Клянусь. Только что делать с этими гробами?
— Я сожгу их все, вот и всё. Сожгу, это всё равно уже не имеет никакого значения.
— Хорошо.
Томас поднимает гроб и уносит его в замок, пока я собираю все гробы и просто бросаю их обратно. Мне всё равно. Правда, раньше я так трепетно их укладывала, защищала. Но теперь… всё стало таким противным.
Огонь разгорается до очередного ливня. Я смотрю на огонь, когда Томас посылает мне мысль о том, что он уходит. Я отхожу на достаточное расстояние, чтобы просто наблюдать, как моё прошлое сгорает у меня на глазах. И это лучшее, что я могу сейчас сделать.
Не отрицаю, мой друг, что правда, открывшаяся мне сегодня, разрушила что-то во мне, но я и обрела кое-что довольно сильное внутри. Я поняла, что давать время подумать или уйти, чтобы погулять, нельзя. Нужно говорить. Не молчать больше. Не бояться говорить. Разговор или поможет, потому что он был нужен этому человеку. Или сделает только хуже, потому что человек никогда бы не принял от тебя поддержку. Никогда. И сколько бы любви ты ни возложила на алтарь этих отношений, они уже изначально были обречены.
Меня так и подмывает пойти и посмотреть снова на Гелу. В моей голове это пока не укладывается, поэтому я просто хожу по библиотеке, всем нутром словно чувствуя опасность, исходящую от неё. Боже мой, она моя мать. Моя чёртова мать, которая вела абсолютно не примерный образ жизни. А моя мать никогда не любила меня. Теперь больно осознавать, что в семье я была очередной племенной кобылой для них, а не дочерью. Они относились ко мне так же, как к и Томасу. И теперь мне интересно, остальные
