— Но зальмы не слишком мирный народ, — осторожно заметила я.
— Это верно, однако мы грызёмся между собой, только когда это оправдано. Есть кланы, которые никогда не были дружественны к волкам, но есть и прочные вековые союзы. Например, барсы, медведи, лисы и чайки — соседи и добрые друзья волков уже много столетий.
— А расскажи немного о своей родине, пожалуйста.
— У нас короткое лето, — сразу отозвался Йан. — Но оно тёплое, хотя и не такое яркое, как здесь. На горных лугах распускается множество самых разных цветов, тебе должны понравиться эти места. В лесу полным-полно ягод, грибов и орехов. Если не охотимся и не занимаемся охраной территории, мы просто бродим. Для зальма слово «бродить» вообще имеет особое значение, а волки — любители прогулок. Леса у нас густые и лунные. Зальмские ночные светила не похожи на те, что живут здесь. Их свет проникает сквозь ветви и облака, а потому лес сияет даже когда идёт снег. А вот в буран становится темно, как в бочке, и мы сидим дома. У нас неплохая библиотека — каждый раз, отправляясь странствовать, мы привозим домой книги…
Я открыла глаза и поняла, что заснула, обхватив его руками.
— Ой, а долго я так?
— Минут десять. Просто вода остывает, и мне показалось, что твой нос стал холодным.
— Нужно помыться, — со вздохом признала я, подавляя зевоту. — И прости, что я использовала тебя как матрас.
— Мне понравилось, но ты и правда должна подняться. Я потру тебе спину и вымою волосы, так будет быстрее.
Я не спорила. Меня так разморило, что тело было тяжеленным. Я кое-как села, цепляясь за края ванной, и откинула назад длинные пыльные пряди.
В мытье волос Йан не слишком хорошо разбирался, но он старательно исполнял мои указания: нанести мыльный отвар, затем маслянистый бальзам, и тщательно смыть его, отжать пряди и закрепить их на макушке.
— Теперь я тебя помою, — сказал Йан, и я мигом забыла про сон.
Широкие мыльные ладони легли на плечи, скользнули вниз. Прошлись по спине, нежно объяли талию, и коснулись груди. Я судорожно вздохнула, когда пальцы Йана нежно, но чувствительно сжались. Дрогнуло тело, неведомая мука сковала живот.
— Любо? — прошептал он мне в ухо.
— Да, — отозвалась я едва слышно.
Йан повернул меня к себе, прижимая к груди. Я коснулась его спины, погладила осторожно, с удовольствием. Он смотрел на меня, не мигая, словно чего-то ждал, изучая как и прежде внимательно. А потом взял в ладони моё лицо, приподнял и поцеловал. И теперь-то это был настойчивый, жадный поцелуй, полный страсти и нетерпения. Изучающий, властный, но такой до мурашек ласковый, что я утратила всякую прочность, растаяла в надёжных руках, раскрыла доверчиво губы. Это было влажно, вкусно и прекрасно. Я чувствовала движения его губ, лёгкие прикосновения языка, и дрожала, словно жажды мои с каждым мгновением многократно усиливались.
Йан остановился. Руки его всё ещё согревали моё лицо.
— Пора, — кивнул он в сторону кровати.
Йан положил меня на мягкое полотно кровати и тотчас оказался сверху — тяжёлый, неподатливый. Его колено скользнуло меж моих бедер и коснулось нежного места внизу живота, отчего я вздрогнула всем телом. Он завел мои руки наверх — наверняка для того, чтобы не попыталась оттолкнуть — и опустился ниже, так, что я почувствовала железные мышцы его пресса. Задыхаясь, я всё же попыталась приподняться, но мужчина сильной рукой уложил меня обратно:
— Спокойно, малышка. Я не буду жесток с тобой.
Я верила ему, но была напряжена и испугана, зная, что плакать и просить пощады нельзя. Так можно постоянно убегать от неминуемого, и, в конце концов, быть им настигнутой в самый неподходящий момент. Настало время сделать то, что мы должны были завершить ещё неделю назад.
Его пальцы скользнули вниз, коснулись сперва осторожно, потом решительнее. Он отпустил мои запястья, и я обняла мужчину за шею. Стало легче, тем более что второй рукой Йан нашёл некое очень чувствительное место, от прикосновений к которому у меня по телу разлилось тягучее наслаждение. Он ласкал меня изнутри, ласкал губами шею, и я почувствовала, как тело расслабленно опало на матрас. Мне не хотелось, чтобы он прекращал. Я дышала всё тяжелей, губы стали сухими и горячими. Как же хорошо это было!
Всё изменилось мгновенно, неожиданно. Я вскрикнула в голос, а из глаз все-таки брызнули слезы. По сравнению с первой болью эта была настоящей пыткой.
Я жалобно застонала, проклиная свою слабость, и Йан, склонившись, поцеловал меня в губы. Он не прекращал медленно двигаться глубже, но и резких движений не делал.
— Ты сейчас привыкнешь. Не плач, моя хорошая.
Я не находила в происходящем никакого удовольствия, и больше всего мне хотелось вырваться. Куда исчезло волшебство, что он создал минуту назад? От него и следа не осталось!
— Пожалуйста… отпусти, Йан! — взмолилась я.
— Нет.
— Мне страшно!
— Не бойся меня.
Он наклонился и замер, только губы ласкали моё лицо. Потом нашёл мой рот и долго, терпеливо и напористо целовал. А когда я сдалась, принялся ласкать мои губы языком, настаивал, вынуждал открыться полностью. И боль ослабла, хотя и не ушла, и дышать стало легче… Я обхватила его голову, почувствовала толчок, и вскрикнула мужчине в губы. Когда это закончится? Я помнила, что жрецы говорили об удовлетворении, но как я пойму, что Йану достаточно? Мне нравились прикосновения, безумно понравился поцелуй, но вот то главное, самое глубокое слияние, оказалось ужасно. Я успела подумать, что стану одной из несчастных, для которых супружеский долг — пытка, и решила не шевелиться под ним и не издавать никаких звуков, хотя мне хотелось кричать. Не будет же он всю ночь мучить меня этим! Вот бы вцепиться во что-нибудь зубами, перетерпеть, переждать…
— Прости… — Слезы затекали в уши, и я никак не могла остановить тёплый соленый поток. — Я сделаю всё, что нужно… Я просто не знаю, как… не умею…
Йан поднялся, лишая меня боли, тяжести и чувства защищенности, которое оставалось самым значимым, несмотря на вынужденное страдание. Я отчаянно смотрела ему в глаза. Всё пошло наперекосяк! Теперь он вернет меня в город, где я стану одной из отвергнутых невест… Хуже участи не придумаешь!
Мужчина поднялся, и я, несмотря на дрожь в коленях, ринулась за ним. Куда делась моя хвалёная гордость?
— Пожалуйста, Йан, прости!.. Я виновата, что не доставила тебе удовольствия! Давай продолжим, чтобы ты мог… чтобы я могла… Только не уходи!
Я обхватила его ноги и, как ни старалась успокоиться, только горше расплакалась. Я знала, что мужчины терпеть не могут женских слез, тем более воины, которые видели смерть и теряли на войне друзей, но ничего не могла с собой поделать.
— Какая ты всё-таки юная, — сказал Йан, и тяжёлая ладонь опустилась мне на макушку. — И глупая. Думаешь, я тебя теперь брошу? Да бог с тобой, Нуала! Просто ты плачешь, а я не могу заниматься любовью с женщиной, которой это не нравится. Мы сделаем перерыв, ты успокоишься и отдохнешь, а завтра видно будет.
Я с трудом разжала стиснутые пальцы, и посмотрела на большое кровавое пятно. Значит, он не отвергнет меня. Нужно было срочно исправлять содеянное, но как? Меня всё еще трясло от страха.
— Постель нужно перестелить, — сглотнула я.
— Кажется, там есть чистые простыни. Только обещай, что не пойдешь стирать.
— Но как о нас подумают?
— Как о путешественниках, у которых были раны. А вообще-то мне всё равно.
Он взял меня под локти и поднял с колен, а потом вытер мокрые щеки ладонями.
— Йан… — попробовала снова извиниться я, но мужчина перебил:
— Не нужно.
Он скатал и отнес простынь в купальню, и я пошла следом. Оба были голыми, и по очереди умылись. Мне было неловко после случившегося, и стыдно собственной слабости.
— Я приготовлю кровать, — сказал мужчина и вышел, оставив меня с полотенцем в дрожащих руках, растрепанную и бледную, с красными глазами. Возможно, он ушёл, чтобы я могла привести себя в порядок, но мне казалось, что я просто ему неприятна.
