Больше всего он напоминал собой удлиненное до колена японское кимоно – прямой крой, запах и нарядный пояс. Под него полагалась тонкая рубашка из отбеленного полотна. Штаны из дорогой ткани и короткие сапоги, голенище которых покрывали вышивкой шерстяными нитками.
Конечно, каждый день такое не носили, шили из дешевых тканей, но на пир – самое то. И сидеть удобно, и пояс можно ослабить, если объешься.
Была еще одна неприятная деталь – Наталья Леонидовна заметила, что от непрерывного сидения и лежания мышцы атрофировались очень быстро и, даже сходив до туалета и обратно жалкие семьдесят-восемьдесят метров, она ощущала в икрах ног некоторое онемение.
Выход нашелся и тут. Шить костюм для Гуруза Наталья не дозволяла, объясняя это Хуш тем, что хочет все сделать своими руками. Но и гонять ее с мелкими поручениями, типа – «принеси воды», «набери цветов», «унеси мусор», «вода невкусная, принеси другую» -- она не перестала. И каждый раз, когда удивленная служанка выходила из юрты, Наталья бросала шитье и принималась за активную разминку, яростно напрягая мышцы икр, делая резкие короткие прыжки, приседания и нагибы.
Сильно старалась не шуметь - рабы, которые сидят у входа, конечно, немые, но они ведь не глухие. Кроме того, появилась у нее и еще одна мысль.
Выйдет или нет – кто его знает. Но часть той горы мяса, которую ей ежедневно ставили на стол, она стала втихаря пихать рабам. Первое время они пугались этой милости, особенно тот, что постарше. Кланялись, мотали отрицательно головами, боялись есть. Однако, поняв, что никаких последствий за съеденный кусок, подаренный хозяйкой, у них не будет, ели с жадностью.
Рабов, конечно, кормили, но не так, чтобы уж сильно сытно. А таких вещей, как мясо или сыр, им и вообще не давали.
Ай-Жама раз в пять-семь дней заходила в юрту, проверить пленницу. При ее появлении, Наталья, якобы стесняясь и пытаясь сохранить в тайне свое швейное изделие, неуклюже прятала его. Ай-Жама самодовольно улыбалась и ни о чем не спрашивала.
Ласково глядя ей в глаза, изображая робкую, стеснительную девочку, Наталья думала: « Надеюсь, когда я сбегу, папаша огневается и выпорет тебя».
Остро стоял вопрос обуви. Но Хуш подсуетилась и в юрту дочери Барджана айнура пригласили жителя одного из нижних кругов. Чуть прихрамывающий мужчина, сухой, жилистый, с узловатыми пальцами внимательно выслушал требования Нариз:
-- Одни – самые красивые, с самой богатой вышивкой! Вторые простые, на каждый день. Ты размер Гуруза знаешь? -- Знаю, фаранда, знаю, -- закивал головой мужчина.
Как ни странно, особого подобострастия Наталья не заметила. Напротив, мастер производил впечатление уверенного в себе человека, знающего цену своей работе.
-- Вот на него и сшей. Да не на вырост, а на сейчас. Хочу подарок брату сделать, но ты об этом молчи. -- Понял, фаранда. Буду молчать. Вот столько дней надо – будет готово, -- он вытянул перед ней две руки с растопыренными пальцами. – Платить чем будешь, фаранда?
Наталья призадумалась. Денег у нее не было. Цен она не знала. Однако, похоже было, что бесплатно мастер ничего не сделает.
-- А чем лучше заплатить тебе?
Мастер неуверенно хмыкнул и как-то робко сказал:
-- Дочка выросла, замуж отдавать осенью буду, -- и замолчал.
Наталья тоже молчала, она не понимала, что именно нужно этому человеку. Однако, Хуш, внимательно следившая за переговорами, кивнула головой и важно ответила:
-- Ты, мастер Райзан, не волнуйся. Дочь твою я видела – она госпожи ростом поменьше, будет ей нарядное платье. Не обидим.
Когда мастер, степенно кивнув, удалился из юрты, Наталья Леонидовна, с удивлением глянув на довольную Хуш, спросила:
-- Он что, хороший мастер, но не может дочери нарядное платье купить? -- Госпожа, шерсть у всех есть, зимой все женщины прясть будут, ткать будут. Дети голыми не останутся. А свадьба – особый случай, чем наряднее невеста, тем счастливее жизнь будет – все знают!
Она помолчала, а потом, глядя во все еще недоумевающее лицо своей любимицы, продолжила: – А купить шелк или парчу – это дорого, сунехи, очень-очень дорого. За одну мерку парчи купцы восемь, а то девять мерок нашей шерстяной ткани берут. А ведь на платье нужно самое малое – две мерки.
Неожиданно наткнувшись на интересную для себя тему, Наталя продолжила выспрашивать служанку:
-- Скажи, Хуш, а мерка это сколько?
Женщина чуть удивленно пояснила:
-- У каждого своя мерка, моя сунехи. -- Как это – своя мерка?!
Хуш поднялась со своего тюфячка, встала в полный рост, и поставив ладонь ребром себе под горло, пояснила:
-- Это – моя мерка, сунехи. Твоя мерка будет чуть поменьше. Ай-Жаме мерка будет побольше. Понимаешь, моя сунехи?
«Охренеть! Это получается, что никакой единой меры в мире не существует? Интересно, у них хотя бы календарь есть?! Как же надоели эти чертовы дикари! Помоги мне, боже, оказаться поближе к цивилизации, иначе я в этом стойбище просто с ума сойду».
Глава 8
Глава 8
Лето перевалило на вторую половину. Мальчишеский костюм на каждый день был готов, а вот парадный Наталья дошивать не торопилась – не спеша добавляла вышивку, поясняя Хуш:
-- В город поедем всей семьей. Там, после свадьбы и подарю Гурузу. Ему приятно будет, что на людях почет оказали. Пусть все видят, в семье Барджан айнура -- мир и процветание!
Успела Наталья сшить и некоторые вещи, которые ускользнули от бдительного ока Хуш, -- небольшой рюкзак, на широких мягких лямках, без карманов, без молнии, без всяких излишеств – просто мешок с лямками, но строго определенной формы. Его она, свернув, прятала в шкатулке с драгоценностями, -- туда служанка никогда не лазила. Добавила пару мелочей и вздохнула свободно – почти все готово, нужно только немного удачи.
Очевидно, из-за предстоящего отъезда Нариз в дом мужа отношения с Ай-Жамой чуть потеплели. Старшая жена оценила отсутствие капризов девушки, отсутствие споров и скандалов – ей хватало проблем и со второй женой.
По слухам, которые стабильно и регулярно поставляла Хуш, Бахмат не хотела оставаться в стойбище во время свадьбы Нариз. А самой Ай-Жаме вовсе не улыбалось тянуть к городским соблазнам молодую соперницу, которая с легкостью вытянет из мужа не только дорогие ткани, но и кучу новых золотых украшений. Возможно, были у старшей жены и другие резоны.
Ай-Жама прекрасно понимала, что она старше Бахмат аж на девять зим и ее молодость и красота уже отцвели. Однако, уступать место хозяйки дома наглой красотке она вовсе не собиралась. Её защитой были два старших сына Барджан айнура – Сарджан и Гуруз.
Занятые руки вовсе не мешали Наталье Леонидовне обдумывать все эти бабские дрязги – кто знает, какая мелочь из известного ей, может сыграть решающую роль. Однако, перед серьезным разговором с Ай-Жамой, Наталья проворочалась целую ночь, боясь принять неправильное решение. Стоит или не стоит? Вмешаться или пусть сами решают?
Определиться с выбором ей случайно помогла Хуш. Однажды вечером, когда заниматься шитьем было уже невозможно из-за темноты, сходящая с ума от безделья Нариз велела:
-- Хуш, расскажи мне о свадьбе родителей.
-- О свадьбе? Что тебе рассказать, моя сунехи? – удивилась Хуш, -- я же тебе уже рассказывала, как это было красиво! Как было богато!
-- Хуш, ты прекрасно знаешь, что я забыла все! Так что расскажи снова и во всех подробностях.
С жалостью посмотрев на свою ненаглядную сунехи, Хуш медленно и неторопливо начала:
-- Сперва было сватовство. Барджан айнур к деду твоему приехал, Хараз айнуру. Мужчины пили, ели, веселились. Твой дед и твой отец три дня пировали, спорили, торговались, договаривались. Потом до осени Барждан айнур уехал, а Юлуз, мою девочку ненаглядную, готовить начали…
Хуш помолчала, вспоминая те времена и, с сожалением покачав головой, продолжила:
