губами в мой клитор. Я стараюсь быть тихой… правда, но и это невыполнимо. Вся моя чётко выстроенная система в голове летит к чертям собачьим. Пока Томáс дорывает на мне одежду, его язык ловко теребит мой клитор. Он всасывает в себя возбуждённый бутон, вырывая из моей груди ещё один стон, а потом ещё один, когда его зубы царапают нежную кожу. Я жмурюсь со всей силы, мои ноги начинают дрожать, Томáс удерживает меня за бёдра, словно высасывая все соки возбуждения из меня. Меня охватывает дрожь, она бьёт мои бёдра, пальцы ног, мозг и грудь. Хватаюсь за неё и сжимаю свои соски, когда на меня обрушивается оргазм. Я выгибаюсь и распахиваю рот в беззвучном крике освобождения, цепляясь за волосы Томáса и вжимая его в себя.
Моё тело дрожит от пережитого оргазма. Томáс мягкими поцелуями поднимается по моему телу и оказывается напротив моего лица. Он нежно целует меня в губы и ухмыляется.
— Ты до сих пор в одежде, — упрекая его, пытаюсь восстановить дыхание.
— Я в порядке. Это было только для тебя, чтобы ты расслабилась, Флорина, — Томáс проводит ладонью по моей щеке, а я хмурюсь. Он вернул свой человеческий облик.
— Но почему? Разве секс — это не обоюдное удовольствие?
— Секс ради самого секса — глупое занятие. Я предпочту пережить этот раунд, а тебе нужно поспать, Флорина, — Томáс выпрямляется и снимает с меня клочки одежды, бросая их на пол, вместе с ботинками.
— Но…
— Спать, — безапелляционно произносит Томáс, накрывая меня одеялом.
Я привстаю на локтях, наблюдая, как он раздевается и аккуратно складывает свою одежду на кресло. Хмыкнув, перевожу взгляд на мусор, в который он превратил мою одежду, и снова хмыкаю.
— Что? — спрашивает Томáс, забираясь в кровать и обнимая меня одной рукой.
— Ты такой педант, — усмехаюсь я.
— В отличие от тебя я не модник. Я ношу одно и то же уже примерно десять лет. Поэтому я берегу свою одежду.
— Почему? Ты же можешь позволить себе новую одежду? И к слову, я не модница. Ты видел мой стиль.
— Да, тридцать семь чёрных толстовок. И это определённо делает тебя модницей.
Фыркнув, я пихаю его в плечо, отчего он тихо смеётся.
— Отвечай на вопрос, Томáс.
— Я не вижу смысла. Никогда не гнался за богатством, властью или популярностью. Мне это безразлично. Когда я жил в деревне, то носил одежду очень долго. Мне не давали даже сшить себе новую, поэтому я научился экономии.
— И долго ты носил эту одежду?
— Иногда по тридцать-сорок лет.
— Не понимаю, — хмурюсь я и переворачиваюсь на живот, глядя на Томáса. — Почему твой отец так унижал тебя? По идее, ты был его наследником. У тебя же не было братьев или сестёр?
— Нет. Отец их убил. Он часто брал женщин, которые рожали от него, но или убивал их, когда они беременели, или же родившихся младенцев. Я также был наказан за желание спасти их. А меня он боялся. Я был сильнее его. Это я уже потом понял. Он не давал мне узнать мир, изучить его. Мне было запрещено всё. Зачастую меня держали на привязи.
— Почему ты мирился с таким отношением?
— Я был напуган, Флорина. Очень напуган миром. Я ничего о нём не знал и был диким. Меня пугало всё, буквально всё, что я не знал. Моё развитие остановилось очень рано, я хоть и выглядел взрослым, но мышление у меня было, как у ребёнка, потому что мне не давали ничего увидеть. Когда другие обучались грамоте, я был наказан. Когда другие занимались сексом, я был наказан или следил за огнём.
— Неужели, тебе не хотелось узнать?
— Очень хотелось, но меня бы снова наказали. Тогда я даже не подозревал, что был силён и мог просто разорвать цепь, на которой меня держали, убить отца или защитить себя. Я не знал об этом. Моё развитие заключалось лишь в понимании, что мы в безопасности, остальной мир кишит врагами, убившими мою мать, и есть пища в виде людей. Потом я начал разделять людей по внешним признакам. И всё. Меня учили, что люди злые и ищут нас, чтобы убить и использовать. Другие вампиры, как твой отец, тоже плохие. Но я его видел… было ощущение, что он невероятен. Для меня твой отец был самым умным и сильным вампиром, и я его боялся, но и хотел быть рядом с ним. Ты знаешь, что случилось, когда я рискнул просить его взять меня к себе. Я даже произнести этого не мог. Я говорил набором слов, порой путал буквы.
Моё сердце сжимается от боли. Жизнь Томáса была адской и унизительной.
— Наш клан другой, — тихо произношу я. — Мы не унижаем друг друга. Каждый занимает свой пост. На самом деле всем давно уже плевать на посты, на сближение с королевской семьёй. Каждый занимается своими делами.
— Разве это хорошо?
— Да, нет уже таких жёстких правил, как раньше. Мы стали свободнее, но соблюдать законы всё же нужно. Наша разведка отлично работает, они всё знают. Это умные воины. Они отслеживают действия всех вампиров. Там, где живут вампиры, есть один из представителей нашей безопасности.
— А ты не думала, что этих вампиров легко купить?
— Нет, они веками служат нашей семье и клану. Стан ведь их возглавляет, — хмыкаю я. — Они верны своему виду.
— Ты ошибаешься, Флорина. Всегда были и будут предатели. Они есть везде. Или трусы, которые с лёгкостью идут против своего же вида. Вампиры стали слишком похожи на людей.
— Ты считаешь, что Стан предатель? — огрызаюсь я.
— Стан нет, но нельзя безоговорочно верить словам, Флорина. Ты их королева и должна сама следить за безопасностью своего вида и за исполнением всех правил.
— Я хреновая королева, Томáс. Мне это никогда не было интересно. Мне бы чувствовать вину за это, но… я не могу. Я ненавижу титул. Ненавижу то, что они считают меня какой-то особенной. Ненавижу эту жизнь. Я бы всё отдала, чтобы уйти отсюда и жить нормальной жизнью на Аляске, к примеру. Быть, как ты. Быть свободной, понимаешь? Эти рамки убивают. Я нахожусь в них всю свою жизнь. Никто меня не спросил, хочу ли я быть королевой, нужна ли мне эта ответственность. Это
