– Мой отец бросил меня, моя мать продала меня, сестра моя, кви-кви, спасла меня, – мурлыкал себе под нос сэр Джереми, пустив коня шагом. Мотивчик услышанной в городе уличной песенки прилип банным листом, как и слова. Смысл Джереми не сильно занимал: любовь между братом и сестрой, и отнюдь не платоническую, он наблюдал не раз и не два. При дворе чего только не увидишь.
– И вместе мы, кви-кви, убежали, кви-кви…
Дальше в песню вступала неизменная злая чародейка, разлучавшая влюблённых, пока те вероломно и ловко не отправили её в печку.
Только фантазия анонимного певца из черни была способна родить такой бред.
– Кви-кви-кви, сестра моя Марличка…
Рядом в седле покачивался Ланс уже на своей лошади. За три года упорными тренировками и розгами Джереми легко сумел добиться от хамоватого босяка послушания, более-менее правильного языка и аристократической осанки. Доску мальчишке только месяц как сняли, поэтому ходил он прямо-прямо, до неестественности. Джереми не мог удержаться от смешка каждый раз, когда глядел на воспитанника. И каждый раз неизменно напоминал себе, что теперь, ха-ха, вошедшие в моду мужские корсеты пацанёнку носить будет удобнее. Сам Джереми к «дамским доспехам» никак привыкнуть не мог. Потому и слыл в свете старомодным. Хотя на самом деле вовсе не из-за корсетов.
Школа «молодёжи при свете сиятельной, отроков государственных воспитующая» герцога Арксейского появилась из-за поворота точно убийца-чернь с тесаком наперевес. Привычный Джереми только хмыкнул благожелательно: приехали. А Ланс вздрогнул и побледнел, покосившись на опекуна. Но сказать ничего не посмел. Отучили.
Внушительный каменный замок – казармы для будущих «отроков государственных» – смотрелся настоящей тюрьмой, которой, по сути, и был. Но тюрьмой дорогой и очень, очень престижной. Отцы всего королевства мечтали отправить сюда старших сыновей – всего два года «отсидки» гарантировали место при дворе, а четыре – в армии, да не в каком-нибудь арьергарде, а при штабе.
И они того стоили, эти четыре года. Джереми знал не понаслышке – лично «сидел» кадетом. И отец нынешнего герцога Арксейского не одни розги извёл о будущего командира «Алых Зубров», когда последний со товарищи сбегал в соседний со школой (а их много было тогда – соседних) бордель. Отец Джереми – канцлер при тогдашнем короле – глядел на проказы сына сквозь пальцы. Пока блудный сынок не сбежал из школы на начинающуюся войну с западным королевством Грейи. Полгода сын с отцом писали друг другу гневные письма, канцлер подключил все связи, чтобы вытащить сына из грейиской мясорубки, а Джереми перебегал из одной части в другую, из одного отряда в другой – тогда это было можно: наступление грейийцев шло как по маслу, и учёт рядовых вёлся плохо. Потом канцлеру надоело получать «похоронки», и он на Совете Лучших Родо`в отрёкся от сына, разорвав завещание со всеми вытекающими для Джереми последствиями. Сын, не особенно расстроившись, прибился к штабу, «совершенно случайно» стал адъютантом генерала-главнокомандующего – вздорный был старик – и вернулся с войны в звании лейтенанта и с титулом графа. На следующем же Совете Лучших Родо`в показал папе кукиш и выдвинул свою кандидатуру в королевскую гвардию. Удачно – сразу после турнира, который и выиграл. Конечно, рыцаря-победителя приняли. Канцлер рвал и метал, так и не простив сыну самоуправства. Мелкие каверзы гвардейца и канцлера мусолил весь двор, с крупными разбирались Лучшие Роды`. А когда семейная грызня королю наскучила, он отправил Джереми, успевшего стать капитаном гвардии, на Снежный утёс разделаться с набившими оскомину всему королевству разбойниками-драколами. Джереми вернулся через семь лет – женатый на драколке. Этого его отец не перенёс и сыграл в ящик, позабавив сына напоследок завещанием в его пользу. А вслед за ним сыграла в ящик или в горящую сосну, по традициям драколов, и жена Джереми, так и не забеременев. Но договор с пиратами, подписанный кровью и скреплённый браком, остался. Джереми дали герцогство и отправили на покой.
Но покой сэру Джереми никогда и не снился…
А начиналось всё вот с этой школы.
Откидной мост был опущен – учебный год ещё не начался. Копыта гулко застучали по доскам, взбивая пыль и далёкие, отправленные в пыльный архив воспоминания. Сорок лет назад отец привёз сюда Джереми в карете. Да и не отец вовсе – он же вечно был занят. Вместо него поехал сэр Эддард – вассал герцога и учитель фехтования юного Джереми. И так же поднята была решётка, и так же солнце играло на копьях стражи. Вот только по каменным плитам двора, выглаженным поколениями учеников, сейчас стучали копыта, а не колёса.
Этот звук – мерно-монументальный, как военный барабан, – Джереми нравился куда больше.
В школу «Золотого дворянства» запрещалось привозить домашние вещи – всё нужное ученики получали уже здесь. Потому вслед за Джереми и его воспитанником не вкатили телегу с сундуками, и даже запасная, навьюченная поклажей лошадь не притащилась. Ученикам в принципе запрещались прогулки верхом, кроме поездок в город раз в две седмицы. Предполагалось, что «сиятельная молодёжь» будет учиться, не покладая рук и не поднимая от учебников голов. Предполагалось.
Кони въехали в Дозорную башню, стали подниматься по спирали пола всё выше и выше в гору. Сейчас копыта стучали гулко, эхом отдаваясь до затерявшегося в высоте потолка. Ланс нервно озирался, его лицо в острых солнечных лучах странно посерело. Впрочем, у Джереми тоже. Раньше линзы находящейся рядом Алхимической башни тоже указывали аккурат на Дозорную, и в лунную ночь цвет кожи случайно (или не очень случайно) оказавшегося здесь человека приобретал оттенок от ало-золотистого до сине-зелёного, о чём старшекурсники отлично знали и обожали пугать новичков «нежитью».
Похоже, линзы и сейчас на месте, и седмицы через две Ланса и его сокурсников ожидает увлекательная ночная прогулка…
Джереми усмехнулся в усы и приставил ко лбу ладонь «козырьком» – солнечный свет больно ударил по глазам после серого сумрака башни.
Во внутреннем дворике пришло время спешиться. Подбежавший «мышиный» лакей с поклоном сообщил, что господин герцог Арксейский ожидает сэра Джереми в кабинете. На предложение проводить Джереми только отмахнулся – дорогу до директорского кабинета он помнил до сих пор. Частенько по ней раньше хаживал.
Грациозно съехавший с седла Ланс осторожно оглядывался. Залитый солнцем каменный двор и мельтешащие в поле зрения слуги ему уже не нравились. Впрочем, школа ему заочно не нравилась. Но его мнением никто не интересовался.
Глянув на хмурящегося мальчишку, Джереми еле слышно фыркнул и, пророкотав: «Отставить!» – зашагал в сторону донжона, уверенный, что Ланс плетётся сзади. Он и плёлся, по дороге цепко примечая все щели, все тёмные углы – всё, где можно будет в будущем спрятаться. Слово «занятия» мальчику тоже не нравилось, как и «школа». В приюте оно наверняка означало нудное корпение над какой-нибудь ручной работой вроде мытья полов, у опекуна – уроки этикета, непонятные, нелогичные, но почему-то обязательные.
