и глаза, то, скорее всего, летучих мышей. Алексей говорил, что в отдельных гротах их много.
Второе мое пробуждение тоже оказалось не самым радостным. Я проснулся от тихого шепота: «Максим… Максим». Вздрогнув, открыл глаза и увидел, что ребята вокруг меня суетятся, складывая спальники и доставая еду. Вроде все нормально, тогда откуда неприятные ощущения: тошнота и головная боль? Я повернул голову и увидел Арис. Девушка, не моргая, смотрела на меня. Ее белоснежные волосы волнистыми прядями висели вдоль худенького лица. Острый подбородок был выставлен вперед. Все ее тело было напряжено, а взгляд был настолько пристальным, немигающим, что мне стало не по себе.
– Что случилось? – спросил я, сбрасывая остатки сна.
– Ничего, – ответила девушка и улыбнулась.
В то время я не обратил внимания на одну деталь, воспоминание о которой пришли ко мне гораздо позже и сыграло важную роль во всей этой истории. Арис сидела на корточках за лассо, словно не могла перешагнуть ее и подойти ближе. Дима возился с налобным фонарем, вставляя батарейки. Одна из них выскочила и куда-то покатилась. Он выругался и позвал:
Девушка быстрой ящеркой скользнула к нему, чтобы помочь отыскать батарейку.
Глава 6
Мы втроем снова шли друг за другом по туннелю, с каждым шагом все дальше удаляясь от исследованной зоны. Диме хотелось острых ощущений, а мне, поневоле, пришлось идти за ним, выслушав сперва речь о том, что он все знает, все умеет и вообще очень крутой. Дима шел налегке. Как и вчера, он оставив свой рюкзак в лагере. Настоящий выживальщик, каким он себя по всей видимости считает, никогда бы так не поступил. Тут любому, даже обычному человеку понятно, что в штольнях что угодно произойти может. Да самое простое – есть захочется. Что же, за бутербродом в базовый лагерь возвращаться? А если что посерьезней случится? Брехло и пустозвон племянник моего шефа. Я это сразу понял, а сегодня еще раз убедился. Арис и я двигались за ним в полной экипировке, выложив лишь спальники, так как Дмитрию все-таки удалось убедить нас в том, что к ужину мы вернемся.
Узкие проходы сменялись абсолютно пустыми залами. Ощущение детского восторга вперемешку с щемящим страхом и уважением к строителям через пару часов прошло, сменившись скукой от разглядывания этих бесконечных серых стен и изредка попадавшихся крепей (*крепь – временное искусственное сооружение, возводимое для предотвращения возможности обрушения окружающих горных пород в горных выработках, а также при строительстве шахт, тоннелей и других подземных объектов). Сегодня утром, рассказывая о поведении в штольнях, Лешка настоятельно советовал не двигать камни, не трогать без нужды стены и крепи. Погибнуть под обвалом, чтобы наружу торчали только ботинки, как у того манекен, мне совсем не хотелось. Я тренировал волю и боролся с любопытством, которое у каждого известного мне журналиста всегда развито сверх всякой меры. Через несколько часов, когда мы устроили привал, я поинтересовался, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно:
– Сколько нам еще идти?
– А ты что, уже устал? – поинтересовался Дмитрий, копаясь в рюкзаке Арис в поисках еды.
– Нет. Просто не люблю бесцельных путешествий. Если этот поход по пустынным тоннелям для того, чтобы размять ноги, то он удался. А если мы что-то ищем, то самое время сказать об этом.
Дима задумчиво взглянул на меня, словно хотел понять, сообщать мне информацию или нет.
– Скажи ему, – вмешалась в нашу беседу Арис.
– Помнишь, Леха рассказывал о естественном гроте, в котором якобы слышал звон колокола? Так вот: мы идем туда.
– Ты знаешь, где он находится? – я не смог скрыть своего удивления.
–Ага, – с гордостью сказал он. – А можно и мне кое-что спросить у тебя?
– Конечно, – я сделал несколько больших глотков и собрался убрать флягу в рюкзак, но Дима протянул к ней руку. Неохотно я дал ему ее и вскоре получил обратно. Теперь понятно, почему он не взял рюкзак. Решил, наверное, уничтожить сначала наши припасы, пройдоха! Ну ничего, на каждого хитреца есть еще больший хитрец. Рано или поздно он на такого нарвется. Жаль, что я этого скорее всего не увижу, а хотелось бы.
– Зачем тебе веревка?
– Какая веревка? – не понял я.
– Ну та, что ты обкрутил вокруг мешка, когда лег спать?
«Надо же, заметил», – удивился я, еще в Н-ске для себя решив, что племянник шефа абсолютно не способен что-либо замечать и делать выводы. «Выходит, я ошибся, что, в принципе, хорошо. Или это Арис попросила его задать вопрос?». Я помнил, как она смотрела на меня сегодня утром. И, в отличие от Димы, Арис была наблюдательной девушкой.
– Это подарок дяди, – помедлив ответил я. – Он старенький и в силу возраста иногда чудит, – усмехнувшись, представил Диса, которого, уверен, очень удивила бы характеристика, которую я ему дал. – Так вот: он взял с меня слово, что, ложась спать, я буду обкручивать вокруг спальника веревку. Ну а если пообещал, надо держать слово, ведь так? – спросил я Дмитрия, который, соглашаясь, кивнул головой. – Да мне не в напряг, если честно, – добавил я. – Ну что, идем дальше? Грот – это интересно, особенно если там действительно можно услышать колокол.
Батарейки в моем фонаре «сдохли» через два часа. Я остановился, чтобы вытащить из рюкзака ручной фонарь, и тут услышал его, очень странный звук, похожий на плач:
– Эй, – окликнул я ребят, – вы слышите?
– Что? – Спросил Дима и тут же добавил. – Слышу. Вроде кто-то плачет. Может, отстал от группы и потерялся? Пойдем быстрее! – и рванул вперед, забыв обо мне. Надо же, заботливый какой… Впрочем, скорее всего Дмитрием двигало любопытство, а не человеколюбие. Я вытащил ручной фонарь, снова надел рюкзак и прислушался. Топот ног бегущих на звук ребят стих, и я снова отчетливо услышал плач. Что же случилось? Может, они остановились? Но почему? Решив не задерживаться и поменять батарейки в налобном фонаре во время привала, я торопливо пошел на звук. Может, Дима прав, и кто—то действительно отстал от группы? А плач-то женский….
Я шел быстро, не отвлекаясь на детали и буквально налетел на Арис, которая ждала меня у входа в огромный естественный
