Атлантиды скоро появится на свет. Нам показалось, что именно сейчас в целях предосторожности не помешает усилить охрану.
Позади Алексиоса Кристоф радостно воскликнул:
— Давно пора. Теперь, может быть, Конлан перестанет расхаживать вокруг так, словно у него шило в…
— Спасибо, — сказал Алексиос. — Значит, мы лучше отправимся во дворец.
По его знаку сначала Бреннан, потом Кристоф прошли через портал. Когда последний проходил мимо него, Алексиос крепко сжал его руку.
— Только посмей что-то снова сказать о Верховном принце, и я тебе в зад засуну свой сапог, — тихо проворчал воин, чтобы больше никто другой не услышал.
— К твоему сведению, я уже по горло сыт пустыми угрозами, Алексиос.
— Мой господин? — позвал его охранник. — Портал сжимается.
Алексиос прошел через магическую дверь в Атлантиду вслед за Кристофом, думая о том, что случится, если однажды ему придется вызвать того на бой. Этот воин обладал почти такой же силой и мощью,
как Верховный жрец Аларик. И Алексиос понимал, что не чета жрецу в битве.
Разумеется, Алексиос сам кое-чему научился за века.
Но сегодня нельзя было думать о возможном будущем предательстве. Сегодня праздничный день. Он хлопнул капитана по плечу.
— Сегодня эль за мой счет. Мой друг станет отцом, а у Атлантиды появится наследник!
Стражники радостно закричали, покачивая копьями. Бреннан посмотрел назад через плечо взглянуть на происходящее, а потом он и Кристоф обратились в туман и направились во дворец.
— Прошу, передайте принцу и миледи, что мы все молимся, чтобы Посейдон дал им свое благословение, мой господин, — сказал Маркус.
— Я передам, я знаю, что они оценят ваши старания, — Алекиос прыгнул и превратился в туман, потом направился во дворец, чувствуя, как мысли бурлят в голове.
Наконец-то. Наследник Атлантиды. Вероятно, он будет первым атлантийцем за тысячелетие, который вырастет, познавая мир ходящих по суше после того, как Атлантида займет принадлежащее ей по
праву место на поверхности.
Если Атлантида вообще займет принадлежащее ей по праву место на поверхности. Потому что если женщина Джастиса, Кили, говорит правду, тогда им нужно найти все камни Трезубца. В противном
случае, Атлантида будет разрушена при попытке восхождения из океанских глубин.
Приземлившись на балконе своих дворцовых апартаментов, Алексиос тут же обратился, бросил оружие на кровать, а потом бросился в тронный зал. До того, как он прошел по коридору, появился мрачный
Бреннан. Алексиос еще не видел его в таком настроении.
Алекиос остановился, чувствуя, как колотится сердце. Нет, этого не может быть. Только не ребенок. И так много проблем было с беременностью, так как в истории впервые заключили союз человек и атлантиец.
Он не смог найти слова, чтобы спросить, но Бреннан, тем не менее, ему ответил.
— Всё плохо. Райли и ребенок в критическом состоянии, — лицо Бреннана окаменело. — Алексиос, они могут умереть.
На расстоянии многих тысяч миль от Атлантиды, Грейс, едущая в старом, покореженном джипе, почувствовала боль, пронзающую ее сердце, словно острая катана[6]. Но она никогда не испытывала
удар этого меча в сердце. Лишь однажды ее ранили в бок. Пару раз в руки и ноги. Но никогда у нее не было раны в груди.
Резко выкрутив руль вправо, Грейс притормозила у обочины дороги и положила голову на руль, тяжело дыша и ожидая, пока боль пройдет. Фэйри. Должно быть, этот чертов эльф что-то с ней сделал.
Какое-то заклятие с отсроченным действием.
Но когда она подумала об этом, то поняла, что это не так. Боль не была похожа на эльфийскую магию.
То была боль Алексиоса. Где бы он ни был, ему больно.
И хотя она женщина-воин, ведет свой род от богини Дианы, но она ничего не могла с этим поделать, никак не могла ему помочь.
Атлантида, дворец
Алексиос вслед за Бреннаном зашел в роскошный дворцовый тронный зал, не обращая особого внимания на старинные полы из белого мрамора с мозаичными вставками из золота, меди и сверкающего сплава меди и цинка — особого сплава, который делали лишь в Атлантиде. Он прошел мимо мраморных колонн, даже не взглянув на золотой трон, который так интересовал его в детстве, просто следуя за Бреннаном в другую, не такую огромную комнату. То был личный кабинет для встреч принца Конлана, никогда не любившего помпезности и церемоний. Ему никогда особо не нравилась формальная элегантность тронного зала, в котором правил его отец. Королевские дела решались здесь, в комнате с удобными креслами и побитыми деревянными столами.
В основном мирные, повседневные вопросы. А для других вопросов и обсуждений Конлан и его элитная стража встречались в военном зале. То была небольшая комната, убежище для практических целей. Там стоял покореженный деревянный стол. Алексиос покачал головой, пытаясь прояснить мысли. Райли и ребенок умирают, а он тут думает про дурацкие столы. Какой же он идиот.
Или его разум пытается защитить его, не давая думать об этом. Алексиос не раз за столетия встречался со смертью, но ведь этот ребенок еще даже не начал жить.
— Умоляю, Посейдон, услышь мою молитву, — настойчиво шептал он, прижимая кулак к груди там, где когда-то было его сердце. Теперь, он был совершенно уверен, что там нет ничего, кроме почерневшей оболочки вместо сердца и надежды. Если ребенок умрет… но нет. Нельзя об этом даже думать.
Он не мог об этом думать.
Войдя, он сначала увидел Джастиса и Кили. Теперь он был лорд Джастис, так как всем было известно, что он брат принца Конлана и Вэна, Королевского Мстителя.
Вот только Вэн не потерпит того, чтобы его самого называли принцем.
Джастис обнимал Кили, как обычно. С тех пор, как его атлантийская и нереидская половинки соединились, и произошло смешение душ с Кили, воин нечасто упускал ее из вида.
Алексиос безжалостно подавил укол зависти, который часто чувствовал, глядя на них. Они, казалось, дополняли друг друга, не нуждаясь ни в ком. Если кто-то и заслуживал подобного счастья, то только Джастис. Он веками боролся против проклятья, наложенного на него при рождении и не позволявшего ему рассказать о себе братьям. Теперь у него была новая семья: Кили и их приемная дочь, Элени, красивенькая девочка из Гватемалы, чьи родители погибли при одном из жестоких нападений вампиров.
Они заслужили счастье. Они все заслуживали счастья. И зависть, которую он почувствовал на мгновение, — лишь недостаток его характера и его слабость.
Кили как раз в эту минуту подняла голову и увидела его.
