Прошел ещё час. Ирмина кружилась в причудливых фейских танцах, меняя одного партнера на другого, время от времени взбегая по ступеням и уговаривая меня последовать её примеру. Но танцевать так изящно и замысловато, как это делали Высшие сиды, я не умела, да и настроение, если честно, было совсем не то.
Внезапно льющаяся точно из-под земли музыка оборвалась. Все танцующие и прочие гости обернулись к трону. На их лицах совсем не было удивления, словно они давно привыкли к подобному. Я тоже повернулась. Король смотрел на меня тяжелым, полным голода взглядом.
— Помнится, вы с Ирминой обещали развлечь нас новой песней?
— Да, мой король, так и есть, — вынужденно согласилась я.
— Тогда, я думаю, самое время это сделать, — завуалированно приказал он.
Замфир ещё не успел толком договорить, как раскрасневшаяся от танцев фейка взлетела на возвышение и, схватив прислоненную к креслу кардару, тут же принялась перебирать тонкими пальцами струны.
Петь на такую многочисленную и местами желающую нам провала публику было страшновато. Особенно учитывая, что вокалу я никогда не училась и всегда пела только для мамы с бабушкой или для самой себя.
Кое-как взяв под контроль волнение, решила остаться в кресле. Так моих трясущихся поджилок точно никто не заметит. Я прикрыла глаза, пытаясь отрешиться от всего и умоляя голос не дрожать.
Я нашла в лесу чешую,
Словно уголь она черна.
Я её на груди сохраню
И верну, как настанет весна.
Побегут ручьи по корням.
Зазвенит капель над волной.
Черный змей, ты не тронь меня,
Не нарушу я твой покой.
Кольцами кружится
Черное кружево,
Я обнимаю любя.
Снами предсказанный,
Проклятый суженый,
Я выбираю тебя.
Я построю рядом свой дом.
Позову тебя на порог:
Вот тебе хлеб да соль,
Вот тебе теплый кров,
Оставайся навек со мной!
Ну а коль случится беда.
Светлой верой своей заслоню:
От холодных ветров,
От бессмертного зла
Верным сердцем тебя исцелю.
Кольцами кружится
Черное кружево,
Я обнимаю любя.
Когда до конца остались последние строчки припева, в воздухе разлилось какое-то особое, уже знакомое мне напряжение. Легкие наполнил запах соленых вод, солнца и скошенной травы. На изгибе стопы налился теплом маленький островок. Это нагрелся медальон, расставаться с которым я не пожелала и потому положила его в туфлю, как иногда делала это с пятирублевыми монетками, если хотела привлечь удачу идя на экзамен. И пусть медальон напоминал монетку только формой, видимо, удачу он приманивал исправно.
Не прекращая петь…
Снами предсказанный,
Истинный суженный,
… я открыла глаза и с надеждой посмотрела в зал.
Несколько высоких, закованных в церемониальную броню воинов неспешно двигались в направлении трона. Как военачальник и самый опасный из них первым шел Эфаир.
На последних словах голос мой взволнованно дрогнул и наши с Аспидом взгляды наконец-то встретились.
V глава: Признание
Ирмина продолжала играть, погрузившись в свой собственный, укрытый от посторонних глаз мир образов и звуков. Её пленительная, полная тоски и надежды музыка возносилась вверх, под самый свод зала, а затем невидимой волшебной пыльцой осыпалась на всех, кто стоял внизу. Словно благословение. Эта удивительно простая и вместе с тем бессмертная мелодия стала саундтреком нашего с Эфаиром воссоединения. Я даже не заметила, как почти спустилась с королевского возвышения, замерев на последней ступени.
Пышно разодетые придворные и многочисленные разношерстные гости разошлись передо мной, как воды Красного моря, образовав коридор, по разные стороны которого стояли я и тот, с кого всё началось.
Эфаир на мгновение остановился, а вместе с ним и его воины, словно капитан и гвардейцы были единым организмом. Он сделал едва заметный жест рукой, и мужчины застыли как вкопанные. Оставшийся путь Аспид проделал в одиночестве.
Он шел мне навстречу широким решительным шагом. Его поцелованное золотистым загаром лицо больше походило на искусно отлитую маску. Безупречный образчик надменности и сильной древней крови. Темные брови вразлет, миндалевидные светлые глаза, крупный, чувственной лепки рот… Я могла бесконечно долго любоваться его чертами, упорно не замечая ни толпы жадных до зрелищ фейцев, ни ползущего по плечам предупреждающего холодка, в котором узнавалось недовольство как Лаэрна, так и короля.
Сейчас мне было глубоко наплевать, оправдываю ли я своим поведением чужие ожидания. Подвергаю ли себя опасности, так открыто демонстрируя свои чувства. Ничего не имело значения, кроме звука долгожданных шагов, кроме неотрывно смотрящих на меня глаз, за напускным безразличием которых я явственно читала шок и счастье узнавания.
Эфаир остановился и, совершив грубейшее нарушение по меркам придворного этикета, поклонился королю, но при этом даже не взглянул на него. Нас разделяло такое ничтожное расстояние, что я легко могла прикоснуться к Аспиду рукой. Мне пришлось сжать кулаки и спрятать их в складках платья, столь велико было искушение.
Затем Эф все же перевел взгляд на трон и, снова поклонившись, сказал:
— Приношу свои глубочайшие извинения, Высокий Господин. Женщины твоего Двора так прекрасны, что на мгновение я утратил разум и дар речи. — Он словно не удержался и снова посмотрел на меня. — Согласно воле моей королевы, на ритуале «Признания» я выступлю в качестве Свидетеля, а Мирду — один из лучших воинов Темных земель — сразится с тобой на «Турнире Чудовищ».
От замерших в некотором отдалении мужчин в черной броне отделился высокий жилистый брюнет и стремительной походкой приблизился к своему предводителю. Как и все сиды, он отличался привлекательной внешностью, несущей на себе печать пережитых испытаний и в то же время какой-то пресыщенности.
Поклонившись королю, он скользнул по мне отливающим зеленью взглядом, и я поймала себя на мысли, что хочу сбежать и куда-нибудь спрятаться, где этот жуткий Мирду меня не найдёт.
Эфаир тоже что-то почувствовал и немного сдвинулся, встав ровно между мной и своим подчиненным. На секунду позже я почувствовала, как воздух за спиной уплотнился, дохнуло озоном и смятыми травами. Лаэрн. Оглянувшись, заметила напряженную линию челюсти и готовность пустить в ход все свои смертоносные таланты. Мой взгляд поднялся выше, наткнувшись на массивную фигуру Замфира, который также зачем-то покинул свой трон и следил за происходящим у его подножия не скрывая своего недовольства.