тихим голосом продекламировал коротенькое неприличное стихотворение.
«Еще и поэтесса», — восхитился Ирвинг. Идеальная женщина. Красива, умна, владеет магией и читает стихи.
— Умолкни же стекляшка, не то познаешь ты мой гнев, — пробубнила Гертруда.
Дверь снова распахнулась.
— Ну, чего вам? Я думала, мы с вами уже попрощались.
— А теперь давай снова поздороваемся, — жизнерадостно сказал Ирвинг и, слегка отодвинув хозяйку, вошел в дом.
Каприз восторженно залаял, приветствуя знакомого человека, который к тому же принес ту странно и смешно пахнущую птицу. Для Каприза утро определенно началось чудесно.
— Очаровательная сорочка, — одобрительно проговорил Ирвинг.
— Ехидна и все ее чешуйки! — взвизгнула ведьма и поспешила в дом.
— Воистину, кто рано встает, тому Странник подает, — поделился с почтенным профессором размышлениями Ирвинг. — Приди я чуть позже, не увидел бы Гертруду в этом восхитительном полупрозрачном одеянии. Лучше бы, конечно, без него, но, знаешь, жадность это очень плохо. До главного мы еще доберемся. Герти, дорогая, заварить тебе чаю? — громко спросил он. Опустив гуся на пол, он прошел в знакомую кухню.
— Не смей называть меня Герти! — прокричала девушка.
Злобная растрепанная ведьма в вывернутом наизнанку платье высунулась из спальни и пронзила Ирвинга Шоуэлла суровым взглядом.
— Какого Кота вы снова притащились сюда с этой злобной тварью?
Да, по утрам его очаровательное видение явно не в духе. Он учтет это на будущее. Забавно, что она, похоже, даже не замечает, как сбивается с «вы» на «ты» и обратно.
— Наверное, лучше кофе. У тебя платье наизнанку надето, ты знаешь? Впрочем, если это современная мода… — он приблизился, жадно впитывая взглядом каждую деталь ее облика, — в таком случае, возражения снимаются.
Он стоял к ней вплотную, вглядываясь в крапинки в ее карих глазах. Взгляд опустился чуть ниже, на пухлые губы. Скользнул по изящной шее, прямо к вырезу платья. Зрелище ему нравилось, однако, сердить ведьму с самого утра, пожалуй, плохая идея.
— Так значит, — прохрипел он, прочистил горло и попробовал снова: — Кофе?
Гертруда ощетинилась. На мгновение спавшая маска вернулась на место. Призрак желания, мелькнувший на ее лице, исчез, словно его и не было. Она сердито ткнула в Ирвинга пальцем.
— Не смей хозяйничать на моей кухне. Можешь готовить достойное объяснение своему вторжению!
Она вернулась в спальню, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью.
— Однозначно кофе, — сказал он Капризу. Тот радостно завилял хвостом, соглашаясь со всем, что говорит этот симпатичный незнакомец.
Ирвинг открыл один шкафчик, другой, третий. Может, у нее нет кофе? Впрочем, вряд ли. Кажется, за последние пять десятков лет этот заморский напиток успел покорить сердца чуть ли не каждого жителя страны и стал неотъемлемой частью любой кухни. Шлепая лапами по полу, в помещение деловито вплыл гусь.
— Присоединяйтесь, профессор, — благодушно предложил Ирвинг. У него было хорошее настроение.
Я могла бы выставить за дверь и сыщика, и его нелепую птицу. Беда в том, что поганец мне действительно нравился. Не гусь, а человек, разумеется. К гусю я все еще испытывала презрение напополам со страхом. И нравился мне Ирвинг настолько, что сердце замирало где-то в районе горла. Исключительно по этой причине я вернулась в спальню, умылась, надела платье, как полагается, причесалась и только после этого отправилась на кухню, чтобы доругаться с сыщиком, который невесть что о себе возомнил. Ведь тот факт, что он мне нравится, вовсе не означает, что я буду смиренно терпеть его наглость.
— Значит, в отделе правопорядка принято ранним утром вламываться в дома беззащитных женщин и творить бесчинства, — прислонившись к дверному косяку, я смотрела, как Ирвинг Шоуэлл, совершенно незваный Ирвинг Шоуэлл, хозяйничает на моей кухне как у себя дома.
— Я бы никогда, поверь, никогда не посмел вломиться к беззащитной женщине, — серьезно ответил сыщик. Даже руку положил на сердце, видимо, для большей убедительности. — А вот ты совсем другое дело. Назвать тебя беззащитной это все равно, что назвать небо зеленым. Если бы ты хотела, чтобы меня здесь не было, — он развел руками и улыбнулся, — меня бы здесь не было.
— Просто жду свою чашку кофе, чтобы набраться сил и выгнать тебя, — фыркнула я. Крыть действительно было нечем. Пусть он хоть трижды столичный сыщик, если бы я действительно была недовольна его присутствием, он вылетел бы из моего дома быстрее, чем… — А ну отпусти! Ирвинг, если не хочешь, чтобы у меня на обед был паштет из гусиной печени, немедленно отбери у своего «профессора» мое белье!
И как только ухитрился стащить, поганец? Глазом не успеешь моргнуть, а он уже покусился на что-то. В глазах гуся блестел самодовольный огонек. Он стоял посреди кухни, гордо сжимая в клюве мою сорочку.
— Профессор Шерман, — укоризненно протянул Ирвинг. — Ну, как вам не стыдно? Верните же даме ее сорочку, — он нахмурился, выдергивая у гуся предмет моего туалета. — Гертруда, ты не должна злиться на почтенного профессора. Шерман экспериментатор. Видимо, страсть ко всему новому завела его куда-то не туда.
— В мою спальню? — моя злость начинала набирать обороты, но тут на столешницу опустилась чашка ароматного напитка и… и я решила, что гусиный паштет немного подождет.
— Полагаю, ему понравилась ткань, — пожал плечами Ирвинг с видом родителя, извиняющегося за проделки своего ребенка. — Не переживай, я проведу с ним серьезную беседу.
— Так это действительно он? Профессор-гусь? — отхлебывая кофе, спросила я.
— Собственной персоной, — сыщик наполнил еще одну чашку. — Пирожное?
— У меня нет никаких…
— Именно поэтому я принес его с собой. Нежнейшее пирожное из лавочки на углу Кипарисовой улицы. Лучшая кондитерская в городе. Лучшая кондитерская в стране.
Жестом фокусника Ирвинг Шоуэлл достал из кармана небольшую коробочку, перевязанную бледно-розовой лентой.
— За пирожными зайти успел, а намордник для гуся купить не удосужился, — проворчала я просто из вредности.
Осторожно потянула за конец ленты. Аккуратный бант развязался. Под крышкой оказалось совершенство. Самое настоящее совершенство. На тонком слое золотистого теста покоилось что-то невероятное красивое, покрытое гладкой зеркальной поверхностью глазури зеленого цвета. Обычно зеленый цвет не вызывал во мне такого уж аппетита, но не сегодня. На зеркальной шайбе располагался аккуратный завиток зеленого же крема, бережно обернутого зеленым лепестком, на вид сделанным из шоколада. И на самой верхушке кремового завитка лежала ягода малины, слегка припорошенная сахарной пудрой, словно снегом. Есть нечто подобное было бы просто кощунством.
— Я бы никогда не осмелился надеть на столь важную птицу, как Шерман, намордник. За кого ты меня принимаешь?
Гипнотизируя пирожное, я машинально бросила:
— За человека, который вломился в мой дом с гусем и начал здесь хозяйничать.
— А я-то надеялся,
