Я уже открыла рот и, должно быть, Эдуард опасался того, что я могла сказать, потому что он дотронулся до моей руки.
— Из всех видов вампиров их труднее всего уничтожить, — сказал он.
— Тела вампиров уже отнесены в кремационную печь в местный подвал. Печь предназначена для уничтожения медицинских отходов, и я проследила, чтобы каждый вампир отправился в топку. Этого достаточно, чтобы их уничтожить?
— Достаточно, — подтвердила я.
Что-то дрогнуло у ее глаз, и она сказала:
— Они могут снова подняться из кремационной печи? Медицинские отходы уничтожаются полностью, так что я подумала, что этого будет достаточно, но если нет… — Ее голос надломился, и она уставилась в пол, одной рукой опираясь на приклад своего пистолета. Было время, когда и я касалась своего пистолета, как опасного плюшевого мишку.
— Огонь уничтожает даже гниющих вампиров.
Она подняла на меня глаза и ее взгляд я могла описать только как испуганный. Она выглядела испуганной.
— Я охотилась на вампиров в полевых условиях. Я не просто одна из тех новичков, кто закалывает их только в морге. Я знаю каково это, охотиться на них, и когда они охотятся на тебя, но я никогда не видела ничего подобного.
— Гниющие вампиры очень редки в этой стране, — сказал Эдуард своим лучшим голосом Теда.
Она кивнула:
— Как они восстановили повреждения мозга, сердца и позвоночника? От этого же все погибают, даже вампиры.
— Гниющие вампиры скорее похожи на зомби, — ответила я. — А это значит, что только огонь уничтожит их наверняка.
— Как и солнечный свет, да? — спросила она.
— Я встречала двух гниляков, которые могли находиться под солнцем и не горели. В дневном свете они выглядят как гниющие трупы и не могут сойти за людей, но они все еще могут шляться вокруг и делать что захотят.
— Ходящие днем, это просто легенда, — возразила она.
Я покачала головой:
— Я знала несколько вампиров, которые были достаточно могущественными, чтобы ходить при дневном свете. Некоторые из них просто настолько стары, что дневной свет им больше не причиняет вреда; для других это просто одна из способностей, почти как возможность призывать животное или левитация.
— Каждый раз, когда я думаю, что узнала самое худшее об этих ублюдках, я ошибаюсь, — сказала она, теперь уже ни на кого из нас не смотря. Она уставилась в пространство, и перед глазами у нее проносились ужасные кадры сражения и смертей. Как я узнала о чем думала Хетфилд? Потому что уже бывала в подобных ситуациях и устала получать об этом напоминания.
— Гниющие вампиры хуже всего, — сказала я.
Тогда она посмотрела на меня:
— Правда?
Я посмотрела в ее испуганные глаза и ответила:
— Ага.
Она хмыкнула, но отнюдь не счастливым смехом.
— Я бы попросила тебя пообещать это, как будто мне, блядь, пять лет или что-то вроде того.
Я улыбнулась, что бы смягчить горечь того, что собиралась сказать:
— Прости, на обещание я бы не подписалась.
— Ты сказала, что это было самое худшее.
— Да, но есть кое-что, что пугает меня куда больше. Вампиры, которые ужасают меня так, что трясутся поджилки.
— Как тот, которого ты убила в Вегасе.
— Ага, он был довольно ужасающ.
— Это правда, что он мог призывать джинов, по одному лишь желанию?
— Ага.
— Я даже не думала, что джины существуют. Думала, это все сказки.
— Я тоже.
— Полный пиздец, — констатировала она.
— Еще какой, — кивнула я, пожав плечами.
— Но эти вампиры мертвы, да? Все закончилось, кроме тех двоих задержанных, которых я убью сегодня?
— Хетфилд, нам нужен Мастер Вампиров, который стоит за всем этим. Пока он жив, он будет создавать еще гниющих вампиров, а у нас будет еще больше плотоядных зомби. Эти два вампира нужны нам живыми, чтобы я могла их допросить завтра вечером. Они наш лучший шанс выявить его дневное логово и уничтожить раз и навсегда.
Она закивала, прямо как Дев, слишком быстро и слишком часто:
— Форрестер убедил меня не убивать их пока, но если ты говоришь, что они ценнее живые, я поверю тебе, Блейк. Я тебе не поверила и от этого погибли люди. Скоро закат; что мы можем сделать до того, как вампиры проснуться для допроса.
— Они потребовали адвоката, — сказал Эдуард. — Теперь допрашивать их не так просто как раньше.
— Этот новый чертов закон, — выругалась Хетфилд и посмотрела на меня. Она изучала меня, будто пытаясь забраться мне в голову. — Зная о них все то, что знаешь, как ты могла помочь протащить этот закон, дающий этим ублюдкам права?
— Я работала над делами серийных убийц, где преступниками были люди, но я все еще поддерживаю права человека.
— Это не то же самое, — возразила она.
— Над сколькими серийными делами работала ты?
— В каждом деле о вампирах, над которыми я когда-либо работала, было зарегистрировано несколько смертей.
Я покачала головой:
— Большинство вампиров убивают ради еды или потому что они хотят создать еще вампиров. У них нет такой же патологии, как у серийных убийц, хотя технически они очень похожи.
— А что это вообще значит? — спросила Хетфилд, голос ее прозвучал раздраженно, с намеком на ее прежнее поведение.
— Это значит, что я видела как серийные убийцы-люди совершали вещи настолько ужасные и кошмарные, похожие на деяния вампиров и оборотней, так что для меня это выглядит не столь ужасно.
— Почему нет? — спросила она, и раздражение растворялось в чем-то, что было почти слезами.
— Потому что мы человеческие существа, черт побери, и должны помнить об этом, и действовать соответственно. Серийные убийцы не помнят этого.
— Это может быть хуже, увиденного нами сегодня вечером.
Я не знала, погладить ее по головке или рассмеяться в лицо. Эдуард спас меня и от этого.
— Маршал Хетфилд, худшими монстрами, которых я когда-либо видел, были люди.
Ее глаза заблестели.
— Я не хочу в это верить.
— Никто не хочет в это верить, — ответил он. — Но правда от этого не изменится. — Говорил он сочувствующим, даже добродушным голосом, но я знала, что на самом деле он таковым не являлся, только не касательно таких вещей. Когда требовалось, он был непревзойденным актером, и мог бы получить Оскар за свое выступление в качестве Теда. Я до сих пор не понимала как он это делает, но наблюдала как Хетфилд смотрит на него широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы, и видела, как она покупается на его сочувствие, крючок, леску и грузило.
— Мне нужно идти… — сказала Хетфилд, — кое-что сделать. Я… — Она пошла к дверям и вышла на свежий воздух. Может ей требовался свежий воздух, но могу поспорить, она не хотела, чтобы кто-то видел как она плачет. Ни один коп не хочет, чтобы другие копы видели его зареванным, но если ты женщина и плачешь на месте преступления, тебе никогда этого не пережить. Уж лучше блевануть на месте преступления, чем разрыдаться.
