Тот второй снова оттянул пальцами левой руки «магический» ключ на красной нитке правого запястья и снова серебряный стержень вошёл в ложное отверстие замочной скважины на дверной ручке, которая должна была запираться изнутри вовсе не на ключ. Очередной проворот в одну сторону, потом в другую… И звуки работающих аппаратов системы жизнеобеспечения заиграли новыми красками. Вернее, усилились и больше не напоминали слуховые галлюцинации на дальней периферии контуженного сознания. Теперь они звучали, как настоящие.
Хардинг-Хантер толкнул дверь и вошёл в палату. Точно такую же, какой её успел запомнить Ник – с абсолютно такой же массивной койкой-трансформером, окружённой мониторами и консолями сложнейшей технической и электронной аппаратуры, включая капельницы и более толстые трубки от ИВЛ. Те же стерильно белые стены, обклеенные рельефными и возможно моющимися обоями, белые зановесочки с поднятыми жалюзи на единственном, но отнюдь крошечном окне и… Большая медсестра-мулатка, сидевшая в угловом кресле в двух шагах от кровати за чтением твиттеров на своём сотовом.
Судя по всему, здесь она просто отсиживалась, как в самой удобной для подобных занятий вип-зоне, вместо того, чтобы обходить все палаты доверенных ей пациентов на своей ночной смене по установленному для неё графику. Ник нисколько не удивится, если узнает, что та помада принадлежала ей, и она банально забыла её на раковине в уборной палаты. Правда, его двойник не стал её об этом спрашивать, чтобы подтвердить свои элементарные догадки.
Медсестра только успела удивлённо вскинуть голову и вытаращиться на вошедшего в палату голого мужчину, одетого только в один жёлтый дождевик, ещё и с разукрашенным знакомым цветом ярко-красной (или вишнёвой) помады лицом. Смутно знакомым лицом (или не смутно). Более того. Она даже успела прижать к груди пухлую ладошку с растопыренными пальцами, с помощью которых ранее умудрялась усмирять самых буйных пациентов, как истинный и хорошо натасканный профи своего дела. Хардинг прекрасно знал о подобном типе санитаров. У самого работали почти точно такие же в его частной клинике.
Поэтому он и не стал тянуть кота за яйца, двинувшись прямо на охреневшую от его нежданного явления мулатку почти стремительным шагом.
- Кто… Что вы тут…
Естественно, для неё всё произошло слишком быстро. Настолько быстро, что она даже не успела как следует разглядеть нападавшего, хотя и могла поклясться, что видела его не так уж и давно в этом самом месте. Просто из-за этой боевой раскраски на лице, длинных волос и прикида профессионального эксгибициониста, не сумела узнать, кто же это был в действительности. И это не говоря про жуткий оскал Джокера на его вроде бы и человеческом лице и о его глазах, буквально светящихся в полусумраке неестественным ярко-бирюзовым цветом.
- Я твой самый долгий и кошмарный на сегодня сон, сестричка. – прохрипел Хантер, но уже после того, как одним идеально выверенным ударом правого кулака, вырубил медсестру точным попаданием в висок. Причём до того, как она попыталась подскочить с кресла и сделать хоть что-то со своей стороны.
Она даже не успела сообразить, чтобы заорать и позвать на помощь, а не то, чтобы дотянуться до кнопки вызова дежурной бригады реаниматоров, находившуюся, как это и положено по больничному протоколу, возле койки с коматозником. Всего пара секунд и… Всё… Её голова безвольно откинулась в сторону левого плеча (перед этим дёрнувшись, как футбольный мяч отбившийся от стенки, но так и не слетевший с основания шеи), а глаза закатились под тяжёлые тёмные веки, одновременно с резко обмякшим в кресле тучным телом. Она даже немного съехала своей необъятной задницей с сиденья под грузом собственного веса, поскольку обе ноги судорожно выпрямились (будто пытались рефлекторно куда-то отбежать или отделиться от туловища), но тоже вскоре последовали за остальными ослабевшими частями тела.
Хантер застыл ненадолго над её безжизненной тушкой, склонив голову на бок, пока с задумчивым «интересом» рассматривал дело своих невероятно сильных и ловких рук. Поскольку Хардинг испытывал совершенно иные чувства от данной картины – неслабый шок и чёткое понимание, что это действительно не галлюцинация. Он и в самом деле только что это сделал, прочувствовав все свои действия от и до. Даже тянущую в костяшках кулака правой руки физическую боль. Настоящую боль!
- Ну, как, Ники. Хорошо прочищает мозги? А как возбуждает, да? – спросил тот второй, скорее по инерции, чем осознанно, встряхивая правой рукой и разминая слегка повреждённые суставы кисти. – Ты же хотел это сделать, когда впервые увидел её здесь? Когда начал представлять, как её грязные пальцы касаются Мии и неизвестно что с ней делают, пока никто другой этого не видит. Просто ты очень хороший мальчик и никогда ничего подобного ни с кем не вытворяешь на виду у остальных. Подобные вещи совершают очень плохие мальчики. Вроде меня. Кстати. Я здесь уже почти полчаса и до сих пор не прихватил ни одного сувенира. Если, конечно, не считать женской помады и дождевика. Только честно, Ники. Ты раньше игрался с Мией в ролевку – доктор и пациент(ка)? Это же типичная классика жанра. А в доктора и медсестру? А в медсестру Милдрэд Рэдчет и заику Билли Биббита*? Кто из вас двоих был Милдрэд Рэдчет? Что-то я сильно сомневаюсь, что её могла играть Мия. Не её уровень и стиль, от слова совсем. Тебя это сильно вставляло и возбуждало, а, Ники? Хотя, на кой я это спрашиваю, когда могу проверить всё сам.
Он ведь это говорил всё не всерьёз, банально стебясь и издеваясь над шокированным до полной парализации сознания и тела Хардингом? Поскольку Ник даже сейчас не желал в это верить. Это не могло быть правдой и тем более реальностью! В принципе и ни при каких иных обстоятельствах!
Только Хардинг всё ещё ничего не мог с этим сделать. Лишь наблюдать и слушать. И осознавать, что всё это взаправду. Это всё происходило по-настоящему. Потому что окружающее пространство палаты оставалось всё тем же. Отправленная в глубокий нокаут медсестра выглядела всё так же. И Ник чувствовал её реальную тяжесть, когда стаскивал её с кресла на пол и укладывал обмякшим штабелем головой к дверям палаты в удобную для себя позу.
- Наверное, будет правильней встретить нашу красавицу в привычном для неё образе из вашего мира. Сомневаюсь, конечно, что он не вызовет в ней бурю истеричного смеха, но увидь она сейчас главного Хранителя в его помпезном прикиде, скорее, расхохоталась бы ещё больше. Так что да. В этом плане отличительный контраст миров просто необходим. Иначе можно и кукухой поехать. Ты ведь ещё там не поехал, а, Ники? Кому, как не тебе гордиться своей крепкой и практически ничем непробивной психикой.
Да. Второй определённо над ним стебался. Поскольку Хардинг в эти самые секунды совершенно не ручался за свою психику и не верил, что он не двинулся окончательно и бесповоротно кукухой, переживая бурные последствия срыва во всей его шокирующей красе.
- Ты же как раз поэтому от меня и открестился. Безжалостно ампутировал и выбросил на помойку с остальными никому ненужными отходами человеческой жизнедеятельности. Потому что я не вписывался в твою идеальную картину мира. В твою личную картину мира, Ник, представляя страшную для тебя и неё угрозу. Только ты малость просчитался. Как и с первой (неправильной и неидеальной по всем твоим представлениям) беременностью Мии… Боже, Ники, Ники. Какой же ты ебанат. И сколько ты успел наворотить за эти годы дерьма. Сплошные горы дерьма, которые не разгребёшь даже за несколько столетий. Хотя можешь уже и не пытаться. Потому что слишком поздно. Поздно, Ники, поздно. Твой поезд уже ушёл. И билет в один конец достался, увы, не тебе.
Почему он не может это остановить? Хоть как-то прекратить и вырубить? Найти в собственном мозгу кнопку отключения и рубануть её вместе со всей системой жизнеобеспечения…
Или он до последнего надеялся, что вот-вот очнётся. Проснётся. Увидит, что это был всего лишь сон. Безумный, выворачивающий наизнанку грёбаный сон.
