ещё под впечатлением от сна, я захотела оказаться там же. — И Центуриону уже лучше.
Ранее Джек писал, что Кентарх телепортировал тело Иссы и бутылку Таскера в Африку, похоронив её у подножия очень значимой для его семьи горы. Вернулся он сосредоточенным и полным решимости сражаться до конца.
Могло ли помутнение так просто взять и пройти? Надеюсь, что да. Надеюсь, он сумел вырваться из петли, в которую попал.
— О чём вы с Джеком обычно переписываетесь?
— Об их успехах, — ответил Арик. — И он сообщает всё, что узнал от остальных, что, по его мнению, может помочь нам перевернуть игру. Я сказал ему, что важна любая мелочь.
Любопытно.
— Например?
— Архангел рассказал предания старейшин из его секты о том, как можно повлиять на богов. Согласно этим легендам, герой должен сначала привлечь внимание богов, а затем принести в жертву нечто дорогое.
— Что ж, нам как раз бы не помешало божественное вмешательство. И как же привлечь их внимание?
— Я тоже об этом спросил. Джек полагает, что для этого нужно банально стать самым громким не-богом на земле. Рупором.
— А что может быть засчитано как жертва?
Оген, карта Дьявола, жаждал жертвоприношений. Цирцея тоже.
— Я много знаю о жертвоприношениях, но не хочу сейчас это обсуждать.
Его обеспокоенный взгляд опустился на мой живот.
А, все эти истории про первенцев. Боги — те ещё отморозки.
Но тут мне вспомнилось видение от Мэтью. Десятка мечей. Он спросил: «Чем ты пожертвуешь? Что готова выдержать?»
Могли ли мы с Ариком привлечь внимание богов в ту самую ночь, когда впервые занялись любовью? Когда зачали Ти?
Тоже встревожившись, я сменила тему:
— Кажется, уже время завтрака.
— Давай я приготовлю. А ты пока отдыхай.
— Мне приятно быть занятой делом. И добывать еду — одно удовольствие, когда есть всё необходимое.
Сбор яиц и молока успокаивали меня. По крайней мере, так было раньше. Но за последние пару недель напряжённая неловкость между мной и Ариком трансформировалась в нечто совсем иное.
В подвальной оранжерее мы пережили целый спектр мучительных мгновений. Когда я, подставляя лицо под солнечные лампы, довольно вздохнула, он сжал кулаки и отвернулся. Та же история повторилась, как только я наклонилась за веточкой розмарина, и его взгляд устремился к моей груди.
Сколько ещё он будет отворачиваться? И хочу ли я, чтобы он перестал?
Возобновление наших отношений стало казаться неизбежным. Я хотела его так же сильно, как и он меня. Каждый раз, когда он выходил из ванной в одном лишь полотенце на бёдрах под влажным татуированным торсом, я сгорала от желания.
Физически я была более чем готова. Но эмоционально любовь к Джеку вставала на пути любви к Арику.
Я поднялась с кровати и нахмурилась, когда Арик издал странный сдавленный звук.
— Арик? — Я проследила его взгляд. — Ой.
Моя ночная рубашка натянулась на потяжелевшей груди. Как она могла так вырасти? За эту ночь я прибавила в весе.
Его брови были сведены, словно я застала его врасплох.
— Sievā?
Мой взгляд скользнул по его напрягшимся мышцам. Арик выглядел так, словно боролся с желанием броситься ко мне и зацеловать так, чтобы я позабыла обо всём.
Пока он не решился, я поспешила сказать:
— Я в душ. Вернусь через минуту.
Как будто бы не доверяя в этот момент своему языку, он просто кивнул.
Стоя в душе, я всё вспоминала его ошалелый взгляд и старалась не обращать внимания на то, какой чувствительной стала кожа под горячей водой. Капли стекали по символам на руках, по растущему животу, по пустому безымянному пальцу.
Я не готова восстановить наш брак.
Оглянулась через плечо в сторону спальни, где остался Арик.
Но буду.
Смерть
Я метался по спальне, терзаемый дикой смесью неудовлетворённого желания и неослабевающего чувства вины. За эти недели что одно, что другое только возросли.
Надо же было всё так испортить.
Или наши отношения всё равно дали бы трещину с появлением Джека, который оказался жив? Эви предпочла его, когда у неё был выбор. Но затем ей пришлось остаться со мной.
Любила ли она меня? Да. Но я всегда буду помнить, что она выбрала не меня.
И всё же я выбрал её. Выбрал принадлежать ей целиком и полностью. Я желал схватить обручальное кольцо из ящика и вернуть ей на палец.
Как моё тело скучало по плотским удовольствиям, так и разум скучал по нашим телепатическим разговорам. Моя душа скучала по своей паре.
Но даже если Эви захочет восстановить то, что у нас было, мы недолго сможем быть вместе. Я всё больше уверяюсь в том, что мы не сможем сорвать игру, даже рождение нашего сына этого не изменит.
Я жалел, что не поведал жене о своём плане победы над Императором. Вопреки своей обычной честности, я решил умолчать об этом, потому как на кону не только наши жизни.
Но разве я был всегда предельно откровенен с ней? Я ведь так и не сказал ей, что Дурак уже давно предсказал моё будущее: полурай, полуад.
Эви, выскользнув из ванной, прятала от меня свой взгляд, и это позволило мне рассмотреть все изменения её потрясающего тела. Наш сын растёт; её грудь и живот стали больше. Одежда едва ли скрывала изгибы, рубашка натянулась на груди.
Пуговка над самой ложбинкой держалась на тонкой ниточке.
Я держался на ниточке.
Это было сущей пыткой: я мечтал, чтобы пуговка порвалась, и одновременно молился, чтобы выдержала.
Пока Эви расчёсывала свои длинные блестящие волосы, пуговица скакала вверх-вниз. Вверх. Вниз. Господь всемогущий…
— Сегодня думаю собрать клубнику.
Час от часу не легче. Она будет постанывать от удовольствия, а мне придётся держать себя в ежовых рукавицах.
— Как пожелаешь, — ответил я, сам не узнавая свой голос.
Когда мы вместе вышли из замка, я подавил желание взять её за руку и повторить все те поцелуи, что мы уже разделяли здесь.
В этом зале она кокетливо улыбнулась мне.
В этом коридоре она прикусила мою нижнюю губу.
У этого окна она вцепилась в мои волосы, чтобы притянуть ближе. Сильнее. Ещё.
Я потёр ладонью лицо. Когда мы спустились в оранжерею, я отвёл взгляд от садового столика, где мы занимались любовью и не раз.
Надо срочно найти тему для разговора. Я прочистил горло и спросил:
— Ты уже решила, как назвать нашего сына? Мы же не можем записать его как Пти Гарсон Грин Доминия.
Она радостно откликнулась:
— А что, хорошо звучит!
Моё выражение
