Я наблюдала за Девом, его волосы были все еще слипшиеся на одной стороне от запекшейся крови, но все равно умудрялся очаровывать испуганного портье. Он посылал ему улыбки, которые обычно применял в качестве сексуальных авансов, и, то ли портье предпочитал мальчиков, то ли Дев на самом деле был таким очаровательным. Я не знала в чем именно было дело, но если это поможет нам ускорить попадание в номера, мне было плевать.
Трое из нас направились к лифтам, и Эдуард попросил меня придержать двери, пока они с Никки загружали сумки с оружием; обычно я бы предложила помощь в погрузке, но тогда двери лифта просто закроются с нашим багажом внутри. Так что я держала двери, пока ребята загружали лифт нашими пожитками, а мы ждали, пока, наконец, все определится с нашими комнатами. Эдуард прислонился к раскрытой двери, придерживая ее, пока мы с Никки заходили в лифт, и когда он меня приобнял, возражать не стала. Я прижалась к нему так близко, насколько позволял бронежилет. Я позволила ему обнимать себя и старалась ничего особо не чувствовать, кроме того, что мне действительно хорошо. Дев подбежал к нам, Эдуард зашел в лифт и двери закрылись.
— Он предложил нам помощь с нашим багажом, — доложил Дев.
— Портье предпочитает мальчиков, или твой дар очаровывать лишен сексуальных подтекстов? — поинтересовалась я.
Он ухмыльнулся, глядя на меня:
— Лишен сексуальных подтекстов; ты видимо не настолько устала, как я полагал.
Я сердито зыркнула на него.
Никки обнял меня чуть крепче, и на него я тоже сердито стрельнула взглядом.
Улыбка Дева не померкла и только шире разъехалась.
— Да, портье предпочитает парней.
— Подумываешь как бы увидеться с ним позднее? — спросил Эдуард.
— Нет, ничего более, — ответил Дев.
— Что это вообще значит? — спросила я, и это прозвучало как-то сварливо, даже для меня самой.
— Это значит, что он не навязывался на встречу, но дал портье понять, что ему тоже нравятся парни, — ответил за него Никки.
Я глянула на него из под его рук, и было такое чувство, будто я ребенок, и слишком маленькая, и… я высвободилась из его объятий.
— Что я не так сделал? — спросил он.
— Откуда ты это узнал?
— Флирт в качестве отвлечения одинаково действует как на женщин, так и на мужчин, Анита.
— Хочешь сказать, ты делал также.
— Я был молодым, симпатичным отвлечением на нескольких заданиях, когда работал на свой первый львиный прайд, так что да. — Когда он это говорил, лицо у него было нейтральным, лишенным эмоций. Именно так он закрывался, когда что-то чувствовал, потому что Никки не родился социопатом; его чувства ущемлялись и пренебрегались. Это значило, что они ему по-прежнему не были чужды, просто они были… спрятаны и слегка искажены.
— Ты на работе не только флиртом занимался?
— Не надо, — вмешался Эдуард.
Я уставилась на него:
— Чего?
— Придираться к людям, которых любишь, только потому, что ты, наконец, выкроила минутку посреди чрезвычайной ситуации, а все твои чувства, которые ты затолкала вглубь, пытаются выбраться наружу, и если не предоставишь им чистого, аккуратного выходного отверстия, то они прогрызут себе путь через твою жизнь и твоих ближних.
Мы смотрели друг на друга. Я хотела спросить с кем из своих близких он поцапался, потому что знала, это была не Донна с детьми; на кого бы он не ссылался, это были люди из его прошлой жизни, из той, когда я еще не была с ним знакома. Если бы мы были одни, я бы спросила, но перед всеми остальными он бы не ответил, да и мне может тоже.
Двери открылись и Дев, как примерный телохранитель, выскользнул первым. Эдуарду, таким образом, досталась проверка коридора, а Никки своим широким телом загородил мне весь обзор. Хотя теперь знание того, что я его люблю, и он может словить за меня пулю, вывело все на новый уровень дерьмовщины.
Поднялся шум мужских голосов, и затем я услышала более четкое:
— Извини, дружище, но это приказ.
— Что случилось? — спросила я, борясь с желанием выглянуть из-за тела Никки.
Эдуард ответил, стоя рядом с дверью, которую он удерживал открытой:
— Местной охраной руководит Клодия и очевидно она недовольна.
— Почему? Что мы сделали? — спросила я.
— Это не у тебя неприятности, — сказал Дев. — А у нас.
— За что? — спросил Никки.
— По-видимому, из-за возвращения раненной Аниты.
— Когда я на работе, вы, ребята, не можете меня защитить.
Второй мужской голос сказал:
— Клодия назначена ответственной за безопасность Жан-Клода и Аниты, поэтому она взгреет обоих.
— Лисандро, ты что ли? — Тогда я обошла вокруг Никки, и он позволил мне это сделать, только скользнул своей рукой в мою, и мы пошли рука об руку.
— Я, я, — ответил он, и это правда был он, ростом чуть за метр восемьдесят, красивый испанец, с длинными черными завязанными в хвост волосами. На нем была черная футболка под черным пиджаком от костюма, выпущенная поверх черных джинсов, и ботинки. Пиджак не так хорошо скрывал пистолет на талии, как должен был, если бы его талия была поуже, а плечи пошире, но Лисандро занимался вместе с остальными охранниками, и в отличие от Дева, на тренировках выкладывался по-полной. Он был сложен стройнее Никки и, скорее всего, никогда не нарастит столько мышечной массы, но те мускулы, что у него были, смотрелись весьма прилично. Он дрался лучше, чем могло показаться, но…
— Тебя не привлекают к охранной работе за пределами Сент-Луиса, — заметила я.
— Когда Жан-Клод решил поехать сюда, Рафаэль захотел, чтобы с ним отправились лучшие охранники, так что Клодия у нас во главе, а я ее заместитель, потому что мы — лучшие, — сказал он без какой-либо интонации, просто констатируя факт.
Я открыла рот, но тут же его закрыла. А что я, собственно, собиралась сказать? Что с тех пор, как он едва не погиб на выездном задании, когда охранял меня, я не желала чтобы он снова работал со мной, потому что не хотела объяснять его жене и детям почему их папа умер, пытаясь сохранить мне жизнь? Или из-за того, что однажды в срочном порядке пришлось накормить ardeur, когда мы связались с Матерью Всея Тьмы и Любовником Смерти, а его жена сказала нам, мол «все хорошо, что хорошо кончается», но если он еще раз со мной переспит, она с ним разведется и заберет детей, и я не хотела рисковать этим?
— Эй, значит я тоже один из лучших. — А это уже был Эммануэль, ростом чуть выше метра семидесяти, с короткими светло-каштановыми волосами и такими серо-голубыми глазами, обладателем которых, из всех знакомых мне испанцев, был только он. Этим летом он загорел, но все равно недотягивал до Лисандро. Эммануэль был также одним из наших самых молодых охранников, ему было где-то за двадцать пять, хотя, честно говоря, не была уверена как далеко он перевалил за эти двадцать пять.
