Я призвала кровь своей магией. Слабая дрожь пробежала по луже крови на полу, словно что-то двигалось под поверхностью.
Мой приемный отец, Ворон, всегда учил меня, что подавление силы моей крови — лучшая стратегия. «Не высовывайся. Прячься. Не практикуй магию, которая может тебя выдать». Больше это было не вариант. Мне нужна была эта магия. Мне нужно было ей овладеть. Никто не мог научить меня, поэтому я училась сама. Я практиковалась, практиковалась и практиковалась. Часть крови попадала ко мне от Джима. Он покупал ее для меня на черном рынке. Немного крови нежити приходило от Ровены, повелительницы мертвых, которая была в долгу перед местными ведьмами. Ведьмы знали, кто я, и поддерживали меня. Они увидели предзнаменование: когда придет Роланд, я буду единственной, кто будет стоять между ними и моим отцом, поэтому они заставили Ровену снабжать меня вампирской кровью. Она понятия не имела, для чего это было. Я практиковалась каждый день, когда царила магия.
Мой прогресс был медленным, настолько медленным, что я стискивала зубы, когда думала об этом. Я начинала ненавидеть эту комнату. Она напоминала мне гробницу. Может, мне стоит нанести немного граффити, чтобы оживить ее. «Заскучал — позвони консорту, скучно не будет». «Царь Зверей сожрет вашу еду и превратится во льва во сне». «У Мэхона геморрой». «Буды делают это лучше». «Предупреждение: параноидальная атака ягуара на охоте…».
Тихий стук эхом разнесся по комнате. Я слегка подпрыгнула.
— Да?
— Это я, — сказал Барабас.
Я отперла дверь.
— Входи.
Он неторопливо вошел, двигаясь с непринужденной элегантностью. Независимо от того, во что он был одет, Барабасу всегда удавалось создать атмосферу изысканного лоска, в котором чувствовалась острая грань. Высокий, худощавый и бледный, у него были огненно-ярко-рыжие волосы, которые торчали на голове, как лес агрессивных шипов. Если бы он когда-нибудь покрасил волосы в голубой цвет, то был бы похож на газовую горелку. И если бы кто-то посмотрел на меня не так, он бы прорвался сквозь свою цивилизованную оболочку и превратился в маниакальное торнадо из бритвенно-острых когтей и кинжальных клыков. Попробуй связаться с мангустом на свой страх и риск.
— Если что-то плохое, я не хочу это слышать.
Барабас был одним из адвокатов Стаи, и он сделал все возможное, чтобы провести меня через коварную трясину политики и законов оборотней.
— Все не так уж плохо. — Барабас сел на пол, закинув одну длинную худую ногу на другую, и поморщился. — Что ж, беру свои слова обратно. Все возможно.
— Тебя не испугает, если я закончу? Я уже залила пол кровью.
— Нет, нет. Зачем же позволять хорошей крови нежити пропадать даром?
Я уколола иглой предплечье и позволила единственной капле своей крови упасть в лужу. Магия, как молния, пронзила кровь нежити. Кровь скользнула вверх изящной алой дугой.
— Ух, ты! — пробормотал Барабас.
Кровь коснулась моих пальцев и обвилась вокруг них, скользя по моей упругой и податливой коже. Моя рука оказалась в кровавой перчатке. Выглядело некрасиво, но было функционально. Я вытащила из-за пояса нож и полоснула по перчатке.
Барабас издал сочувственный сосущий звук.
Кровь не полилась. Я почувствовала давление лезвия, но оно не проникло внутрь. Я согнула пальцы, пытаясь сжать их в кулак. Я проделала примерно две трети пути. Около года назад моя тетя Эрра приехала в Атланту с намерением устроить разрушительный хаос. Я убила ее. Это было самое трудное, что я делала в своей жизни. Когда она умерла, я обнаружила на ней кровавые доспехи. Они сидели на ней, как спандекс. Она бежала и извивалась в них, и у нее не было проблем с тем, чтобы достаточно быстро размахивать топором, противостоя мне. Я снова попробовала сжать перчатку. Кровь отказывалась сгибаться. Я явно делала что-то не так. Пока ничего не срабатывало. Если я не смогу держать меч, я могу с таким же успехом подписать себе смертный приговор.
Я сосредоточилась на разжижении крови, превращая ее в сегменты, которые располагались друг на друге, как пластины брони броненосца.
— Так в чем дело?
— Две вещи. Во-первых, Кристофер хочет поговорить с тобой.
Общаться с Кристофером было все равно, что играть в русскую рулетку: иногда в нем, с трудом, пробивался проблеск разума, а иногда он нес полную чушь. Мы спасли его от Хью д'Амбрея. Должно быть, в какой-то момент он был исключительно умен, и у него определенно были знания о продвинутой магии, но либо Хью, либо мой отец сломили его разум. Связь Кристофера с реальностью часто терялась, и время от времени нам приходилось бросать все и выбегать к парапету, чтобы убедить его, что нет, он не умеет летать. Обычно я могла его уговорить, но если был сложный случай, требовался Барабас, чтобы заставить его остановиться.
— Последние два дня он был взволнован, — сказал Барабас. — Я понятия не имею, в состоянии ли он вообще соображать.
— Где он сейчас?
— Прячется в библиотеке.
Нехороший знак. Библиотека была убежищем Кристофера. Книги были для него драгоценны. Он обращался с ними как с сокровищем и прятался среди них, когда мир становился для него невыносим. Должно быть, что-то засело у него в голове.
— Он сказал, о чем хочет поговорить?
— Только то, что это важно. Тебе не обязательно с ним разговаривать, — сказал Барабас.
— Да не вопрос. Я поговорю с ним после Конклава. — Я проверила перчатку.
Будто у меня на пальцах надета жестяная банка. Вот же! Что я делаю не так? Что?
— Что, во-вторых?
— Джим собрал преторианскую гвардию и ждет твоей проверки.
Ух, ты! Джим, должно быть, собрал беспощадную команду оборотней, готовых защитить меня на Конклаве.
— Насколько я помню, преторианская гвардия убивала римских императоров так же часто, как и защищала их. Должна ли я начать волноваться?
— Ты планируешь поджечь Крепость, играя захватывающие мелодии на скрипке?
— Нет.
Барабас одарил меня быстрой улыбкой, обнажив острые зубы.
— Тогда, вероятно, нет.
— Что-нибудь еще?
Барабас внимательно посмотрел на меня.
— Клан проворных спрашивает, назначена ли дата свадьбы.
— Снова?
— Да.
