Лайонел, понаблюдав, заметил:
— Кира, тебе стоило бы заняться манерами дикаря! Девочка откинула за спину длинные белые волосы и, выразительно взглянув на молодого человека по-детски наивными фиалковыми глазами, сказала:
— Я люблю в нем эту свободу.
Катя улыбнулась ее ответу, разглядывая белое платье девочки с подолом в оборочку, лакированные сандалии и гольфики.
«Не пора ли ей одеваться как-то более взросло?» — подумала девушка, усмехаясь. Со стороны они вчетвером, пятером — если считать плетущегося позади Вильяма, наверняка выглядели презабавно. Этакая благовоспитанная чета: отец — глава семейства, облаченный в костюм цвета перламутрового жемчуга, мать в дорогом вечернем туалете, прилежная умница-дочь и непоседа сын.
Катя обернулась, чтобы посмотреть, следует ли за ними Вильям. Он шел шагах пяти от них, глядя себе под ноги. Последние дни он выглядел чем-то озабоченным, нервным и замкнутым.
Девушка вздохнула. Она беспокоилась о нем, но сказать об этом Лайонелу не решалась. Того все еще приводили в бешенство разговоры о брате. А сейчас, перед встречей с правителем Венеции, нарваться на резкость было проще простого. Даже бесстрашная Орми старалась держаться подальше. Охотилась где-то в саду.
Йоро набрал яблок, обтер каждое рукавом пиджака и заботливо сложил их в карманы.
— Что ты, черт возьми, делаешь?! — тут же разозлился Лайонел, вцепившись мальчику в плечо. — Вечно голодный!
Оборотень передернул плечами, пытаясь избавиться от его руки.
— На всех ваших приемах столы ломятся от бокалов с кровью, а мне что делать?
— Ну уж не набивать карманы костюма от Талилу гнилыми яблоками!
— Отстань от него, — вмешалась Катя, сталкивая руку Лайонела с хрупкого плеча и обнимая мальчика за шею.
Лайонел наградил ее ледяным взглядом. Девушка выдержала его и пробормотала:
— Мы уже поняли, что при Фарнезе нам нельзя даже дышать. Чего уж там, Лайонел, может, прикажешь нам остаться тут?
Он взял ее за локоть и повел за собой по лесенке с круглыми ступенями. Его раздражение грохотало у нее в голове — звучала «Сарабанда» Генделя.
В розовом зале с колонами, увитыми белыми цветами, собрался весь высший цвет. Только хозяйки нигде не было видно.
Катя помахала Бриану Джонсону с Анчиком и хотела остановиться, чтобы поболтать с владельцем знаменитой газеты «Питерское Зазеркалье», с которым недавно нашла общий язык, но Лайонел не позволил. Он вел ее в конец зала, где в окружении самых хорошеньких женщин стоял правитель Венеции.
Тот оказался куда красивее, чем Катя себе представляла: элегантный, темноволосый, с идеальными чертами лица.
Она покосилась на своего спутника, сама того не желая сравнивая их. Они оба были правителями с потрясающей внешностью, примерно одного роста, одной комплекции, но на этом сходство заканчивалось.
Лайонел обладал ледяной неприступной красотой айсберга, величественного и неповторимого, созданного самой природой без единого изъяна.
У Фарнезе внешность была более приземленной. Его карие глаза с золотинками игриво манили, в них улавливалось обещание удовольствия. Очаровательная улыбка ловеласа ясно говорила — будет весело и легко. Казалось, лишь по велению его руки пузырьки из бутылок шампанского по всему миру способны вылететь и воспарить.
Черные вихры, разметавшиеся по широким плечам, дарили ему ту необходимую долю романтики, которая помогала без всякого труда красть женские сердца и забирать их себе.
А вот холод до прозрачности голубых глаз Лайонела не давал никаких обещаний. Разве что предостерегал о том, каким беспощадно острым может быть лед. Однако ни одну жертву его красоты это предостережение еще не спасло.
Катя видела, гость рассматривает ее с головы до ног, оценивает и как будто взвешивает какие-то неведомые «за» и «против».
Собственное платье — тонкое, облегающее, серебристое, полностью открывающее спину, — виделось ей слишком откровенным. Но Лайонел настоял именно на нем.
Фарнезе взял ее руку и, дружественно сжав в своих ладонях, поднес к губам. От него пахло как от воды во время прогулок вдоль каналов. Необыкновенная туалетная вода.
Когда молодой человек поднял голову, в глазах его плясали золотистые точки, а губы растянулись в очаровательной улыбке. Их представили по всем правилам, Лайонел выглядел при этом точно приговоренный к казни. Девушке хотелось поскорее вырвать у незваного гостя свою руку — он и так уже слишком задержал ее в своих ладонях, но не решалась. Поэтому вопросительно посмотрела на Лайонела.
Просить о помощи его и не требовалось, фамильярность Фарнезе его разозлила, и он протянул руку для рукопожатия. Тому не осталось ничего иного, как пожать ее хозяину города.
— Чем обязаны такому неожиданному визиту? — напрямик спросил Лайонел.
Порфирио усмехнулся, пристально глядя на Катю и, — к всеобщему ужасу проигнорировав вопрос, задал своей:
— Екатерина, вы бывали в Венеции?
— Нет, — придушенно ответила она.
Повисло неловкое молчание, а затем гость задал новый вопрос:
— А хотелось бы?
От еще большей неловкости ее спас Йоро. Он встал чуть впереди нее и выпалил:
— А ведь Вивальди учился играть в венецианском соборе… — Он обернулся к подруге: — Кира, как он там называется?
— Святого Марка, — подсказала девочка.
Оборотень кивнул и, уставившись на Порфирио, поинтересовался:
— Вы, конечно, были знакомы с Вивальди? Катя любит музыку!
— Не довелось, — сухо ответил Фарнезе.
— А я был, — неожиданно заявил Лайонел.
Катя изумленно перевела на него взгляд, пораженно воскликнув:
— Правда?
— Мы познакомились в Вене, незадолго до его смерти.
Они неотрывно смотрели друг на друга. Она несмело улыбнулась ему, сожалея, что они сейчас не одни и нельзя прикоснуться к нему, обнять, поцеловать.
— Значит, вам нравится музыка, Екатерина? — ворвался в их идиллию Фарнезе.
Девушка, не отрывая глаз от Лайонела, задумчиво промолвила:
— Музыка — это голос души. Разве он может не нравиться?
Звучала «Прелюдия и фуга» Баха — точно невидимые пальцы, мелодично перебирали струны печали.
— Души? — несколько обескураженно переспросил Порфирио и кашлянул, будто у него запершило в горле. А потом его осенило, он понимающе покачал головой. — Ну конечно, я совсем позабыл, что вы недавно с нами и ваши воспоминания о душе еще достаточно сильны.
Катя хотела возразить, но не успела, рядом появилась Анжелика, обдав всех ароматом сладких духов. С ней Георгий. Оба выглядели так, словно только что вместе вылезли из постели. Ворот рубашки молодого человека был небрежно расстегнут, волосы взъерошены, зелено-карие глаза довольные-довольные, как у налакавшегося сметаны кота. А на припухших от поцелуев губах первой красавицы блуждала улыбка по имени «Сделка века».
