— Пожалуй, ты слишком много времени проводишь одна, — обронил он.
Маргред метнула на него изумленный взгляд.
— Ты говоришь это от своего имени? Или принца?
— Конн беспокоится о тебе, естественно.
— Не понимаю почему.
— Он хочет, чтобы ты была счастлива здесь.
— То есть он хочет, чтобы я произвела на свет детеныша селков.
— Принца очень беспокоит сокращение нашей численности, — осторожно произнес Дилан. — По результатам последнего подсчета, нас осталось меньше двух тысяч.
Маргред вопросительно выгнула бровь.
— По результатам последнего подсчета? Неужели Конн действительно верит в то, что король и другие, кто живет под волнами — так селки вежливо именовали тех, кто очень редко или вообще никогда не принимал человеческого облика, — явятся к нему, чтобы он и их сосчитал?
— Но ты же не станешь отрицать, что с каждым годом нас рождается все меньше.
Она ничего не стала отрицать. Ее неспособность родить своему партнеру ребенка стала причиной подлинной, пусть и тайной, скорби лет сорок или пятьдесят тому назад.
Маргред с деланным равнодушием передернула плечами.
— Низкая рождаемость — это цена, которую наш народ платит за бессмертие. В противном случае моря нами просто бы кишмя кишели.
— Но вместо этого наша численность сокращается. Когда-то наша популяция пребывала в равновесии, но сейчас нас умирает слишком много.
— И вновь рождаются в море, — заметила Маргред. — Так было всегда.
Как произошло и с ней самой семь веков назад.
— Не всегда. Селки, умирающие без своей кожи, не могут возродиться. Они прекращают существование.
Воспоминания нахлынули на нее, подобно крови из старой раны.
— Моего партнера убили браконьеры. Так что можешь не объяснять, что происходит с селки, который умирает без своей шкуры.
Дилан внимательно наблюдал за ней.
— Я оскорбил тебя.
Но она не собиралась доставлять ему даже такого удовольствия.
— Как бы то ни было, это так. Может, он бы и сам выбрал такую судьбу. У бесконечного существования тоже есть свои… недостатки.
— Ты чем-то недовольна?
Недовольна, опустошена, одинока, не нахожу себе места… Маргред упрямо задрала подбородок.
— Мне просто скучно.
Он впился взглядом в ее лицо.
— Я слышал, ты развлекаешься на берегу.
— Тебя это интересует, потому что…
— Быть может, тебя обслуживали бы лучше и ты получила бы больше удовольствия, если бы направила энергию на представителей своего народа.
Маргред склонила голову к плечу.
— Занимаешься сводничеством для принца, а, Дилан?
— Всего лишь высказываю дружеское предостережение. Общение с людьми может принести и неприятности тоже.
— Но ты ведь и сам — наполовину человек, разве нет?
Он строго поджал губы.
— Невозможно быть кем-то наполовину. Ты или селки, или нет. Ты или живешь в море, или умираешь на суше. Что до меня, то я — селки, как и моя мать.
Ага, значит, она-таки наступила ему на больную мозоль. Маргред снова нанесла удар в то же место, подобно детям, которые на берегу тычут палкой в медуз, чтобы посмотреть, как те сжимаются.
— Но твой отец был человеком.
— Я говорю не о своем отце.
— В таком случае расскажи мне о своей матери.
— Она утонула. В рыбацкой сети. — Порыв ветра принес с собой крики чаек. Дилан повернулся и взглянул Маргред прямо в лицо. — Потому что подплыла слишком близко к берегу.
— Еще одно предупреждение? — мягко полюбопытствовала Маргред. — Будь осторожен, Дилан. Я плохо воспринимаю предостережения. Равно как и указания.
— Что-то происходит, — настойчиво возразил Дилан. — Что-то такое, что влияет на равновесие сил. Конн боится. Мы все чувствуем это. В мире демонов происходят какие-то возмущения.
Маргред содрогнулась. Ей очень не хотелось думать, что причина беспокойства, снедавшего ее в последнее время, заключается не только в неудовлетворенной похоти. Прямая связь с человеческим существом грозила нешуточными неприятностями. Нарушение равновесия, существующего между элементалями, между детьми моря и детьми огня, было во много раз хуже.
— У демонов всегда какие-то неприятности, — сказала она. — Но разве нас это касается? Или меня? Морской народ нейтрален и не участвует в войне, которую силы Ада ведут с человечеством. Мы всегда хранили нейтралитет.
— Едва ли можно говорить о нейтралитете, — заявил Дилан, — если ты трахаешься с одним из них.
Стрела попала в цель. Она поморщилась, но потом обратила улыбку в оружие.
— Так, как делала твоя мать?
— Моя мать вышла замуж за моего отца.
Маргред растерянно уставилась на него, не веря своим ушам.
— Правда? Но почему?
Дилан злобно оскалился.
— А ты как думаешь? Потому что он забрал ее шкуру.
Ага, вот, значит, как. Селки не могли вернуться в море без своей шкуры. Смертный мужчина мог удерживать жену-селки… до тех пор, пока прятал ее шкуру. Впрочем, дети в таких союзах рождались редко — и обычно оставались людьми, — так что браки даже могли оказаться удачными. Иногда.
— После того как со мной произошло Обращение, я нашел ее шкуру, — пояснил Дилан. — Она забрала меня с собой в море.
Маргред попыталась и не смогла представить, каково это — впервые войти на землю под волнами в… Сколько ему тогда было? Двенадцать? Тринадцать? Почти взрослый, оказавшийся в совершенно незнакомом новом теле и в таком же мире.
— Наверное, это было… непривычно, — наконец выразилась она.
Дилан склонил голову в знак согласия.
— Я ощущал страшную неловкость, и это еще мягко сказано. Так что держись своего народа, — посоветовал он. — Так будет легче для всех.
Он был прав.
Конечно, он был прав.
В общем-то, его рассказ не оставил ее равнодушной. И все-таки… Маргред бросила взгляд на его горло. Он не носил трискелион,[7] знак хранителя, указывающего на его принадлежность к элите правителя. Но при этом Дилан оставался протеже принца, таким же его созданием, как и гончая Конна. Надо ли понимать его так, что предостережение ей было сделано из искреннего желания помочь? Или юноша преследует собственные интересы?
Оставив его, Маргред спустилась по ступеням башни к подземным пещерам под замком. Толстые каменные стены прорезали узкие полоски света. Глаза девушки быстро привыкли к полумраку. Запах океана поднимался снизу, подобно дыму костра, разведенного людьми.
Пока Маргред спускалась по винтовой лестнице, навстречу ей попалась еще одна селки, Гвинет из Гиорта. Ее босые ноги оставляли мокрые следы на камнях. Обнаженные плечи прикрывала красная накидка, подбитая соболем. Черный мех приятно контрастировал с ее молочно-белой кожей и светлыми локонами, тем не менее выбор одеяния представлялся шокирующим. Дети моря, как правило, не носили другой шкуры, кроме своей собственной.
